Это удается далеко не всем и каждому. С
комплексом неполноценности, пусть сколь угодно глубоко скрытым, этого не
осилить. Наталья Кравцова не упускает случая показать нам девушек, которые
упрямо остаются сами собой, невзирая на обстоятельства применительно к
«девичьему характеру» более чем необычные. В день вручения гвардейского знамени
личный состав полка всячески прихорашивается — «и, конечно, надеваем юбки.
Хочется хоть на один денек снова приобрести свой естественный вид».
Или увлечение вышиванием. Правда, это было не более как очередное увлечение,
пришедшее на смену волейболу, шахматам или чему-то еще. Но вышиванием девушки
занялись всерьез и весьма азартно: «...где-то доставали цветные нитки, делились
ими, обменивались... В ход пошли портянки, разные лоскутики... Умудрялись
вышивать на аэродроме, под крылом самолета, в кабине». Вышивали назло
гитлеровцам, которые вроде бы делали все, от них зависящее, чтобы помешать
девушкам отдать дань этому традиционно девичьему занятию.
В новогоднюю ночь девушки гадали. У автора повести «получилась тройка лошадей
и еще что-то, вызвавшее самые различные толкования. А у Гали Докутович —
гроб. Никто не хотел, чтобы — гроб. И мы всячески изощрялись, придумывая
несусветную чушь...». Через полгода это гадание вспомнилось, когда Галя не
вернулась с задания. Мистика? Да нет, какая там мистика! Скорее —
статистика. Многие девушки не вернулись с войны, независимо от того, участвовали
они в гадании или нет, и если участвовали, то что при этом усмотрели.
Что такое война — на войне усваивается быстро. И при этом возникает
естественная неприязнь ко всякой фальши в ее изображении, к показной лихости,
ухарству. В день рождения Жени Жигуленке нашелся старый патефон с кучей
заигранных пластинок: «Если завтра война», — пишет Кравцова, — это мы
откладывали в сторону. Хрипели «Очи черные», отчаянно взвизгивал «Синий
платочек»... И вдруг... «Песня Сольвейг», печальная и нежная»...
Вот что, оказывается, тоже нужно для души человека на войне.
* * *
Надю Комогорцеву и Руфу Гашеву прорабатывали...
Велико было их прегрешение! Они возвращались в казарму с ужина не в общем
строю, а по тротуару, в обществе встретившихся ребят-земляков, из
университета... Смешно? Конечно, смешно. Но что-то в этом запомнившемся автору
повести эпизоде отражает время, обстоятельства, общественные настроения тех лет.
Каждая минута, отданная своему личному, казалась незаконной. Потом, когда мы
вжились в войну, да и дела пошли получше, это прошло — жизнь брала свое. Но
Надя Комогорцева этого не дождалась: еще до отправки на фронт она разбилась в
тренировочном полете.
Как всякий настоящий летчик, Кравцова говорит о своем самолете, будто о живом
существе. Впрочем, «Поликарпов-2» того стоит! Его боевая биография необычна. В
конце двадцатых годов эта машина была построена как учебная. Несколько поколений
летчиков начинали свою жизнь в авиации в кабине этого надежного, неприхотливого,
простого в управлении самолета. Но вряд ли кто-нибудь мог представить себе его
на войне иначе, как в роли связной машины... Когда же пришла война, многое
сместилось в сознании людей. В том числе и наши представления о том, какой
самолет боевой, а какой — нет. Нехватка авиации заставляла порой идти на
решения, мягко говоря, неожиданные — вроде загрузки бомб в кабину
пассажирского самолета с тем, чтобы выбрасывать их на противника прямо через
дверь, руками. Как одно из таких вынужденных решений было воспринято
большинством из нас и оборудование учебного По-2 (тогда он еще назывался У-2)
бомбодержателями, прицелом, легким пулеметом — что поделаешь, когда
настоящих бомбардировщиков так остро не хватает!..