Но то было в одиннадцатом году! А в двадцатых годах, когда уже осталась позади
первая мировая война, авиационная техника сильно продвинулась вперед и во многих
странах появились даже пассажирские воздушные линии, рассказанная Сиснеросом
история могла свидетельствовать лишь об одном — о значительной отсталости
испанской авиации. Нелегко было работать в ней! Для этого требовались и
мастерство, и большая любовь к своему делу. У Сиснероса было в избытке и то и
другое. Характерная деталь: вернувшись после установления в Испании
республиканского строя из эмиграции, Сиснерос — герой восстания на
аэродроме «Куатро виентос» — на вопрос своего товарища по восстанию,
ставшего теперь командующим авиации, какое назначение он хотел бы получить, не
претендует ни на какие высокие должности и, не задумываясь, просится на свою
прежнюю работу — инструктором в летную школу. И на следующий день он уже
был на «скромном, но милом аэродроме в Алькала, чувствуя себя необычайно
счастливым оттого, что снова может летать».
Даже став — уже во время гражданской войны — командующим
республиканской авиацией, Сиснерос продолжал летать сам. «Тот период
вспоминается мне как кошмарный сон, — пишет он. — Я по-прежнему
большую часть своего времени проводил в воздухе, но теперь после боевых вылетов,
вместо того чтобы немного отдохнуть и поспать, должен был идти к министру и
обсуждать с ним текущие дела». Перестать летать в этот момент он не хотел, кроме
всего прочего, еще и потому, что тогда «не имел бы морального права требовать от
летчиков выполнения опаснейших заданий». Это уже не только профессиональное!
Это — этическое.
Советские авторы, очевидцы и участники испанских событий, за исключением
разве что одного Михаила Кольцова, писали о внутренних сложностях и
противоречиях республиканского лагеря с понятной сдержанностью. Сиснерос может
позволить себе, оценивая положение «изнутри», говорить более откровенно. Он
многое проясняет нам в причинах, способствовавших неблагоприятному для
республиканцев ходу событий. Так, например, он считает, что действия
правительственных вооруженных сил, и в частности авиации, «в течение первых
недель определялись ошибочным представлением о характере и масштабах начавшейся
в стране гражданской войны. Мы были убеждены, что, прилагая максимальное усилие,
сможем подавить восстание в течение нескольких дней или, самое большее, недель.
Поэтому действовали так, как если бы каждый день борьбы был последним. В
результате — огромные потери в людях и технике».
И все-таки главная, основная причина победы мятежников заключалась не в
тактических или организационных промахах республиканского командования (хотя и
они сыграли немалую отрицательную роль), а в откровенной интервенции,
предпринятой фашистскими государствами Европы — Германией и Италией.
Сиснерос выражает твердую уверенность в том, что мятеж Франко, вне всякого
сомнения, был бы быстро подавлен, «если бы... республиканцев оставили один на
один с мятежниками».
Но их не оставили один на один.
«Положение нашей авиации с каждым днем становилось все более
трагическим, — продолжает свой рассказ Сиснерос. — Постоянно участвуя
в боях против численно превосходящего нас противника, мы несли большие потери...
Настал день, когда я отдал приказ: «Поднять в воздух истребитель!» — мы
располагали лишь одним самолетом»... А в это время Италия и Германия посылали на
помощь мятежникам одну эскадрилью за другой.
Достаточно взглянуть на карту Европы, чтобы, не говоря о многих других
причинах, понять, насколько трудно было Советскому Союзу оказывать реальную
поддержку республиканцам.