От какой-такой смерти? подбоченился Сучок. От этого витязя, что ли? Ха! И не таких видали!
Никона ты, может, и порубил бы, Алёна прищурилась на огонёк лучины. Хоть мечник он и не из последних, да только
Чтотолько? Тебе-то откуда знать?
А я, Кондрат, вдова, дочь, внучка и правнучка ратника Женщина не отрывала взгляда от огня. В селе воинском выросла и мужа своего сама на смертные сани уложила, да и так навидалась
Чего навидалась?
Да всякого И как с топором против меча выходят, и кто чего с железом стоит, и как порубленные в поединке падают
А Бурей тут причём?
А при том, что не жить чужаку, ратнинскую кровь пролившему, всё так же спокойно продолжила вдова ратника. Никто бы тебя на суд не потащил виру стрясатьтут бы и порешили.
Я ж за тебя вступился! Сучок аж рот открыл.
Дурень ты, Кондрат, Алёна не изменила позы. Ну, за меня, только кому до того дело? Пока вы кулаками махали да юшку друг другу пускалибог с вами, но ты железо достал Первым. Ладно бы ещё на поединок вызвал по обычаю, а как тыв драке За это только смерть! На том уж сто лет стоим, не выжили бы иначе
Мастер молча и яростно заскрёб рукой в затылке. От лучины отгорел уголёк и с шипением погас в плошке с водой. Сучок опустил руку, неразборчиво ругнулся и спросил:
У тебя хмельное есть, хозяйка?
Есть, а что?
Ну, так дай! Отработаю!
Это ещё зачем?! Алёна неодобрительно-удивлённо вскинула брови.
Кланяться пойду!
К Бурею?
К нему!
Да ты что?! Он же покачала головой хозяйка, но мастер не дал ей договорить.
Не спорь, хмельное неси! Не бабьего ума то дело! Сучок даже пристукнул кулаком по столу.
Алёна хотела окатить недомерка презрительным взглядом, но вдруг натолкнулась на стену. В карих глазах шебутного, мелкого нахала она увидела нечто, отличающее мужа от существа в портах, и этому «нечто» сейчас следовало повиноваться. Во всяком случае, Сучку представлялось именно так, а что считала сама Алёна Возможно, решила, что это не её делоона к нему в няньки не нанималась, так что пусть идёт, куда хочет. Спорить же с упёршимсясебя не уважать.
Ох, мужи, да что ж вам надо-то? покачала она головой, а потом нехотя поднялась с лавки. Погоди, сейчас принесу.
Точно пойдёшь? Алёна с сомнением смотрела на Сучка.
Точно! отрубил тот, поудобнее пристраивая под мышкой объёмистый жбан. Надо так!
Смотри, Кондрат, боятся тут его! И поделом боятся!
И что с того?! преувеличенно бодро вскинулся мастер. Он же сосед твой! Сколь лет бок о бок!
То-то и оно, что сосед, Алёна покачала головой. Навидалась!
А, где наша не пропадала, а всё жива! Сучок подкрутил ус. Ненадолго я! Жди вскорости, Алёна Тимофеевна!
Ну и катись, дурень плешивый! Она упёрла руки в бока. У вас, мужей, ни у кого ума нет! Не той головой, видать, думаете!
Ну, это когда как! Сучок блудливо подмигнул.
Сгинь с глаз моих, кобелина! разгневанная хозяйка ухватила плотника за шиворот и во мгновение ока выставила на улицу.
Сучок потер пострадавшую шею, почесал в затылке, восхищённо матюгнулся и бодро направился к воротам Буреева подворья. Идти было страсть как далекотрёх десятков шагов не набиралось, но на полпути плотницкий старшина крепко задумался. Что ни говори, а полёт, в который отправил его Бурей, был свеж в Сучковой памяти. Да и внешность обозного старшиныдолжность своего спасителя мастер уже успел выяснитьрасполагала до икоты, а слабых духом, надо думать, и до обмоченных портов.
Понятно, что подобные размышления живости и желания поскорее свести знакомство со столь благообразным и приятным в обращении мужем артельному старшине отнюдь не добавили, так что перед калиткой Сучок несколько замялся. Даже очень несколькотри раза он поднимал руку, чтобы постучать, и трижды опускал. Если бы не Алёнаобратно повернул бы. Наверное. Хотя, может, и не повернул бы: перед самим собой признаваться, что дал слабину, Сучку было еще нестерпимей.
«Тьфу, едрит твою по отвесу бревном суковатым, поперёк себя волосатым! Ты чего, Кондрат? Вздристнул, никак? А чего? Ну да, красавец писаныйлеший увидит, так ёжика родит, против шерсти, но ты-то вроде рожать не обучен?
То-то и оноэтот и обучить может! Как он менямахнул лапищей и ощутил я себя птицем небеснымлечу, значит, и гажу. Высоко так да недалекоаккурат до тына Алёниного»
За оградами на чужого надрывались псы, ночная птица прокричала с неба что-то обидное, а не робкий от природы плотницкий старшина всё стоял у калитки и бормотал себе под нос нечто отнюдь не душеспасительное. Кто знает, сколько бы он ещё утаптывал видавшими виды поршнями улицу, если бы из-за тына не раздался рык хозяина:
Чего разбрехался, кабысдох?! На шапку захотел?!
Хозяин, там чужой по улице шляется, послышался в ответ робкий голос.
А я тебя или кабысдоха этого брехливого спрашивал?! пьяным медведем взревел за тыном Бурей. Или ты на его место метишь?!
Хозяин! Вопль неудачливого холопа прервался после характерного звука, обыкновенно сопровождающего перемещение тела по воздуху после доброго пинка.
Сам напросился, почти ласково сообщил кому-то обозный старшина. Гавкай теперь. Ну?!
Гав-гав-гав, раздалось из-за тына.
Хорошо гавкаешь! похвалил Бурей. Сгинь, пока не пришиб!
«Ох тыкрутенек! Неудивительно, что его тут наравне с чёртом держат! Допрыгался ты, Кондраттакой за ради скуки башку оторвёт да к заду приставит, а потом скажет, что так и было. И ведь поверят, а то себе дороже! А-а, ладно, назвался груздёмполезай в кузов!»
Сучок, наконец, решившись, с размаху впечатал кулак в калитку.
Кого леший по ночам носит?! от рыка хозяина даже окрестные собаки заткнулись. Брысь, пока не пришиб!
Открой, хозяин, дело есть! приняв решение, Сучок уже не колебался.
Грррха, кто у нас такой храбрый?! Бурей, сопя по-медвежьи, отвалил засов. Ты кто?
Дед Пихто! выпалил, как утром, на голубом глазу мастер и осёкся. Здрав будь, Серафим Ипатьевич! Разговор у меня к тебе.
Какой такой Пихто?! Шлялся тут утресь один, обозный старшина шумно принюхался. Не ты?
Я! Тут дело такое
А чего дед? не дал Сучку договорить Бурей. Вроде не старый ещё?
Не старый и не Пихто меня звать
А кто? опять перебил обозный старшина.
Зовусь Сучком, сам плотник
А почему не Пихто? И зачем плотник? Ночь на дворе! Бурей был по-своему неоспоримо логичен.
Да по кочану! вызверился плотник. Зовусь Сучком, сам плотник, к тебе с разговором пришёл, понятно?!
А чего сразу не сказал? Бурей озадаченно поскрёб в затылке.
Так ты не дал! Сучок завёлся уже не на шутку.
Я? ещё больше озадачился Бурей. Не помню. Ну и хрен с тобой! Чего надо?
Благодарствую, Серафим Ипатьевич, что выручил меня утром, мастер коснулся земли зажатой в руке шапкой. Не допустил ты меня до смертоубийства
Так это ты Никону рыло начистил? на страхолюдной роже Бурея мелькнула тень узнавания. Знатно ты его, жопоглавца! А потом тебя тоже знатно!
А потом меня, согласился Сучок. А потом ты, Серафим Ипатьевич Вот я, значит, и пришёл, благодарность высказать.
Хрр, благодарность? горбун как будто пробовал это слово на вкус. Сам пришёл?
Сам. И не пустой! Сучок булькнул содержимым жбана.
Ишь ты Сам Бурей посторонился. Ну, заходи, коли так, гостем будешь!
Добрую половину скупо освещённой лучиной немаленькой горницы, в которую привёл Сучка хозяин, занимал сколоченный из толстенных досок стол. На нём в художественном беспорядке громоздились внушительная миска с квашеной капустой, не уступавший ей размерами горшок с варевом, от которого сладко тянуло тушёным мясом, исполинская бадья, испускавшая хмельной дух, а венчали эту благостную картину огромный полуобглоданный мосол и здоровенная кружка.
Остальное убранство тоже производило впечатление: на стене матово поблёскивал накладками из турьего рога огромный лук, рядом с ним висели столь же внушительных размеров рогатина и меч в изукрашенных ножнах, доспех, на лавке валялись медвежья шкура и медвежий же тулуп. Но это ещё что! В красном углу возле икон в богатых серебряных окладах теплился огонёк лампады. Лампада, кстати, тоже была серебряная и тонкой работы.