У тебя отец жив? Прохора дед?
Но Дарья Алексеевна не ответила. Вместо этого она сунула мне в рот какую-то деревяшку и начала меня «ломать». Это я ещё мало что чувствовалпарализовано же тело. И то от боли тошнило. Боль была такая, будто она руками прорывала мою плоть, копалась руками прямо в теле, ломала кости, переставляла их.
Не долго я вытерпел. Орать начал как резаный. Я и так мало что видел сожженными глазами, а тут их окончательно залили слёзы и багровый туман боли.
Потерпи, родненький, потерпи! шептала Дарья Алексеевна.
А куда мне деваться? Судьба, видно, такая. Судьба терпилы. А потом ещё и стыдно сталоот боли остыдобился. Не почувствовал это, по запаху догадался. Блин, с младенчества не было такого. Сквозь землю провалиться!
Сколько продолжалась моя пыткая не знаю. Учитывая изменчивость восприятия времени в таком состоянии, в каком пребывал я. И минута такой пытки казалась вечностью.
Но ведь не только хорошее заканчивается, а и плохое. Моя мучительница захрипела, как загнанная лошадь, рухнула на меня. Тут же скрипнула дверь, свет от окошка перекрыла большая тень, руки Прохора подхватили обессилевшую «мучительницу», унесли. Через минуту он вернулся, спросил:
Живой?
Не дождёшься! зло прохрипел я. Да, я был зол. На него, на его мать. За эту боль, за свой стыд, за судьбу терпилы. Я был несправедлив, это ясно. Но не в тот момент.
К чести юноши, он не обратил внимания на тот поток грязной ругани, что обрушился на него из моих уст. Он, молча, как бесчувственный робот, обмыл меня, завернул в штопаную и застиранную, но чистую простынь, понёс на воздух, обняв меня, как ребёнка. И, как ребёнок, я разревелся на его груди.
Стыдоба! И это называется «боевой командир». И не просто взводный какой, а комполка! Позор на мою седую голову! И как мне смотреть теперь в глаза моим подчинённым?
Понимаете, что произошло? Часть меня ревела на груди у подростка-великана, а частьхолодно, совершенно без эмоций, смотрела на это со стороны, упрекая. Это называетсярасслоение личности, шизофрения. Мой двойник, Голум, болел именно этим. А теперьи я тоже. Скоро начнут мне видеться орки, эльфы, ангелы и демоны, эгрегоры и Ктулху.
Прохор не донёс меня до дома (хотя там всего три метра), а я уже спал. Холодная, расчётливо-калькуляторная часть меня с лёгким удивлением констатировала это, потом с не меньшим удивлением констатировала собственное «выключение». Последней мыслью было«а они связаны остались».
Разговоры по душам. Какая душа, такие и разговоры
Разбудили меня петухи. Я был им рад. С детства не просыпался «по петухам». Ностальгияприятное чувство. Ещё меня радовало отсутствие «калькулятора» в моей башке. Но опечаливало отсутствие зрительного способа получения информации по причине повязки на глазах.
Так надо, услышал я голос докторши. Дарья Алексеевна не велела повязку снимать.
Ну, «не велела», так «не велела».
Как вы себя чувствуете? спросила меня докторша.
Никак, прохрипел я. Вчера, в крике, я сорвал голос. Ничего не чувствую. Совсем. Как нет меня. А, вот это чувствую. У тебя очень нежные руки.
Её рука погладила меня по щеке, вытерев дорожку слезы. Опять я в слезах!
Так, майор Кузмин! Отставить сопли!
Потом она кормила меня, пыталась меня расшевелить беседой, но я был «не в духе». Хотя её болтовня была мне нужна. Как бальзам на душу. Её разговор напоминал мне, что я ещё жив. Она мне рассказывала свою жизнь. Буквально изливала душу. Зачем? Не понятно. Понятно, что хочется выговориться, но мы же не случайные попутчики, которым и принято «изливаться». Ладно, хочешь «поплакаться в жилетку», буду я твоей жилеткой.
Так я узнал о её детстве и отрочестве. Об учёбе, историю их отношений с её мужем. Выслушал из первоисточника о событиях 22 июня на погранзаставе. Когда она рассказывала, как руками раскапывала воронку, когда искала останки своих детей, я плакал вместе с ней. Она схоронила останки детей и мужа в одной воронке. Хотела застрелиться, но пистолет мужа был разбит, а свой она потеряла при налёте. А потом жажда мести застила её.
Выслушал об их бесславном отступлении с остатками заставы. Почему бесславном? Потому, что выжившие пограничники были настолько деморализованы, что шарахались от любой тени, не то что оказывать организованное сопротивление. Что просто выбешивало Шахерезаду. А я их понимал. На тот момент это было обычным явлением. В плен не сдалисьи то молодцы.
Потом она рассказывала, как наталкивались на других окруженцев. На всяких разных. О некоторых и вспоминать не хочется. И это понятно. Сам о скольких таких стараюсь забыть? О скольких не буду даже в мемуарах вспоминать, чтоб бумагу не портить.
И вот однажды их «мобилизовал» комиссар одного из разбитых полков. Он организовал партизанский отряд (к радости моей собеседницы). В меру сил своих и разумения командовал. Получилось не очень. Всё же опыта партизанской войны у них не было. На своих ошибках и учились. А ошибки оборачивались кровью. И потерями. Но им удалось установить канал устойчивой связи с «Большой Землёй». И немного погодя после этого их отряд немцы и накрыли. Прямо при приёме самолёта. Моя собеседница была ранена в этом бою осколком мины в живот, и её тут же запихнули в улетающий самолёт.
Так она оказалась в госпитале на грани жизни и смерти, длительное лечение и приговорникогда и никаких детей.
Потом долгие и отчаянные попытки восстановиться в армии. Триумфеё вернули в строй! И новое назначениеко мне. Специнструктаж и строго-строго приказмою жизнь беречь, как зеницу ока. Причём приказ от таких командиров, которым не отказывают. Помнится, она что-то прошлый раз про Меркулова говорила. Хотя в армии ни от каких приказов не откажешься.
Вот такая её исповедь.
Ты выполнила приказя жив. Пока жив.
Не в приказе дело, вздохнула она. А почему ты тогда так странно реагировал на меня?
Какстранно?
Как будто давно меня знаешь, но никак не ожидал меня там увидеть.
Так и есть, ответил я. Она ждала продолжения, но что я ей скажу? Что онаточная копия моей жены? Так, по личному делу яхолост. Легенда, ёпти! Сказать правдуглупо, врать не хотелось:
Ты была моей возлюбленной, моей женой в прошлой жизни.
Ты помнишь свою прошлую жизнь?
Хотел бы забыть.
А, я понялаопять врёшь.
Ну вотсказал правдуне поверила. Лучше бы соврал. А, пошло оно всё!
Думай, что хочешь. Я тебе сказал, а там ужкак тебе захочется.
А я, дура, ему тут душу изливаю!
Я тебя не просил! ответил я. Жестоко? Жестоко. И ещё добил: Мне в своих запутках не разобраться, да ещё ты.
Да пошёл ты!.. воскликнула она, я услышал лёгкий топот её ног по доскам пола, хлопнула дверь.
Семейная сора? спросил через минуту голос Дарьи.
Чё? Не, мы не семья, ответил я, не понимая, как она оказалась рядом так бесшумно.
Слегка стукнули друг о друга ставни, ладонь Дарьи легла мне на лоб. Ага, так я у окна лежал?!
Сам сказалона жена тебе.
Так это там. И тамдругая. А этатолько внешне похожа.
Ну, тебе виднее. Но я виделасудьбы ваши связаны. Это называется браком. Она тебя любит. Или полюбит.
А я? усмехнулся я.
Ты? От тебя и зависит. Не тяни только.
Почему?
Тяжкие испытания тебе предстоят.
Кто б сомневался?! Судьба! Так и буду ходить по краю меж адом земным и раем, усмехнулся я.
Все тебя похоронят.
И это было. Но, я выживаю. Иммортал, гля! Жизньигра, у меня нет масти, смерть ко мне не питает страсти. Жизнь меня проиграла стуже, и смерти я не нужен.
А каково ей будет, думал?
Нет. С чего вдруг? Нет! Не хочу больше! Все кто был близокмертвы! Япричина и источник опасности для близких! Тогда зачем мне близкие? Лучше не сближаться, но и не терять! Обжигая холодным взглядом, стал я ядом.
Сам себя не обманешь!
Ты чё пристала, ведьма? А? Ты что, психоаналитик мне? Чё тебе надо? Можешь вылечитьлечи! Нетотвали! Застрелюсь, на хрен! Как же мне всё это надоело! «Судьба», гля! На хрен! Всех! Всё! Всё и всех! Вся жизньговно и солнцедолбаный фонарь! Провались всё пропадом!