Лагерь стал нашим персональным адом. Здесь нас не считали за людей, гоняли за любую оплошность. Причем наказание выражалось в получении порции плетей, после которых ты неминуемо попадаешь к местному лекарю. Прян Горькийтак его здесь звали. Он заслуживал свое прозвище, его микстуры и мази были еще одним способом довести нас до белого каления. Он выглядел сущим коновалом, который казалось даже не знал такого понятия как обезболивающее. Так что его боялись не меньше, чем плетей.
Первым, кто к нам пришел в халупу, когда конвоиры нас оставили, был местный прапор (это я его прапором окрестил) по имени Дель Злобный. Мать его за ногу, как оказались правы те, кто его так окрестил! Дель был назначен нашим инструктором на первое время, пока не прибудет прямой начальник дестанекий дэй Коло.
Его тренировки были скорее пытками, чем являлись упражнениями. Он буквально старался втоптать нас в грязь. К работе с оружием нас совершенно не допускали, в то время как все остальные отряды, которые были в лагере, проходили нормальные курсы боевки. И это напрягало еще сильнее. Мне казалось, что нас готовят таскать припасы в пути и трупы на поле, потому что, кроме как бегать с тяжеленным мешком, прыгать и ползать, нас ничему не учили. Нас подвязывали на всю грязную работу, будь то наряды по кухне или извлечение «золота», как здесь говорили, из выгребной ямы.
И это еще не все. Дель активно поощрял всех, кто задирал нас, бил и отбирал паек. Это оказывалось самым невыносимым. Кормили всего два раза в день, и когда ты к вечеру приползаешь на карачках в столовку, трясущимися от усталости и боли руками пытаешься донести ко рту ложку, тебе в лицо прилетает чья-то нога. А затем, когда ты скулящий валяешься на полу и зажимаешь «фонтан» из носа, у тебя забирают еду Ты ничего, просто НИЧЕГО не можешь им сделать, потому что у тебя висит этот ЧЕРТОВ ОШЕЙНИК!!!
В побоях и унижениях под страхом смерти от ошейника прошло полмесяца. За это время мы так толком и не познакомились друг с другом, на это практически не оставалось времени. Днем нам не разрешали болтать, щелкая хлыстом у самого уха, а ночью все приползали и падали на свои лежаки, засыпая мертвым сном.
Но сегодня все изменилось
День начался как обычно, с приема пищи и изнурительных забегов. Ничего не предвещало перемен. И вот, когда время уже близилось к ужину, а мы с мешками перепрыгивали через деревянные преграды, один из парней споткнулся и упал. Тот самый щуплый, которого таскал за ошейник конвоир на привале.
Разъяренный Дель подскочил к нему и начал пинать, заставляя парня продолжить забег. Тот, пытаясь увернуться от пинков, встал и прыгнул через перекладину. Но в полете его догнал сапог Деля и парень грохнулся всем телом на деревяшку, а мешок приземлившись сверху, добавив импульса. Перекладина треснула, складываясь пополам и позволяя парню вместе с мешком уткнуться в землю. Стоящий рядом Дель как-то замер и затрясся, а потом мы увидели, что часть деревяшки, отскочив, воткнулась ему в подбородок. Медленно из его рта стала вытекать струйка крови, а сам он начал заваливаться на бок.
Мы дружно наклали «кирпичей» в штаны, потому что уже знали, если умрет обладатель привязкирабу тоже не жить. Несколько мгновений все стояли в оцепенении, ожидая удушья. Но ничего не происходило. Меня отпустило первого:
«Если мы живы, то Дель тоже»Подумал я и метнулся к нему, отбросив в сторону мешок. Нужно было проверить пульс. И он присутствовал, когда я схватил прапора за запястье и прощупал его.
Бегом несем к Пряну. Он пока жив. Крикнул я остальным.
Мы дружно приподняли прапора и аккуратно оттащили к лекарю. На вопрос Пряначто случилосьответили, мол Дель нечаянно упал и пробил себе подбородок. Как потом оказалось, он пробил себе и язык, из-за чего дня два не сможет нормально разговаривать (счастье нашим ушам!!!). Но не суть
В этот день мы пришли на ужин раньше и без прапора. Какое же было блаженство, когда тебе дают горячую кашу и травяной настой, а не остывшую бурду с ботвой от чая. Все было просто великолепно, пока один из новобранцев (а тут почти весь лагерь состоял из них) не прицепился опять-таки к тому щуплому парню.
Он подошел и что-то сказал ему, на что щуплый просто отрицательно помахал головой и постарался притянуть к себе чашку с кашей. Новобранец резко надвинулся на него и схватил за грудки, что-то шипя в лицо. Я был почти на другом конце стола, поэтому не расслышал, что тот требовал, но терпеть больше не собирался. Пусть меня хоть расстреляют, задолбало уже!
Схватив кружку с горячим травяным настоем, я подошел сзади к этому «питуху» и хлопнулего по плечу.
Чего надо?! Обернувшись, выплюнул он мне в лицо.
Угостить хочу. Ответил я, плеснув ему в рожу кипятком.
А-А-А-А!!!! Схватился он за ошпаренную морду, выпуская щуплого из захвата.
Видя это дело, из-за столов повыскакивали ребята из его подразделения.
«3.14дец!»Подумал я, а вслух своим сказал. Бегите парни.
К этому моменту злоба во мне так сильно клокотала, что красная пелена застилала взор. И вся несущаяся на меня толпа не внушала мне ни грамма страха.
Мои парни спешно покидали столовую, унося кто что успел схватить со стола. Я, не дожидаясь пока все убегут, схватил лавку прямо из-под жоп отстающих и зашвырнул ее в первую волну бегущих на меня вояк.
Страйк, твою мать! Закричал я, пятясь задом.
Пока кто-то барахтался, пытаясь скинуть с себя лавку и товарищей, другие спешно обходили кучу малу и летели ко мне. Отходя, я уперся в стойку выдачи чая и выхватил черпак из рук обалдевшего от происходящего повара.
Клиника пластической хирургии открыта! Первый пошел! Размахнулся я неожиданным оружием. От удара паломником самого шустрого преследователя отбросило назад. Полет нормальный. Второй пошел!
А дальше понеслась, второй получил черпаком в живот и коленом в морду, следующие за ним двое ребяток споткнулись об скрючившегося товарища и получили ногой по затылку. Передо мной начал расти бруствер.
Подходи! Налетай! Пока горячее! В толпу полетел чан с кипящим настоем.
Сквозь гневные вопли послышался вой ошпаренных. К побитым добавлялось все больше и больше «тел», но и целых нападающих почему-то прибывало. Краем глаза я успел заметить, что, привлеченные шумом, в двери стали забегать и подключаться к общему веселью другие вояки, пытаясь достать меня из-за шевелящейся баррикады. Я отмахивался черпаком и опустевшей кастрюлей. Зубы и кровища из разбитых морд разлеталась по столовой как конфетти. Но вскоре меня просто зажали в угол, и пришлось туго. Нападающие в долгу не остались и тоже похватали различные орудия труда, чем и пытались меня достать.
Поначалу напор был настолько сильный, что я подумал всё, конец мне. Но чем дальше, тем больше он начал ослабевать. И вот сквозь толпу нападающих замечаю, как в тыл «вражине» несутся ребятки из моего отряда. Кто-то с метлой в руках, кто-то с чашками, кто-то вообще с ведром, которым чистят выгребную яму В общем, подмога подоспела как раз вовремя.
Правда это нас все равно не спасло, нападающих было чересчур много, даже моего «запала» на всех не хватило. Нас по одному начали валять и хорошенечко воздавать по заслугам. Не знаю, может быть нас и забили бы до смерти, если б в какой-то момент шум не перекрыл громоподобный голос:
Прекратить, сучьи дети!!!
Это был начальник лагеря Гогор. Все его узнавали только за одну фразу «сучьи дети». Мордобой мгновенно прекратился, и уцелевшие стали потихонечку приобретать вертикальное положение, попутно собирая рассыпанные по полу зубы.
Вы бл? совсем уху ели???!!! Что за 3.14допляски вы тут устроили?!!! А ну бегом на улицу! БЫСТРО ПОСТРОИТЬСЯ!!!
Когда все выползли на улицу, вытащив бесчувственных товарищей, и выстроились в шеренги, на улице появился Гогор с красной от гнева мордой и торчащими вверх усами, словно вздыбленный хвост у кошки.
Мне насрать, кто из вас, сучьи дети, это устроил! Всем по двадцать плетей! Он остановился и осмотрел строй «инвалидов». Завтра Добавил он. А сейчас все к Пряну и в койки! Увижу кого после заходаголову сниму! Ясно?!
Так точно! Гаркнул строй и потянулся в сторону местной санчасти.