- Жиры, белки и углеводы - кивнул Паша. Это-то он и сам знал.
- И они тоже. И микроэлементы и витамины и клетчатка и многое другое, что нужно, чтобы все органы функционировали как должно. Простая вещь - нет в рационе йода - и вырастает человек кретином. Мало йода в пище беременной женщины - и в лучшем случае она родит троечника - хулигана. Потому как доказана зависимость уровня уличной преступности от глупости, а уровня глупости и агрессивности - от авитаминоза и недостатка микроэлементов. Пресловутая колбаса во всем сильно уступает просто мясу, яйцам и рыбе, например - наставительно заявил врач.
- Но ведь не было колбасы. Из Москвы возили. И из Питера - сами же говорите.
- Понимаете ли, страна, в которой делают добротные ракеты и самолеты, легко может обеспечить себя колбасой. Это совершенно бесспорно. К слову, Горби недавно признался, что вполне могли бы избежать дефицита. Было, что продать, чтоб купить ту же колбасу. Но это не было нужно. Нужно было, чтобы публика решила, что систему надо ломать, нежизнеспособна система. И это не только в плане колбасы. Я тогда удивлялся, почему нам все время зарплату повышают? Цены низкие, фиксированные, а денег дают все больше и больше. И полки становятся все пустее и пустее, люди все скупают, а Невзоров в своих "600 секундах" показывает тонны колбасы на помойках. Теперь видно, что делалось все, чтоб граждане свое государство презирали и ненавидели и не помешали его разваливать. Все в жилу - и пустые полки, и кучи денег, которые потратить не на что, и пропаганда, тупая и тошнотворная и то, что зарубежные товары значительно лучше наших. Кто ж тогда знал, что наши специалисты и впрямь отбирают за рубежом только самое лучше - от фильмов, до питания. Мы же не знали, сколько там никудышного продукта. Зато сейчас нам эту дрянь широким потоком лили - задумчиво сказал врач, прихлебывая брезгливо чай.
- Хорошо, предположим, Горби страну сливал. Но ведь дефицит был и раньше? В том СССР, который вроде б и благополучен? - уперся Паша.
- Я же уже говорил - задача была обеспечить полноценное питание. А колбаса, черт ее дери - это пища нездоровая.
- Но зато вкусная! - не удержался Паштет.
- Да, вот "Вискас" тоже делает присадки, от которых коты и кошки балдеют. Только потом у них быстро почки из строя выходят и котейки гибнут в муках. Когда кричат о колбасе - принципиально не хотят сравнить простые показатели, сколько на душу населения приходилось килограммов мяса, рыбы и прочих картошек. Кто ж помнит бабушкины котлеты или мясо в супе, что жена варила? Колбасы же не было, вот трагедия!!! То, что было - публика не ценила, как и положено в поговорке. На Дальнем востоке нас кормили жирной свининой, максимальное уважение оказывали. А в магазинах у них было дикое количество морепродуктов, да таких, что вы не поверите, если рассказывать...
- А вы попробуйте - подначил Паша.
- Представьте себе на улице в ларьках коробки с вареными крабьими клешнями и лапами - и недорого. Даже для нас, молодых специалистов, прямо скажу - небогатых. И можете мне поверить, я еще не выжил из ума - все эти крабы, что сейчас продаются в консервах или в перемороженом виде похожи на тех свежесвареных, не более, чем резиновая подметка походит на хорошо приготовленный бифштекс...
- Извините, доктор, но все-таки ваш возраст - осторожно заявил Паштет, побаиваясь, что старичок рассердится, или того хуже - обидится. Но тот только улыбнулся.
- Знаете, был я недавно в Италии. И тоже подумал, что у меня атрофировались вкусовые сосочки, потому как купленные там в разгар сезона помидоры на вкус оказались типа хорошо проваренного полиэтилена. Или жевабельного безвкусного воска. Красивые, большие - но трава по сравнению с ними - лакомство. Приехал домой, звонит приятель из Астрахани, дескать, еду в гости, что привезти? И я попросил к его вящему изумлению привезти пару тамошних помидор - посмеиваясь, говорил доктор.
- И что?
-Рано мне пока декламировать "тебе и горький хрен - малина, а мне и бланманже - полынь!" Нормально работают вкусовые сосочки, не подкачали астраханские помидоры. Так вот кулинарии и магазины были забиты рыбой, в основном красной, самой разной, я тогда впервые увидел, что такое нерка, а что такое кижуч, в белом соусе, в красном, вареные, копченые, жареные, невиданные раньше трепанги и гребешки, трубачи и черта в ступе! Но наши попытки дорваться до красной рыбы встречались с негодованием - кто ж гостей рыбой угощает??? Низкий стиль! Чтоб вы поняли - это как если б вы угощали дорогого гостя магазинными пельменями - глянул врач на собеседника. Паштет и ухом не повел.
- Без масла и сметаны! - усугубил врач. Паштет только плечами пожал. Ну, пельмени. Вполне еда.
- Жестоковыйная толстокожая молодежь - сдался доктор и продолжил:
- Понимаете, для нас как раз свинина была привычной. И уж всяко - не лакомством. В отличие от крабов и прочих местных деликатесов. Но гребешков и кету нам приходилось покупать контрабандой и понемножку, чтоб хозяева не обиделись. И как им было объяснить ситуацию?
- Ну, лучшая уха - из петуха. Да и красная рыба очень разная. Мороженная по вкусу от свежей сильно отличается - блеснул знаниями Паша.
- То-то и оно, что не мороженная. И было ее навалом, самой разной. И нам, ленинградцам зажравшимся свининой, дальние востокцы тоже поэтому казались сильно зажравшимися. Как до того астраханцы, которые считали осетрину отходом при производстве икры, а воблу они ели, выдирая и выкидывая в мусор брюшко с вкуснейшей на наш вкус янтарной икрой. Зато наслаждаясь поджаренным на спичке плавательным пузырем, что для нас было дико. Как дико было для них, что мы каждую косточку обсасывали и брюшко ели. Ну и помидоры они не жрали, удивляя нас, которые после болгарских вечнозеленых, от душистого и сочного "бычьего сердца" сорванного прямо с поля, просто млели. Во Владивостоке еще смешнее было - у них мелькомбинат сгорел, болван один, сразу же покойный, при ремонте венткамеры закурил, выгорело все к чертям, потому с выпечкой было кисло. Нас угощали в знак особого расположения финскими макаронами, что для владивостокцев тогда было охренеть как круто. Вот тогда я чувствовал себя зажравшимся ленинградцем - усмехнулся врач.
- С чего это мелькомбинат так пыхнул? - удивился Паша.
- Пыль - адски горючая вещь. Любая, практически. И мучная рыхлая пыль вспыхивает как порох. А когда в момент полыхает вся система вентиляции, да с тягой - сами понимаете. Давайте еще чаю?
- Давайте - согласился Паша.
Туман разошелся только глубоким вечером, но скучно не было. Потом попаданец не раз вспоминал кусочки из этих разговоров.
Глава одиннадцатая. Портал.
В чертовой темноте, такой "выколи глаз" чернильной, какими бывают осенние ночи на юге, сверкающие, цветастые трассы были особенно яркими. Только радости от этих чистых, как из спектра выдернутых, красных и зеленых пунктиров не было никакой. Просто потому, что лежащий плашмя Паштет отчетливо понимал - это порхает Смерть. Не романтическая старушка с косой, а тривиальная, свинцовая, про которую ни легенд не складывали, ни рисунков не делали. И если парой минут назад все было просто плохо, потому как по мечущимся в низинке людям внезапно заработало сразу два пулемета, поливая рассыпавшуюся толпу как из шлангов ало-малиновыми струями, то теперь стало совсем паршиво, потому как неподалеку от Паши выкатился на край оврага маленький, несерьезный с виду агрегат. На гусеничках и с приплюснутой башенкой, то есть - танк. Только маленький еще, кормили плохо пока. В башенке торчало сразу два стальных жальца и теперь почему-то только одно, левое, трещало, как идиотская погремушка, брызгучим оранжевым огнем освещая граненые поверхности угловато-архаичного танкового серого тела и бликуя на отполированных узорчатых траках гусениц.
Зеленые трассы наперекосяк мелькали с красными, подстригая все живое на дне этой чертовой не то балки, не то долинки, не то оврага. Цветастые пунктиры делали ночь еще темнее, слепили и мешали разглядеть - что творится - то? Метались неразборчивые силуэты, кто-то трехэтажно матерился, кто-то стонал, кто-то командовал, кто-то плакал и разок высокий, словно бы даже детский звонкий голосок в ужасе взвизгнул: "Мамочка!" и все, больше его Паштет не слыхал.
Было очень страшно. Не помнил толком - как он тут оказался и - самое плохое - не мог пошевелиться - как только трассы хлестнули по бесформенной толпе, так и все. Ни рукой, ни ногой. И от этого становилось еще страшнее, до рвоты буквально.