Татаре просто впервые столкнулись с новейшей тактикой. Здесь и по европейским меркам огнестрела оказалось запредельно много, но главное - пороха, фитили, ядра и дроб, припас московиты взяли трофеем и потому смогли воевать по-новому.
Пушки. Много пушек. Большое количество индивидуального огнестрельного оружия. У татар теперь и пушек не было практически вовсе и с зарядами беда. Даже и запас стрел в обозе сгорел. Типичное превосходство в вооружении.
Да к тому же - все же в московском войске было около 20 тысяч бойцов. Причем укрытых за массивными и толково сделанными стенами гуляй - города. Татары и ногаи вынуждены были рубить стенки саблями и топориками, даже зубами грызли в боевой ярости, но это ничего не дало. И, наконец, огненный бой отгонял татарских лучников и не давал им беспрепятственно и методично расстреливать русский лагерь, а наличие собственных лучников, способных потягаться с татарами в лучной стрельбе, пустило дополнительную кровь атакующим.
То, что враг с утра не атаковал - и радовало и нервировало. Почему - Паштет сам не мог понять. Заряжал поспешно, но руки были непослушными, тряслись, как у похмельного, это мешало. Собрал 27 патронов, осталось 4 капсюля. Некоторое время тупо думал, куда делись недостающие гильзы. Потом что-то такое забрезжило, после того, как трижды прошарил в пустой сумке. Подтянул к себе тулячку - и вот тут накрыло паническим испугом. Сломалась двустволка! Не переломить! Клина дала! Не раскрывается! И судя по тому, как засуетились сидевшие рядом - и их перепугал, хотя уж на что - орлы!
Кряхтя, и так бойко, как дряхлый столетний старец, поднялся на ноги, показалось, что суставы заскрипели, взялся переламывать ружье при помощи телеги. Сотник подскочил и ревнивый Хассе. Втроем со скрежетом справились. Две грязнючие гильзы нехотя высунулись из казенников. Да, тут чистить придется, хорошо Хорь не видит этого безобразия. Сообразил, что сейчас поутру едва открыл ружье с гильзами в стволе потому как без адреналина да подзакисший нагар - и первое впечатление что "паламалась!!!" Глянул в стволы на солнышко. Чернота! Мдя, печные трубы в глухой деревне чище! Очень не хотелось возиться, но понял - рванет из-за грязищи стволы, тем паче - пули самокатанные, не шибко калиброванные, сковородные. Опять же под внимательными взглядами нагрубо прошел медным ершом и ветошью. И так был грязен, а тут совсем как трубочист стал, только цилиндра и не хватает. Перемазался в саже, зачучундрился. А, черт с ним. Тут все такие. Но непонятно было - куда еще одна гильза делась. Вернется Нежило - оторвать ему ухи! Пару оставшихся капсюлей замотал в чистую тряпочку, спрятал в нагрудный карман.
Все, теперь готов, не так страшно. Солнце уже высоко поднялось - а татары никак себя не проявили. И у реки пальба стихла.
Ружье привел к нормальному состоянию, содрав слои сажи. Щелкало теперь, складываясь и раскрываясь. Немного стало полегче.
А потом пришли уставшие и мокрые посланцы - те, которые ходили за водой. На канониров пришлось чуть больше половины деревянного ведерка. Вроде пустяк - чуть больше стакана на нос, а выпив мутноватую и уже теплую водичку Паштет словно ожил.
И остальные тоже. А Гриммельсбахер, который был мокрым с головы до пят и, упав во время драки в реку, напился от души, тут же вьюном ускользнул за щиты. Вернувшись оттуда торжественно вручил попаданцу грязную тряпку, в которой было с килограмм сильно окровавленного жира ломтями.
- Это - что? - спросил Паштет, адски боясь, что если угадал ответ, то драгоценную воду желудок не удержит.
- Ты же лекарь. Это человеческое сало, я же говорил, что им надо смазывать повязки, чтобы раны заживали быстро.
- Ты - дурак! - сурово заявил игроку "Два слова".
- Это еще почему? - взъерепенился мокрый проходимец.
- Свинец - яд!
- Дело говорит! Сало помогает в перевязках, но только сало убитых чисто - на виселице - и изредка - после белого оружия, это-то уж ты должен знать. И обязательно после того, как отходную прочтет. А эти все прострелены были ядовитым металлом. К тому же - язычники. Выкинь эту дрянь, мне, как в Бога верующему, такой поганью мазаться нельзя. И тебе не советую! - весьма сурово заявил старший канонир.
- Так что, не будешь брать? Найти приличное сало среди этой тощей голытьбы было непросто, между прочим - спросил лекаря оскорбленный в лучших чувствах игрок и, после отрицательного мотания головой, пожал плечами и выкинул сверток за щиты. Московиты на это все посмотрели круглыми глазами, а сотник что-то негромко пояснил, после чего все они закрестились. Дикие люди, чуждые прогрессивной европейской науке.
- Ты бы лучше, садовая голова, что полезное притащил. Дроб уже кончился, вчера последним бабахнули и картечи на несколько выстрелов осталось. А стрелять еще придется, я это чую сердцем - укоризненно сказал Хассе своему непутевому подчиненному.
- И я - жопой - буркнул негромко Шелленберг. Негромко, но чтоб игрок услышал.
- Понял, майстер. Эй, "Два слова" - полезли, пока тихо? Монетами, кстати, лучше всего стрелять вместо картечи. Доказано не единожды. Одним залпом разваливает даже довольно дисциплинированное войско, особенно если монет много и они золотые! - заявил прохвост, с которого все попреки скатывались, как с гуся вода.
Молчун кивнул, оставил шпагу и перевязь, сбросил сумки и налегке последовал за приятелем. Впрочем, ножик, оставшийся на поясе - был таким здоровенным. что всяко язык не поворачивался назвать молчуна безоружным. А Хассе свистнул соседям - мушкетерам и расчету орудия слева и отправился к московитам. После чего и от стрельцов несколько человек отправились за щиты.
Паштета не дергали. Так сидеть, сложа руки, тем более на фоне вялой возни всех вокруг, что, если учесть общую вымотанность и обезвоженность было бурной деятельностью, только на замедленной подаче, становилось неловко. Соседи - стрельцы засуетились - приехал какой - то важный чин с небольшой свитой. Вроде видел его раньше. Седобородый, невысокий, крепкий, подвижный. Осматривал те щиты, рядом с которыми возились вчера татары. Начальство стрелецкое - сотник его короткие приказы слушал с максимальным почтением.
На всякий случай перебрался за телеги, помня, что не стоит попадаться на глаза начальству. И вырубился, внезапно задремав в теньке.
Очухался, когда рядом загремели чем-то. Вернулись из-за щитов с собранным урожаем, таща все, что могло пригодиться. И стрельцы тоже притянули охапки всякого хлама, в основном - металлического. Сейчас все это ломали и гнули, чтоб могло залезть в жерло орудия. Ломаные лезвия ножей и сабель, наконечники копий, кучу ломанных стрел, от которых сейчас отсекали острые разнообразные острия, пластинки панцирей, какие-то непонятные куски - в основном железо и медь, причем железо рыхлое, ноздреватое, темно - серое.
- Придется дорогие ядра завтра пользовать, думал поберечь - грустно сказал Хассе.
- Это ты о чем? - не понял Паштет.
- Те, что мы пускали - из дешевого железа тесаные. А есть получше - литые из свинца с железными кусками внутри. Те - дороже, свинец ценен. Надеялся их оставить на потом, а наделать из них пуль. Прямая выгода была бы. А не выйдет - пояснил печально старший канонир, Паштет только диву дался, как в такой обстановке расчетливая немецкая душа считает грошики. Живым бы остаться. Но у европейца видишь как рационально.
Набранное для эрзац - картечи укладывали аккуратными кучками. На один заряд подбирая хлам. Кто-то заслонил собой солнце. Поднял глаза - сотник стоит. Что - то уважительно попросил, но из витиеватой речи понял только попаданец, что обращаются к нему как лекарю. Раз так, то в общем ясно - помощи медицинской просят. Только понятно плохо, во время боя и накоротке говорил этот московит куда проще и понятнее потому, а тут словесы заплел - не расплетешь. Ну да, слыхал как-то, что в старой Руси для высокого общения - высоким штилем изъяснялись, а так и попроще язык был.
Переспросил на всякий случай - что, лечение нужно, помощь?
Сотник кивнул, показал рукой на немецких раненых, лежащих под телегами. Что -то сказал про антонов огонь. И показал на своих.
Очень не хотелось идти, но заставил себя, молвил старшему канониру, что пойдет московитов лечить. Хассе это воспринял без восторга, но кивнул, а "Два слова" добавил в спину:
- Не продешеви!
Некоторое время было трудно - пришлось перестроиться с немецкого на русский, да еще попросить трижды, чтоб говорили проще. Сотник определенно встал в тупик, потому как явно полагал, что с лекарем говорить надо как подобает чину и рангу, а тут не пойми как себя вести. Потому как с одной стороны - лекарь, лицо уважаемое, с другой - простой немецкий наемник, то есть стрелец обычный, с третьей - все же пушкарь и пойди пойми, что это за зверь и как себя с ним держать.