Это был он«царь и великий князь Иоанн Васильевич всея Руси».
Благодарю, Олександр, за угождение, произнес царь неожиданно густым баритоном, вставая. Чем немоществовал есми прежь сего, прошло.
То не яз ослободил от пагубы, государь, басок моего предка источал почтение, а бога и пречистыя богородицы милость
Иван Грозный усмехнулся в бороду, оценив изворотливость целителя, и вышел на крыльцо. Всё застил свет ясного дня.
Рынды, бояре и прочая знать толклись во дворе, а вдалеке, за почерневшим срубом баньки, вставала нарядная восьмигранная колокольня.
Я сразу узнал церковь Одигитрии на Печерском подворье. И тут «кинопленка» оборваласьиз солнечного сияния меня затянуло во тьму, и вынесло в сумрак квартиры Котова
Уголок губ дрогнул, провожая воспоминание. Обитай мой пра-пра-пра в тогдашней Москве, меня бы все равно горячило любопытствоопричники, либерея, то, сё
Но никакой таинственный флер не витал бы, подзуживая к поиску, да и омут моей «обычной» памяти не всколыхнулся бы, возвращая в прошлое. А ведь дед Семен однажды выхвалялся перед бабушкой: «Да мы из бояр! Да у нас во Пскове палаты стояли каменные!»
Я тогда еще и в школу не ходил, а уж древность рода меня точно не волновала. Но вот сейчас припекло.
А что, если старый проговорился, хлебнув лишку? Вдруг и в нем просыпалась генная памятьи заводила в дом Олександра Гарина? И почему всякий раз, стоило мне погрузиться, я обязательно оказывался в «палатах»? Один лишь раз мне открылась иная с виду картинкамой предок смотрелся в свое отражение на подрагивавшей воде, но и это оказалась старая долбленая бочка, враставшая в землю рядом с крыльцом.
Одно из двухили целитель отчаянный домосед, или подсознание не зря притягивается к его месту жительства
Вон там! воскликнула Рита. Вон, в переулке!
И что бы я без тебя делал, улыбнулся я, притискивая девушку.
Пропал бы! засияла женушка.
«Палаты каменные» меня разочаровали. Низкое здание, сложенное из плитняка, напоминало брошенный баракс осевшей крышей, чернея провалами крохотных окон, оно навевало тоску.
Как все запущенно я оглянулся в надежде, что ошибся, но нетвон она, обшарпанная колокольня.
Рита вздохнула, поглядывая на меня изучающе и виновато.
Шестнадцатый век, вытолкнул я, натягивая улыбку, что ты хочешь
С торца мы обнаружили железную дверь, заржавевшую навек полуоткрытой, и проникли внутрь. Судя по штабелям трухлявых поддонов, здесь был склад. Загаженные цементные полы упрятали даже сход в подвалы. Мусор, скуренные «бычки», битые бутылки из-под пива Щербатые колонны, облезлые своды с дурацкими откровениями, выведенными копотью
А крыша не обвалится? боязливо спросила девушка.
Да кто ж ее знает сказал я в утешенье.
Хотел продолжить мысль чем-то значительными замер. Эти два окна Небольшие, стрельчатые
Четыреста лет тому назад вот здесь, на этом самом месте, сидел Иоанн Грозный, я приблизился и коснулся кладки.
За окнами бурел пустырь, где носилась ребятня, но воинственные кличи почти не залетали в окна. А у меня сразу поднялось настроение.
Грязьэто пустяки. Берешь веник, совоки вперед. Сдолбить растрескавшуюся корку бетона? Да не вопрос! Было бы желание.
А когда мы туда? негромко выразилась Рита, распахивая свои глазищи.
А сейчас!
Подобрав выцветшую газету «Псковская правда», я встряхнул ветхую бумагу и застелил поддон, грубо сколоченный из щепистых досок.
Чур, я на коленках! пропела девушка.
Твердо будет притворно вздохнул я, как бы не понимая. И занозы
Так я же на твоих! А-а Ты нарочно, да?
Каюсь
Усевшись, я притянул к себе мою красотулю, и красотуля заерзала, устраиваясь поудобней.
«Отрешишься тут, пожалуй», подумалось мельком.
Дай свои ручки, нужен телесный контакт узкие ладошки сунулись в мои пятерни. Закрой глаза и дыши, как я
«Не зашел бы кто»мелькнуло в голове.
Обычно на то, чтобы сосредоточиться, закуклиться от внешнего мира, уходило до четверти часа. А чтобы увести за собой и Риту
Но здесь, в «палатах», всё произошло чуть ли не мгновенноя соскользнул в черную бездну подсознания легко и просто. Словно шагнул в темную комнатуи щелкнул выключателем.
И бысть свет
Олександр в одних расшитых шароварах склонялся над бородачом, разлегшимся на топчане, и мял его спину, исполосованную татарскими саблямистрашные шрамы, налитые багрецом, бледнели на глазах.
Терпи, княже, терпи выдавил целитель.
Ох, мочи нет сдавленно прокряхтел исцеляемый. Косточки мои Паче дыбы трещат
Олександр коротко хохотнул, напруживая мышцы.
А я будто подглядывал за «физиопроцедурами»мой предок мял князя Шуйского, наместника и воеводу Пскова. Вот руки зависли, растопырив пальцы, и я почти увидел, как с них стекала та самая Сила.
Ох, печет-то как застонал князь.
То добрый знак Всё!
Ох, ложишься, яко на казнь, пропыхтел Шуйский, упираясь руками, а встаешь Паки здрав и млад!
Тут картинку размыло, будто водой, выплеснутой на акварель, но потеки тут же набухли четкостью, очертясь иным видением
Огонь, вертевшийся в горниле печи, бросал мятущиеся отсветы на стены, рубленные из громадных бревен, да на пышные «веники» трав и соцветий, свисавших с закопченного потолка.
В низковатую дверь, сколоченную из толстых лесин и обитую медвежьей шкурой, постучали с улицы.
Онфиме! глухо прозвучал голос.
Изба пошла ходуном, да кругоммой предок впускал гостя. Было похоже на компьютерную игру-стрелялку, где перед тобой маячит ствол убойного огнестрела и руки персонажа, передергивающие затвор.
Вот такая же конечность, костистая да жилистая, грюкнула засовом и пихнула створку. За порогом чернела ночь.
Обширная поляна серебрилась под холодным отраженным сиянием, а сама луна выбиралась из-за пильчатой линии могучего ельника. Ее свет окутывал фигуру гостя со спины, а печной пламеньспереди. Наверное, это был охотник из местныхдлинноволосый, упакованный в кожаные одежки, с мощным луком на крутом плече.
Поклонившись с неожиданной робостью, он протянул Онфиму связку мехов, и жилистая рука приняла дар Или дань? Или плату?
Жди, обронил хозяин, прикрывая дверь.
Небрежно швырнув переливчатые шкурки соболей на лавку, он достал с полки маленький глечик, накрытый пергаментом, и туго-натуго перевязанный у горлышка. Бережно зажав сосуд ладонями, Онфим вынес его во двор.
Во здравие, Рогволт, глухой голос предка звучал малость зловеще.
Охотник с трепетом принял кувшинчик, отвесил низкий поклони канул в темноту без тени шороха. А Онфим не сразу вернулся в теплозастыв на грани света и мрака, поднял голову к ясному небу. Луна ревниво гасила мерцанье звезд, но самые яркие кололи глаз льдистым блеском.
Солнц-то колико, солнц выговорил предок.
И тревожная темень оплыла, сливаясь в угольную беспросветность подсознания. И снова я обошелся без малейшего усилия, чтобы «прийти в себя»никакого «отторжения», никакого «зависания»разжмурился сразу, как только пришло на ум такое хотение.
Даже прилив веса не откликнулся в теле раздраженным зудом. Вернулась тяжесть? Ну, и ладно.
Рита глубоко вздохнула, и потянулась, прогибая спину, а затем развернулась ко мне лицом. В ее широко распахнутых глазах цвета полуночи оплывал ужас и плескался восторг.
Спасибо! шепнула девушка. Это было потрясающе! Нет, слова какие-то блеклые, затасканные Этобыло! с силой вытолкнула она. Не кино, не сон, а взаправду! О, как бы я хотела вот так же, как ты по дну подсознания
Ну, дно глубоко, хмыкнул я, обнимая Риту, и заворковал, зажурчал:Когда Игорь Максимович научит меня распоряжаться Силой, обязательно поделюсь с тобой
И я стану, как ты? Ну, хоть чуточку? прошептала красавица, сближая большой палец и указательный. А тебе не жалко?
Ничуть, улыбнулся я. Ведь нас станет двое.
Пятница, 14 октября. День
Йемен, Сана, район Ас-Сабин
На экране телевизора бесновались бородатые личности в офицерской форме. Роняя фуражки, тараща глаза, они размахивали черными пистолетами в приемной, тщась вломиться в кабинет президента, но четверо парней в спортивной форме ловко отражали атаки. Они крушили челюсти направо и налево, заламывали руки и укладывали наемных убийц мордой в ковер.