«Должны же торгаши понимать законы торговли», думаю.
Соломоныч прячет понимающую улыбку, опуская голову.
Хорошо, соглашается она, немного разочарованно, за сколько же ты хочешь продать эти песни с правами на них?
За пять тысяч рублей за песню, открыто смотрю на нее, стараясь не проявить эмоций.
Это не реально! решительно заявляет. Пойдем ко мне в кабинет, не будем здесь мешать, предлагает, взглянув на Соломоныча.
С нами сегодня еще один пацан. Это он под богом ходит. Та икона была его, вопросительно гляжу на Соломоныча. Может не стоит его держать на улице?
Соломоныч колеблется. Потом неохотно кивает и сообщает:
Пусть заходит.
Этим летом мне некогда будет ездить к вам. Возможно, он будет возить товар. Парень надежный, успокаиваю его.
Хорошо, пусть заходит, заявляет уже без тени сомнения.
Приглашаю ребят к Соломонычу. Передаю Филу список вещей для Маринки, а сам иду за Антоновной в глубины магазина.
Кабинет у нее значительно просторней, чем у Соломоныча и больше похож на кабинет, чем на склад антиквариата, хотя здесь тоже хватало разных артефактов.
Антоновна расположилась за солидным столом. Кивнула мне на стул возле стола для совещаний, приставленного к ее столу и начала убеждать меня:
Сережа, пойми! Неизвестные песни неизвестного автора столько не стоят. Надо реально смотреть на вещи.
Сколько же предлагаете вы? спрашиваю, стараясь выглядеть равнодушно.
Пойми. Каждая из песен может стоить по-разному, задумывается, от трехсот до одной тысячи рублей, предлагает. Если действительно песня стоящая, уточняет.
Мотаю отрицательно головой:
Могу предложить одну стоящую песню за три тысячи, если поможете зарегистрировать в ВААПе остальные, предлагаю.
Удивленная моей информированностью, смущенно заявляет:
Я такие вопросы не решаю.
Впервые замечаю у Ады Антоновны эмоции.
Твои песни надо слушать, чтобы их оценить. Здесь у меня нет магнитофона, чтобы их прослушать. Предлагаю съездить к одному знающему человеку, который сможет их оценить и купить, вопросительно смотрит на меня она.
Пожимаю плечами:
Если надо, поехали.
Антоновна, задумчиво глядя на меня, тянется к телефону.
Алло, это я! , приехал. , Привез, , пленку и ноты. . Сколько песен? спрашивает меня.
Семь, отвечаю.
Семь, повторяет в трубку.
Слушает:
Так,так,поняла,так,хорошо! кладет трубку.
У нас есть час. Потом встретимся с одним человеком, задумчиво сообщает мне.
Я поднимаюсь из-за стола.
Поедем, кофе пока попьем. Расскажешь мне о себе, предлагает мне, решительно поднимаясь с кресла.
Молча иду за ней. Выходим во двор через заднюю дверь магазина. Антоновна подходит к новой красной «шестерке». Открывает ключами водительскую дверь, садится и, перегнувшись через сиденье, открывает правую пассажирскую дверь для меня. Замечаю болтающуюся на зеркале, какую-то пушистую зверушку и наборный плексигласовый набалдашник на рычаге переключения передач.
«И весь тюнинг? мысленно удивился. «Хотя нет, что-то переключила под приборной панелью», заметил. «Вероятно, самопальная противоугонка установлена», предположил.
Поехали какими-то дворами, переулками и я быстро запутался в кривых московских проулках и поворотах. Подъехали к кафе в каком-то тихом переулке.
«Гости столицы, явно про это кафе не знают», мысленно отметил.
Антоновну здесь знали, так как она приятельски здоровалась с немногочисленным персоналом. Посетителей в кафе было немного из-за раннего времени. Сев за столик у окна, она сделала заказ для себя и вопросительно посмотрела на меня.
Кофе со сливками или с молоком. (Сомневаюсь, что в это время найдутся сливки даже в Москве). Сахара одну ложку, сделал заказ я.
Вижу удивленный взгляд Антоновны. «Опять эмоции вызвал!» удовлетворенно отмечаю мысленно.
Расскажи, пожалуйста, о себе, предлагает Антоновна.
У меня не богатая биография, улыбаюсь. Живу с родителями в рабочем поселке, перешел в десятый класс.
От девочек, наверное, прохода нет? провоцирует на откровенность.
Пока справляюсь, неопределенно отвечаю, открыто улыбаясь.
Антоновна помолчала и, не дождавшись продолжения снова спрашивает:
Как ты песни стал сочинять?
Давно замечал, что в голове порой крутятся какие-то мелодии, иногда со словами. Решил как-то записать. Купил и научился играть на гитаре. Ходил к репетиторупрофессиональному музыканту. Он помогает с нотой записью и табулами. Недавно выступил на концерте к восьмому марта со своей песней, привычно рассказываю свою версию.
Кому уже продал песни, расскажешь? спрашивает.
Одну в наш городской ВИА, две другие для женского голоса певице из областной филармонии. Одна из них «Дальнобойщик». Вы слышали ее. Девочка, которой ее подарил, так решила, признаюсь.
За сколько их купили, не скажешь? допытывается.
Дорого, для нашего городка и областного центра, намекаю на столичные возможности.
Антоновна обиженно поджала губы.
Все равно, ты очень дорого запросил, задумчиво заявляет она.
На какой гешефт Вы рассчитываете, если не секрет? откровенно спрашиваю.
Антоновна пристально смотрит на меня и задумчиво произносит:
Евгений говорил мне, что ты очень необычный молодой человек. Теперь я и сама, замолчала. Конечно, я рассчитываю на небольшой процент, признается неохотно. Все будет зависеть от человека, к которому мы едем.
Чем думаешь заниматься после школы? Музыкой? интересуется, думая о другом.
Нет. В институт пойду, признаюсь.
Все, поехали, сообщает, взглянув на часики, и лезет в сумочку за кошельком.
Достаю и кладу на стол рубль.
Я заплачу, нерешительно заявляет Антоновна.
Пожимаю плечами и выхожу из-за стола, «забыв» рубль на столе.
В машине предлагаю:
Вы можете рассчитывать на десять процентов с каждой проданной песни. Или тысячу, если поможете зарегистрировать песню в ВААПе.
С ВААПом я тебе вряд ли помогу, задумчиво признается она. Надо бы с Евгением посоветоваться, решает и поворачивает к обочине, останавливаясь у телефонной будки.
Возвращается. Едем дальше.
Евгений тоже не знает. Пообещал разузнать про регистрацию. Вероятно, потребуются немалые деньги, сообщает, взглянув на меня.
«И здесь хотят заработать жуки!» думаю с неприязнью.
Приехали к старому пятиэтажному дому. Дом был с всякими архитектурными изысками. Поднялись на четвертый этаж по широкой лестнице. Между лестничными пролетами было пустое квадратное пространство. «Для лифта, что ли?» возник вопрос, «для подъема крупногабаритной мебели», пришел ответ от памяти будущего.
На звонок открыл дверь невысокий седоватый мужчина, лет пятидесяти, одетый в халат на белоснежную рубашку с галстуком. С интересом посмотрел на меня и расцеловался с Антоновной. Она представила нас:
Сережа Соловьев, Иосиф Аркадьевич!
Пожали руки.
«Рука мягкая, теплая», мысленно отмечаю.
Проходите, пожалуйста, приглашает рукой вглубь просторной роскошной квартиры.
Не снимая обуви, проходим в большую комнату. Оглядываюсь. В углу рояль, вдоль стен вычурные диванчики и стулья. В другом углу столик с букетом живых цветов, похоже на антикварный со стульями на гнутых ножках вокруг. У входа какие-то статуи, в углах вазы. Вдоль левой стены белая мебельная стенка в тон со светлыми стенами. Комната, да и вся квартира оформлена богато и со вкусом.
Чай, кофе? радушно предлагает хозяин.
Благодарю, только пила, отказывается Антоновна.
Спасибо, тоже отказываюсь.
Он приглашает нас к столику и садится спиной к окну.
«Лицо прячет в тени», соображаю.
Ну-с, молодой человек, говорят, вы можете удивить старика? мельком взглянув на Антоновну, с интересом смотрит на меня, приглашая к разговору.
Пожимаю плечами, молча ожидая продолжения, и достаю из пакета бобину с пленкой и конверт с нотами.