Летний день был в самом разгаре. Домаш ушел на торговище, унося с собой десяток расписанных Лаврином сосудовдве корчаги, две братины и шесть кувшинов. Все оформленныеДан, про себя, по аналогии с искусством двоюродных братьев славян скифов, называл его звериным стилемв зверином стиле. То есть, сплошь сцены из жизни животных. На восьми сосудах местное зверьемишки косолапые, олени с ветвистыми рогами, волки и парящие орлы, на двухкопии с африканских рисунков Дана. Жирафы, львы и облизьяны-обезьяны. Копии, потому что сам Лаврин их не видел и мог пользоваться лишь набросками Дана. Зенону Дан, пока, расписывать изделия не давал. Парень еще хромал, да, впридачу, и торопился. О том же, чтобы дать ему расписывать керамику через трафареты, не могло быть и речи. Красиво, то есть так, чтобы глаз завораживало и смотреть было приятно, с трафаретом не разрисуешь. А Дан хотел, чтобы изделия, идущие под маркой Мастерская ДомашаДана или МДД три сплетенные вместе буквицы, где крайниеМ и Д выполнены кириллицей, а соединяющая их доброД глаголицей, не имели художественных изъянов. Чтобы их трудно было подделать и, чтобы значок МДД гарантировал качество товара На торг Домашпервый развзял и несколько глиняных фигурок в стиле миниатюрной скульптуры. Они были выполнены Лаврином по прямому указанию Дана. Фигурки представляли из себя не просто знакомых новгородцам с детства зверей, а зверей в несколько потешном, утрированном виде. И в тоже время они были очень реалистичны Не попытаться использовать талант Лаврина, как скульптора, Дан не мог. Ну, а торг покажетесть ли смысл в этом его, Лаврина, даровании или это сейчас неактуально и одно баловство и перевод глины. К сожалению, сам Дан временно был связан по рукам и ногам заказом ганзейца. Выгодным заказом. Заказом, который нельзя упускать. Тот купец, что забрал первые горшки, расписанные Даном, потом пришел снова и заключил контракт с Домашем и с Даном, уже как компаньоном гончара, на партию товара в 100 кувшинов, расписанную, пока еще, самим Даном. Без Лаврина и Зиньки. Но участие последних в деле было уже не за горами.
Дан, как раз, рассказывал очередной, адаптированный им к реалиям 15 века анекдот про незадачливого любовникатаких, переделанных анекдотов из 21 века, Дан уже кучу пересказал Семену с Вавулой, а теперь еще и прибавившимся к их компании Лаврину с Зенономкогда за забором усадьбы Домаша, в очередной раз, послышался голос, интересующийся:Здесь ли мастер Дан?
Дан чертыхнулся. В последнее время к Домашу часто пошли ходоки, пытающиеся переманить мастера Дана к себе. Первыми стали заезжие немцы-купцы из Риги. Вначале они направились к Домашу. Подошли к нему на торгу, поговорили и, получив честный ответ, что мастер Дан, как уже называли Дана в Новгородесоседи Домаша по посаду, гончары, у которых Домаш скупал продукцию, купцы на торгу, ну, и некоторые люди из окружения боярыни Марфы Семеновны Борецкойне работник Домаша, а его подельник по ремеслу, тут же двинулись к самому Дану. Дана немцы сманивали в Ригу, в смыслеперебраться в Ригу, однако Однако, он на их посулы не поддался, хоть немцы и сулили Дану невероятно выгодные, по их мнению, условия. То бишь, по истечению года, который он должен будет отработать на купцов, сделать его мастером в ремесленной гильдии города Риги Предложение, действительно, было неплохим, пусть Рига, пока еще, и оставалась маленьким немецким городом на берегу Балтики. И раньше бы Дан непременно ухватился за него, но, увы! Не сейчас. Сейчас у него были другие планы, он передумал бежать из Новгорода и, наоборот, собирался стать стопроцентным попаданцем-прогрессором и сохранить Новгород стольным Господином Великим Новгородом Посему условия немцев Дана не заинтересовали.
Вслед за немцами переманивать Дана пытались и местные, новгородские деловые люди. После визита к Дану немецких купцов из Риги, до них тоже дошло, что в гончарном ремесле Новгорода намечаются некоторые изменения и связаны они с поселившимся на посаде, за Людиным или, по-другому, Гончарным концом, литвином Даном. И к Дану зачастили ходоки. В основном хозяева таких же, как у Домаша, мелких мастерских. Мелких, потому что крупных в городе не было. Уровень дохода не позволял существовать в городе крупным.
Среди ходоков особо выделялись Третьяки. Братья Третьяки. Их было пятеро и все рыжие. Третьяки жили вместе, одной большой патриархальной семьей, подчиняясь во всем воле старшего брата Аристарха, в миру просто Третьяка Старшего. Дан видел его пару раз издали, Семен показал. Крупный, не намного меньше Дана, с большой головой, покрытой редкими светло-рыжими волосами, и короткой, скорее шкиперской, рыжей бородой. С рубленным топором, совсем не славянским лицом. Непропорционально узкоплечий и излишне длиннорукий. Третьяк Старший, также как и Домаш, каждый день стоял на торгу. Еще поговаривали, что братья, что старший, Аристарх, имел дело с низовыми купцами, привозившими в Новгород хвалынскуюперсидскую и прочую восточнуюкерамику, однако По словам Семена, точно этого никто не знал.
Сам Третьяк к Дану ни разу не подходил, но его братьяи по очереди и всей кучейуже четырежды наведывались к Дану, выбирая момент, когда отсутствовал Домаш. Причина такой нелюбви к Домашу заключалась в том, что между Домашем и Третьяком были определенные нелады. И они однаждыпо словам Вавулыне на шутку сцепились на торгу. Ну, не на торгуэто чревато большим штрафом в Новгороде, драка на торгу, а на ближайшей к торжищу улице. В итоге Третьяк долго ходил с ободранной скулой и хромая, а Домаш с распухшим ухом.
На отказ работать с ними, братья как-то слабо реагировали и, спустя некоторое время, появлялись снова. Братья брали Дана на измор. В конце концов, их рыжие конопатые физиономии настолько примелькались ему, что он даже стал различать их. Самый младший из братьев был и самым огненно-рыже-конопатым и вид имел Антошки из запомнившегося Дану еще с детства мультфильма:Рыжий, рыжий конопатый Двое более старших были потемнее волосами, хотя и с курчавыми светло-рыжими бородками и светлыми усами, а четвертый являлся точной копией Третьяка Старшего, за исключением носа. Он у четвертого выступал не столь далеко, как у Старшего. Дан так часто видел братьев, что уже весь Новгород стал казаться ему рыжим. Он даже начал опасаться за свое душевное здоровье, ибо поймал себя как-то на мысли, что страстно желает придушить кого-нибудь из Третьяков и сократить, таким образом, хоть немного, поголовье рыжих в Новгороде. Труп, затем, естественно, нужно будет закопать под основание новой, только что заложенной Домашем печи
Вот, и сейчасне иначе, как очередной ходок от очередного житнего человека или сам житный человек, по-другомукрепкий хозяин, зажиточный новгородец, пришел уговаривать Дана со всей щедростью отдаться другому. А, может, и кто из братьев Третьяков опять приперся
Мастера ноугородские, возвысил голос Дан, обращаясь к окружающей его честной компаниилепящему тут же, в сарае, на гончарном кругу очередную кружку-канопку Вавуле; зашедшему в сарай за необоженными кувшинами и разным прочим Семену; черниговцу Лаврину и малолетнему Зиньке, разрисовывающим в сарае, вместе с Даном и под присмотром Дана, горшки и кувшины, а не попросить ли нам Домаша, чтобы завел он пса здоровущего и позлее? Да, не одного, а двух? А то, постепенно снижая накал в голосе, добавил Дан, достали уже эти ходоки, калики, блин, перехожие
Дан заметил взгляд уставившегося на него Зиньки. Семен-то с Вавулой уже привыкли к разным непривычным словам Дана, хотя поначалу тоже стопорились, особенно Семен со своим:Обьясни но устремленные на Дана синие глаза Зиньки требовали дать ответ.
Достали, в смысле надоели,поспешил сказать подростку Дан, а заодно и Лаврину, никогда ничего не спрашивающему и вечно занятому своими мыслями. А ходоки потому что ходят раз за разом. И, забыв о крикуне за калиткой, продолжил анекдот:Так, вот, возвращается купец из поездки
Мастер Дан здесь? спросил уже иной, басовитый, с легкой хрипотцой голос. Ого, уронил пегобородый Семен и, разворачиваясь и чуть не цепляя локтем привставшего с лавки, потянувшегося за горшком в клети, Зиньку, удивленно произнес, это же И не договорив, поспешил из сарая.