Вдруг как раз сейчас подмога нагрянет. Тогда пить ее совсем не придется. Где же вы, солдатушки мои, когда так нужны?
Имя у тебя есть? Меня Иван зовут, я чуть не добавил Матвеевич, но вовремя остановился. А тебя как?
Ты знаешь как. Ты ведь меня уже называл, девушка слегка побледнела и погладила у себя на груди деревянную фигурку, закрывая ее от моих глаз.
Тотем? я кивнул головой, понимая. Догадливый, но не быстрый. Жаль, что не успел разглядеть фигурку.
Да.
Хорошее имя. Тотем. Ничем не хуже Ивана.
Пей.
Может быть всё-таки суп?
Пей!
Я вздохнул и поднес миску к губам.
Бубен коротко стукнул и замолчал.
А потом отстукивал, кажется, каждый мой глоток. Точно и правильно. Будто слился со мной. Я выпил всё и протянул миску девушке со странным именем Тотем. Теперь никого не обидел? Только свой желудок? Интересно, я уже считаюсь каннибалом и принят в семью? Если плясать надо, то я пока не смогу. Никак не готов. Хоть вешайте. Откинулся в шкуры. Мягкие и теплые. Пахнут по-другому. Приятно и как-то по-домашнему. Странные ощущения. Незнакомые.
Спасибо, пробормотал я, глядя в дыру в веже. Луна мне подмигнула. Звезды закружили хоровод.
Не благодари, сказала девушка и отодвинулась в темноту.
Глава 6
Веки не хотели раскрываться. Испытывали препятствие. Волоски ресниц срослись и теперь противно гнулись, желая преодолеть барьер. Зрачки хаотично бегали под тонкой кожей, мечтая о свете и о картинке виденья. Терпенье на исходе. Кромсает-то как душу! Нет мочи справляться от эмоций и хочется закричать от тоски. Я сделал усилие над собой и напряг веки, пытаясь их распахнуть. Наконец-то, прорыв!
Ресницы в тонком льду открылись в узкую щель, давая минимум искаженного обзора. Зрачки засуетились, живя своей жизнью: выхватывая из мрака предметы, давая мозгу, как можно больше информации. Темно и очень холодно, но очнулся я явно не от этого. Рядом скрипел снег под осторожными шагами. Невидимый зверь или человек ходил крадучись кругами вокруг моего убежища. Замирал, прислушивался, всячески давая понять, что чувствует меня.
Я затрясся. Проклятый холод выворачивал меня. Тело изгибалось. Позвоночник хрустел столбами. Где я? Что со мной? Образы в голове не задерживались, проносясь в хаотичном порядке: вальсирующие пары, пышные платья, качающаяся кровать с початой бутылкой на столе; опрокинутый стакан, катающийся на гладкой поверхности гранями мутного стекла; беспокойный старик в сюртуке, но больше похожий на лешего; лыжи, смеющаяся счастливая красивая женщина; орден на ленте, сжатый кулаком в белой перчатке; вежа, олень, теплая кровь в деревянной миске, шкуры оленей. Все вокруг закрутилось, набирая скорость, готовое лопнуть и прорваться. Поющий старик и девушка-дикарка у очага. Стоп! Они последние. Но куда делись? Как посмели меня бросить? Я же замерзаю. Коченею!
За стеной вежи зверь шумно вздохнул, принимая решение. Прохрипел что-то невнятное.
Я попытался проморгать веки. Ресницы с треском отрывались, оставаясь в корке льда. Видеть стал лучше. Да, я в веже: дыра в потолке, но от холодного очага дым костра вверх не поднимается. Никого нет.
Зверь слегка надавил на стену и шкуры опасно провисли под тяжестью.
Сейчас пойдет на прорыв.
Я внутренне сжался и машинально поднял правую руку. Почерневшие пальцы сжимали револьвер. Не знаю, чему больше удивился: оружию, кускам плоти на пальцах или покрытому коркой льда лыжному костюму. Шесты с треском начали ломаться, шкуры разлетелись, и в шаткое жилище ввалились несколько заснеженных людей.
Кажись нашли, сказал первый, скручивая с лица края башлыка, чуть приоткрывая мохнатую шапку. Я же говорил был след.
Вот ведь Егорка, молодец, знатный следопыт. Опять получит премиальную чарку от благородия. А то и часы!
Да куда ему часы! Мал еще больно! Он же во времени не разбирается!
Мне бы часы очень пригодились! Я бы в деревне с часами погулял по центральной! стал мечтать Егорка. Я бы их и не заводил. Берег бы!
Я опустил руку с револьвером, устал.
Живой что ли? протянул удивленно голос. Чудеса. Мотай, Егорка, за урядником и скажи каюру, чтобы нарты подогнал.
Я прикрыл глаза. Солдаты, не дожидаясь старшего, расстелили тулуп, уложили и закутали тело.
Что тут у вас? урядник начал с того, что кого-то толкнул и на лыжах въехал в развороченную вежу. Нашли тело бергмейстера? Молодцы! А вежу-то зачем так разворотили, креста на вас нет что ли? Мы же не басурмане. Закоченел? Отмучился, бедолага. Давайте вытаскивайте! Пока не стемнело, надо в город успеть! Заметет же! Живо стараться! Что еще?
Так ведь, Захарыч, живой он.
Как живой? урядник наклонился. Снял варежку и теплой рукой стал щупать пульс на шее, пристально заглядывая в глаза.
Я и говорю живой, а вы не слышите, отозвался бойкий солдат Егорка.
Да ты, Захарыч, револьвер попробуй у него отними! Мне не дал.
И мне не дает. Ваше высокоблагородие, слышите меня? Сейчас мы вас погрузим. Олешки быстрые! Домчат и глазом не моргнете!
Я моргать не мог, но шутку оценил.
Плохо будет, если мы его сейчас потеряем. Возьмем грех на душу. Егорка! Где каюр?
Господин урядник, погонщик не идет сюда! Из местных же он!
Как не идет? Что за препоны вы мне тут строите? удивился урядник, распрямляясь. Его лыжа наехала на мою ногу. Не почувствовал.
Через слово понятен. Лопочет по-своему. Дрожит сильно. Боится. И олени его дрожат. Нервные, того и гляди сорвутся. Когда уже все русский выучат?! Дикари.
И что он там лопочет? Ты что-нибудь понял?!
Да, что-то про святилище, которое мы сломали, про духов, которые поклонялись медведям. Говорит, что в северное сияние здесь мертвые в бубны стучат да пляшут. Может в зубы ему дать, а то до сих пор бормочет и не остановится? Слышите, аж завывает! Я хотел сам упряжку подогнать, да он как начал упираться, плачет. Говорит, обратно дорогу теперь не найдем! А как не найдем? Город вон за той грядой сопок. Да и следопыт я в отряде первый.
Так! Живо к каюру и не дай ему сбежать! Пока мы не подойдем. А то точно дорогу обратно не найдем. Павлов! Хватай тулуп с другой стороны, потащили. А вы двое! Чините вежу и нагоняете нас!
Захарыч, как же Да, зачем? Кому она нужна?
Зачем чинить-то? поддержал другой солдат. Мы же православные, что нам их святилища? Нас бубнами, пляшущими девками и чертями не устрашить. У нас свой Бог. Верный.
Да. У нас свой Бог, урядник покосился на него, перекрестился, вздохнул и добавил:
И сейчас он нас покинул.
* * *
Зеркальная вспышка ослепила глаза. Заморгал часто, восстанавливая картину. От меня отклонился человек. На голове странное зеркало с дыркой посередине. Глаза смотрят через круглые очки внимательно и осуждающе. Нахмурен. На черный сюртук накинут белый халат.
Ну-с, голубчик, с возвращением.
Рядом с хмурым мужчиной появился старик градоначальник. Всплеснул руками, говоря:
Ну, что же вы, Иван Матвеевич! Как же так? Склады мои обещали проинспектировать, пушки посмотреть.
Так посмотрю, прошептал я. Горло пересохло. Врач поднес к губам алюминиевую кружку с теплым отваром, дал напиться.
Пейте. Это на бруснике. Первое средство. А вы не нервничайте так, Петр Кузьмич. Сядьте. Сейчас я его слушать стану.
Посмотрит он, проворчал старик. Десяток солдат обморозились, пока вас, сударь, искали. Если бы не опытный урядник, никогда бы к городу не вышли и не довезли бы вас. Плутали и ходили вокруг города, не видя его. Никак черт заставил кружить! Кстати, двойное чудо! Надо бы молебен заказать.
Почему двойное? не удержался я от вопроса, оглядывая серую палату. В углу в печке горят поленья. На плите огромный чайник закипает.
Первое, что нашли вас. Второе, что довезли вас и не померзли дорогой. Молебен! старик развел руки и пожал плечом.
Да, лучше бы не довезли, вставил своё веское слово хмурый доктор.
Да что ж вы такое говорите! встрепенулся старик.
А я всегда за правду! Больной должен знать свой диагноз! Чтоб не надеялся ни на что. Дышите, не дышите, ледяной стробоскоп заскользил по горячей груди. Я смотрел в глаза строгого доктора и ничего в них хорошего для себя не видел.