Я вышла и оказалась в осеннем, пестрящим золотом и багрянцем парке
Парков-то в Питере сотняно такого я еще не видела. Ни собачников, ни студентов, ни окурков, ни семечной кожуры под ногами. Только голуби прогуливались по мощеным коричневым камнем дорожкам да ох ты ж, ё-оперный театр павлин. Настоящий павлин с огромным павлиньим хвостом шел мне навстречу и укоризненным взглядом требовал уступить дорогу. Я уступила и долго еще смотрела ему вслед, пока он не скрылся в зеленой оранжерее. Потом я закрыла рот и кое-как добралась до фонтанчикабрызнула себе на лицо холодной водой. И почти не удивилась уже, увидав, что все три чаши фонтана, из которых одна в другую перетекала водопадом вода, инкрустированы голубыми и розовыми камнями. Хотя композиция из камней (надеюсь, это просто хрусталь), что была на верхушке фонтана, меня все же заставила полюбопытствовать. Несколько крупных ярко-розовых кристаллов, сверкающих на солнце, были собраны в цветок, наподобие розы, и обрамлены тончайшими металлическими с перламутровым отливом листками. Более того, когда я коснулась металлических листьевоказалось, что они свободно, с тихими щелчками вращаются вокруг «розы» и пускают в воду фонтана изумрудно-зеленые отсветы.
Я снова попятилась, еще пытаясь восстановить дыхание после бега.
Одна радость, все когда-нибудь кончается: вот и парковая дорожка уперлась в кованые ворота с уже знакомым вензелем «KG», а за ними Господи, я никогда не думала, что так обрадуюсь серым обшарпанным стенам питерских домов и шумной, пропахшей бензином улице. Кажется, я даже прослезилась. Бегом преодолела оставшиеся десять метров, выбралась за калитку на улицу и от ужаса чуть не села наземь.
Мимом меня пронесся, едва не задев, старинный музейный автомобиль.
А ему наперерезколяска, запряженная самой настоящей лошадью.
А потом меня облаяла собачонка, которую выгуливала старушенция, одетая еще похлестче, чем нагрубившая мне дамочка. Дурдом продолжался.
Я по дуге обошла собачонку. Хотела было обернуться на ужасно раздражающий длинный гудок за своей спинойно тут меня с огромной силой что-то толкнуло в бок, и я полетела на мостовую.
Попасть в прошлое, чтобы через пару часов помереть там под колесами автомобиля. Это, пожалуй, могло приключиться лишь с такой неудачницей, как я.
Глава 2. Брат и сестра
Она умрет? Умрет? Гришечка, пожалуйста, скажи, что она не умрет! Ох, Господи, я этого не вынесу
Она не умрет.
Вслед за слухом, проснулось мое обоняние, и от резкого запаха прямо под носом (видимо, нашатырь) я тотчас открыла глаза. Голова раскалывалась на части, и я долго не могла сфокусировать зрение на лицах, склоненных ко мне.
Их было двое. Блондинка лет двадцати пяти, хорошенькая, с аккуратным вздернутым носиком и заплаканными небесно-голубыми глазами. Второймужчина постарше. На его лицерезком, грубом, с изломанной линией носа и тяжелым небритым подбородкомя не нашла и намека на мягкие, привлекательные черты девушки. И все-таки, пока они горячо спорили над моей головой, прежде всего подумала: брат и сестра.
Слишком светлые, прозрачно-голубые глаза мужчины смотрели на меня хмуро и выжидающие. Что-то мне подсказывало, что заботит его вовсе не мое здоровье. А жаль: красавцем мужчина не был, но что-то заставляло меня возвращаться взглядом к его лицу снова и снова.
Это вы на меня наехали? хрипло спросила я у него. Больше желая проверить, могу ли еще говорить, чем услышать ответ.
Но он и не ответил, а дамочка-блондинка, всхлипнув еще раз, пискнула:
Это я Простите. Ради бога простите, я уже поклялась Грише, что в жизни больше не сяду за руль авто.
Ты уже пять раз клялась, Кики, отмахнулся ее брат.
Вы переехали пятерых?
Нет-нет, вы первая! Раньше я сбивала только цветочные клумбы
Я откашлялась, прогоняя хрипоту, и попыталась сесть, чтобы получше осмотреться в комнате. Увы, мне и удар головой о мостовую не помог: это по-прежнему была не комната, а зала с обитой парчой мебелью и шелковыми стенами. Правда то ли мне вспомнилась дорога, по которой меня везли в бессознательном состоянии, то ли шестое чувство проснулось, но я вдруг явственно поняла: это не тот дом, где я была прежде.
Куда вы меня увезли? почему-то испугалась я. Зачем вы меня увезли?!
Брат с сестрой переглянулись, и на этот раз заговорил мужчина:
Успокойтесь. Голос у него был под стать лицу: резкий, грубоватыйно неожиданно приятный уху. Вы у меня дома, и вам ничего не грозит. Позвольте, как я могу к вам обращаться?
Марго.
Так вот, Марго, мне показалось, вы не хотели оставаться в особняке фон Гирса, он подозрительно прищурился. Вы были босиком и, простите, в ночной рубашке, когда выбежали из ворот. И торопились так, словно за вами черт гонится.
Ну дапризнала я нехотя.
А мужчина будто этого и ждалнавис надо мной, опершись на спинку софы, и еще крепче вперился в меня взглядом:
Он силой вас удерживал?! Похитил и не давал уйти? Его здесь нетмне вы можете сказать правду! Я журналист и помогу вам, если скажете правду!
К-какую правду?..
Ох, Гриша, ты совсем запугал бедную девушку! вступилась блондинка. И, право, какие глупости ты говоришь: будто Георг кого-то похищал. Я даже слушать этого не стану!
Меня никто не похищал, вынуждена была признать я.
Ответ мужчине не понравился, и он, резко перестав играть в благородство, гаркнул:
Тогда почему вы оказались на улице в таком виде?! Зачем вы его покрываете? В следующий раз он просто убьет васэтого добиваетесь?!
Гриша, Гришаоттащила его сестра. Что такое ты говоришь, прекрати! Георг никого не убивал и не собирается убивать! Но правдаона повернулась ко мне, отчего вы оказались на улице в таком виде? И кто вы? Я никогда прежде не видела вас у Георга.
И снова они оба смотрели на меня и молчаливо требовали ответа. А что я могла им сказать? Я бы и сама не отказалась узнать, что за чертовщина здесь творитсяи где я, и как я здесь оказалась.
А еще у меня невыносимо болела голова
Я поерзала на месте, удивляясь, до чего же удобная мебель в этом странном мире, облизнула пересохшие губыи решилась сказать правду. Будь что будет!
В общемначала я.
И меня прервал неторопливый стук в дверь.
Простите ради бога, Григорий Николаевич, в комнату сунулась голова девицы в чепце, там в передней господин. Вас спрашивает.
Какой еще господин? наорал Григорий Николаевич на горничную. Гони его к черту, некогда.
Да я бы и прогнала, но он говорит, что, ежели не впустите, то он в полицию пойдет жаловаться. Говорит, барышне, что вы нынче в свои апартаменты привели, она многозначительно скосила глаза на меня, лежащую на софе в одной ночной рубашке, приходится родным братом.
Чего?! не сдержалась я.
В Магнитогорске остались две моих младших сестрыно братьев у меня нет даже двоюродных.
Новых знакомцев факт наличия брата у «барышни» в неглиже тоже немало удивил. Григорий Николаевич нахмурился еще суровей, прошелся вокруг моей софы, заложив в карманы брюк крепкие жилистые руки, и велел, наконец.
Зови сюда. Поглядим, что там за брат.
Да, поглядим, согласилась я и перед встречей с родственником даже натянула сорочку на порядком оголившиеся ноги.
А когда «брат» вошел, стремительно распахнув дверь, я и вовсе лишилась дара речи. Я сошла с ума. Я точно сошла с ума: говорила мне мама, не сидеть столько времени за компьютером. Господи, что же будет со всеми моими куклами, когда меня сдадут в психушку?..
Ну слава богу, Маргарита, ты живая все больницы в округе оббежал! Я же говорил, милая, ты больна еще, и не следует тебе пока выходить на улицу. Напугала всех до смерти!
Этот Яков, парень с бургером, который продал мне Доротею, теперь был одет как какой-нибудь доктор Ватсон из советского фильмаи вел себя так, будто мы знакомы сто лет.
Нависнув над софой, он по-отечески погладил меня по голове, а потом скорее снял пиджак, чтобы прикрыть мои плечи.
Я бесконечно признателен вам, господа, что позаботились о Маргарите. Как я могу вас отблагодарить?
Спасители мои (или похитителипока не разобралась) смотрели на Якова почти так же подозрительно, как я. Кики с затаенным в глазах страхом; Григорий Николаевичсвысока, надменно скрестив на груди жилистые руки. К слову, он на английского джентльмена не походил совсем: рукава мятой рубашке закатаны по локоть, сюртука вообще нет, соломенного цвета волосы взлохмачены, на лице щетина.