К смерти уже приготовился, а тут новые люди понабежали, да смотрюрожи знакомые. Яков Моисеевич который, нарисовался и так глазами раз! Окинул всё, да и в самую серёдку полез. Орёт! Громко и противно, как птица-павлин, у которой из жопы веер, ажно уши режет. Но слушаются.
На идише сперва, а потом уже народа понабежало не только идишского, так и на русский перешли. Так себе русский, как по мне, но хоть через слово понятно.
Перепутали нас оказывается, значица. Мы с моря когда пошли, вперёд чутка убежали, штоб от надоедливых мелких отстать, а тут Молдаванка краешком проходит. Бывает, што и забредают всякие там чужие, из особо наглых. Ну вот нас за таких и приняли. Наглых.
Мы ж только вчера приехали, а слухи хоть и быстро расходятся, но вот накладочка вышла. Не все услышали, а если и услышали, так и не поняли.
Смотрю, народ успокаиваться стал, и Фира ко мне подошла, да платком лицо вытирает. А кровищи! И не заметил, как зацепили. Бровь рассекли, оказывается, и как только глаза не залило?
Мужик тот подошёл, которово я ножом поранил. Ухмыляется!
Ты, Говорит, молодец, што за девчонку свою вступился, потому к тебе претензий от Фимы Бляйшмана и нет! Только и она не права была, потому как за языком хоть немного следить надо.
Похлопал меня по плечу, отдал нож, да и пошёл себе. Смотрю, показывает дружкам ранку, да в меня пальцами тычет со смешками. Стоят, гыгыкают, а морды такие, што сразу видноИваны! Ну то есть на свой, на жидовский лад Иваны.
Может, только самую чуточку пониже, у меня на такое глаз намётан! Серьёзные дядьки.
Меня отпускать начало. Никак, думаю, обойдётся? Потом в толпе дедок появился. Такой себе разъевреистый еврей. Не просто шапочка ета чудная на голове, да с пейсами, а фу-ты ну ты!
Ребе, Шепчет Фира, прижимаясь сбоку. Имя ребе в голову не влезло, потому как чудное, да и галдят очень уж сильно и все разом.
Погалдели, а потом ребе и присудил. Все неправы оказалися! Мы, потому как без ума пошли по чужому району. И нападавшие, потому как нечево руками без спроса размахивать! Стыдно такое для евреев, значица. Потому как язык Б-гом дадён, штобы говорить, а говорить если не умеют или не хотят, то чем они тогда от диких зверей-обезьян отличаются?
Мы вроде как первее неправы оказалися, а нападавшие неправы сильнее. Но поскольку один вотрыгает, то и оплачивать рыгачку ево нам предстоит. Мне то есть.
Ты как? Спрашивает Лебензон серьёзно, Согласен с судом нашим или через как?
Согласен за севодня, Ответствую, што ж не согласиться-то? Ваших я неправее считаю, но они тут свои, так што всё и понятно. Странно было бы, если бы свой ребе за чужово судил.
Ну тогда с тебя семьдесят рублей, Объявил он, потому как голова, а это не нога и не жопа! Для еврея голова важнее всего! Есть у тебя, или кто поручителем пойдёт?
Фирка аж зажмурилась, кулачки стиснула, да вот-вот, вижу по ней, шаг вперёд сделает. Непорядок!
Што ж не быть!
Все так удивилися сразу, да загалдели так, што ажно вороны с деревьев послетали. А я достал с кармашка деньги, тряпочку промасленную развернул, да и отсчитал семьдесят рубликов. И показал заодно, што больше-то нетути почти што! Так только, три рубля ассигнацией.
Досада взяла немного, да не за деньги даже и не за суд полуправедный, а за кармашек потайной, на штанах у пояса с изнанки самолично шитый. Деньги што, заработаю! А вот складывать куда теперь, ето вопрос.
Да потряхивает пока после драчки, вслух ето и сказал сдурума. Взгляды вокруг такие сразуого! Не просто как к взрослому, а как примерно к Якову Моисеевичу. Уважаемый человек.
Драчка наша без последствий не осталась. Сперва с деньгами пришлось расстаться в чужую пользу, а после, часам к пяти, пришёл околоточный надзиратель. Знакомиться вроде как.
Так значить, Шломо, Усатый дядька с нескрываемой иронией оглядел меня.
Племянник троюродный, Охотно подтвердила тётя Песя, подвигая его благородию рюмочку и тарелочку с закусью. Благородие чиниться не стал, выпил пейсаховки, да и закусил.
Племянник, Хмыкнул тот, сделаю вид, что верю.
А ты, Повернулся он к Чижу, тоже из обрезанных?
А? Агась! Закивал Санька, Етот Рувим!
Да ну!? Весело удивился околоточный надзиратель.
Да вот те крест! Санька истово перекрестился от лба до самого пуза.
Отсмеявшись, благородие многозначительно поиграл бровями, и пришлось отдать ему последнюю трёшку. Взял, не чинясь и не таясь, спокойно так. Выпив напоследок и основательно закусив, он удалился, посмеиваясь то и дело.
Я тово Начал было виноватиться дружок.
Ерунда! Отозвалась хихикающая в кулачок Фира.
Точно? Не поверил Санька, и правильно сделал!
Точно! Захохотала та уже из-за двери, Одним анекдотов в Одессе больше!
По лестнице еле слышно простучали ноги, и уже во дворе послышалось звонкое:
Ща такое расскажу, што уссикаетесь!
Да ерунда, Даю Саньке отмашку, в самом деле ерунда. Ты любого из местных представь хоть у нас в Сенцово. Што, не обсмеялись бы? Плюнь!
Деньги Промямлил тот.
Плюнь! Завтра пройдёмся по Одессе, да и посмотрю, где и как можно заработать. За поесть и пожить можно не беспокоиться, но насчёт пироженых-мороженых и поразвлечься надо подумать.
А ты таки владеешь профессией? Осторожно поинтересовалась тётя Песя, отвлёкшись от готовки.
Ага. Экзамен в управе не сдавал по известным вам причинам, но ремеслом холодного сапожника владею в полной мере.
Таки ты пойдёшь на бульвар в поисках работы? Или как?
Или нет. Я люблю работать руками, но зарабатывать предпочитаю головой.
И как успехи? тётя Песя ажно замерла, только с половника в кастрюлюкап, кап!
Есть, но там. А здесь думаю иначе, так интересней. Надо мылить. Меня, например, кормят идеи, и я хочу есть вкусно и спать сладко, зарабатывая не в поте лица, а головой. Завтра пройдёмся по Одессе и будем посмотреть, где тут у вас деньги лежат.
Четвёртая глава
До вечера крутились с Санькой во дворе и окрестностях. Показывали, значица, што тьфу! Плюнуть и растереть, а не ситуация! Мы такие, Сенцовские, Московские, Хитровские! На одну руку намотаем и соплёй зашибём!
Фирка гордая ходила за мной, ни на шаг не отлипая. Ишь, лестно ей! Сопливка ещё, а ножичками уже из-за неё бросаются. И вроде как заявка на жениховство.
А я ни да, ни нет хотелкам её. Вроде как и глупости всё, но и прямо вот так сказать, што «нет», язык как-то не поворачивается. Красивая потому што, как икона с Божьей Матерью, хоть и маленькая совсем. Да ещё и как вспомню, как она на дядьку етого! Серьёзная девка, к такой и присмотреться можно.
Чуть не заполночь с местными сидели, ну вот так здесь принято. Жарко потому што днём, вдохнуть иногда тяжко даже. Вся работа и жизнь вообще летом поутру идёт, да вечером, когда камни остывать начинают, а с моря ветер задувает. А днём прячутся от солнцасиеста, значица. Ну ето кто может себе такое позволить, канешно.
Байки мне одесские вечером рассказывали: про катакомбы, греков древних, обстрел города в Крымской войне, за контрабанду. Интересно! И не сразу поймёшь, когда врать начинают, а где и всерьёз.
Танцевать ещё учили. Ха! Семь-сорок называется, ничево так! Чудной, ну да не мне говорить! Я быстро всё схватил, да потом со всем двором и перетанцевал на все лады. Скрипочка пиликала душевно так, другие всякие инструменты музыкальные.
Заполночь угомонились, так мы с Санькой спать и пошли. Ополоснулись наскоро из чайника, да и начали устраиваться. Ворочаемся, да охаем, ажно на смешки пробирать стало.
Ты севодня такой евреистый еврей был, што прям погром захотелося устроить, Тихонько засмеялся дружок со своево топчана.
А сам-то, сам? Так отплясывал, што увидь тебя наш батюшка, так епитимью небось наложил бы!
Тоже всё болит? Сменил Чиж тему разговора.
Агась! Как ни повернусь, так везде больно! Ничо! Так быстрее синцы сойдут, да и мазями што, зряшно мазюкались?
Надо будет потом тёте Песе отдать деньгами, Заворошился беспокойно дружок.
Отдам! Всё, спи.
Санька быстро засопел, а мне сон не шёл. Не то што даже болит всё, сколько мысли всякие, дурацкие. Привык с недавних пор разбирать прошедший день поминутно. Ну то есть сперва вспоминать, потому как для памяти полезно, а потом и разбирать. Анализировать, значица.