СветланаТулинаЧеловечья магия
Вместо прологаФеренциата, или Как трудно быть человеком!
За два поколения до основных событий
Не люблю оборотней.
Припереться незваными и испортить праздниклюбимое их развлечение. Ну и что, что я не отмечаю ночи рождения с шести лет и сегодняшнюю тоже не собиралась, хотя она и семнадцатая, веха и всё такое. Но я не люблю эти ночи лишь чуть меньше, чем оборотней. Да и то только потому, что они, по крайней мере, никогда не припрутся в неурочный час и не станут трезвонить так, словно хотят разбудить всех мертвецов на Старом кладбище. А эти красавцы и в дверь молотили бы, как раньшеда только вот года два назад я украсила её серебряной инкрустацией. Как раз на случай. Теперь не колотят, только трезвонят. И воняют Терпеть не могу этот запах.
Проверка! пролаял тот, что покрупнее. Документы! Личный досмотр!
И осклабился, шаря по моей фигуре увлажнившимися глазами и одновременно пытаясь протиснуться в прихожую. Даже лапу в щель просунул, паскуда. Но тут же отдёрнул, взвизгнув, заскулил жалобно, вылизывая обожжённое местоцепочка, которую я накинула прежде чем открыть дверь, была серебряной.
Не люблю оборотней.
Вот как раз за это и не люблю. За хамство и тупость, помноженные на тупость и хамство. И за полное неумение владеть собойдо полнолуния больше суток, а он уже на взводе, аж трясётся весь. И скулит противно. Поделом. Если я обхожусь без прислуги и сама открываю дверь поздним визитёрамэто вовсе не значит, что я беззащитна и всяким-разным можно тянуть лапы, куда не просят.
Снимаю цепочку и выхожу в полосу лунного света. Хорошо, что нет облаков, иначе пришлось бы зажигать фонарь, чтобы разглядели как следует, лишняя суета. Сейчас же мне достаточно слегка приподнять лицо и улыбнуться во все тридцать два, безупречно ровных и ослепительно белых
Обожжённый оборотень забывает про травму, панически взвизгивает и кубарем слетает с крыльца. Очевидно, новенькийместные все меня знают. Это я удачно. Новеньких надо сразу ставить на место, а то потом проблем не оберёшься. Второго я даже вроде как узнаю, запах знакомый, чуть отдающий металломкажется, он из оружейников. Держится получше, но и его отшатывает. Это хорошо. Боитсязначит, уважает. И мозги вроде не совсем луной отбило.
С ним и будем разговаривать.
Проблемы?
Обычно после моей улыбки все вокруг спешат заверить, что никаких проблем. Этот же мнётся, стягивает с лобастой башки потёртую шляпу, вздыхает. Начинает издалека.
Горожане обеспокоены, мэм
Н-да? И какое же мне до этого может быть дело?
Снова улыбаюсь. На этот раз он даже не вздрагивает. Надо было всё-таки зажечь фонарь, в его свете моя нынешняя шкурка приобретает очень эффектный оттенок. Как же его зовут, этого оружейника?..
В городе пропадают дети, мэм. Вчера исчезла дочка мисс Элизабет, и её нигде не могут найти
Смотрю на него в упор. Он отводит глаза, мнётся, но не уходит. Не верю, что этот самозваный патруль заявился ко мне в такое время из-за подобной ерунды. Но если тебе не хамят в лицоприходится тоже быть относительно вежливой.
Насколько я помню, с Памеллой мы учились у одном классе. Ей уже семнадцать?
Две недели как, уточняет он.
Ну да, ну да. Если не ошибаюсь, то, начиная с последнего новолуния, её еженочно видели в обществе некоего вольного стрелка-виверра? Вернее, ежедневно, я бы сказала Март месяц, чего вы хотите от молодежи Стрелка, кстати, нашли?
Нет, мэм
А искали?
Он снова мнётся, вздыхает, теребит шляпу. Понятно. Зачем искать простые причины, если рядом живу я, такая удобная и всё объясняющая?
Добавляю в голос задумчивости, говорю в пространство:
Знаете что, Клаус Имя оружейника вспомнилось очень кстати. А ведь я ещё не использовала лицензию этой недели. И теперь вот думаюпрогуляться, что ли, сегодня днём? Поискать самых рьяных
Я не виноват! срывается на визг молодой, распластываясь по ступенькам. Я ни при чем! Госпожа! Я не знал! Не надо, Госпожа, пожалуйста, я больше никогда
В глазах у него страх и ненависть. Опасное сочетание. Он хочет то ли наброситься, то ли лизнуть мне туфли, но трусит. И правильноостро заточенные пряжки на них из чистейшего лунного серебра. Каблуки, кстати, тоже. Какое-то время я смотрю на него с надеждой, но потом понимаюнет, не бросится. Слишком сильно боится. Жаль.
Перевожу взгляд на Клауса.
К делу, Клаус. Зачем вы пришли? Не из-за этой же подзагулявшей кошки, в самом-то деле, это ведь даже не смешно.
На Старом кладбище видели дикого человека, мэм, говорит Клаус, и на этот раз он абсолютно серьёзен.
Видели. Вот, значит, как
Думаете, я его прячу?
Именно так и думает большинство горожан, но Клаус казался мне поумнее большинства. А оно мне надо, чтобы они так думали? Позволить, что ли, обыскать дом?
Какое-то время всерьёз раздумываю, но решаю не рисковать. Сегодня сделаешь одну уступкуа завтра они потребуют десяток. Нет уж.
Клаус, говорю я проникновенно, как вы полагаете, много ли времени мне потребуется, чтобы испросить у Короля расширение лицензии на двоих?
Я не блефую, и Клаус это отлично знает. Король уже не раз намекал, что вечная жизнь вечной жизнью, но не мешало бы мне обзавестись и потомствомв том или ином смысле этого слова. И даже скорее именно что в иномлюди нынче дороги, особенно урождённые. Да и где их искать, людей этих А красивых молодых мужчин разного рода и племени при дворе пруд пруди, выбирай любого, Ференциата, и он сразу же станет графом, а тыграфиней.
Намекать-то он, конечно, намекал, но настаивать не решился. Насильно сорванный поцелуй не сработает, нужен только подаренный доброй волей. Проще подождатьи положиться на тех, кто очень хочет стать графом.
В чём дело, Ри? Это хамьё тебе надоедает?
Лёгок на поминешесть с лишним футов благородства при плаще и шпаге, Чёрный Антуан из Легросенских Антуанов, семейство знатное, но обедневшее. Один из самых перспективных моих женихов. Вечной жизни, правда, боится до судорог, но ради графства и определённых преимуществ пожалуй что и согласится. Самых активных претендентов вообще-то восемь. Интересно, как они поделили между собою дежурства? Как ни выйдуобязательно хоть кто-нибудь, да ошивается поблизости. Потому-то я и не гуляю больше ночами.
Всё в порядке, Антуан. Они уже уходят.
Извините, Госпожа. Ошибочка вышла.
Молодого да раннего уже и след простыл, Клаус пятится, кланяясь, но голос у него довольный. Еще бы! Он сказал то, ради чего приходил. И уверен, что я немедленно кинусь искать. И найдугораздо быстрее, чем горожане. Как жеродная кровь, рыбак рыбака
Спасибо, Антуан. Уже поздно. Спокойного дня.
Закрываю дверь на засов. Не то, чтобы я кого-то опасалась, просто привычка. Слышу, как Чёрный Антуан топчется на крыльце, потом шаги его удаляются. Он хотел бы, чтобы я назвала его по имени и пригласила в дом. Он много чего хотел бы, но я не смогу без смеха назвать Чёрным пухлогубого блондина с золотистыми локонами до лопаток, закутанного в ворох розовых кружев, который он по недоразумению считает плащом. А из-за манеры так безобразно сокращать моё имя все его шансы на графство изначально были бы равны нулю, даже не будь у меня иной причины. Впрочем, иногда Антуан бывает полезен, так что я не спешу его окончательно разочаровывать. А в дом не приглашуне дождется.
Я никого к себе не приглашаю.
Правда, оборотни могут попытаться войти и без разрешения, особенно через окно. Пусть попробуют, если не жалко шкурыв окнах у меня не стекло, а тяжелый хрусталь, его льют с изрядной долей серебра. Окна большие, но мелкоячеистые, похожие на витражи в ажурной оплётке опять-таки не из свинца. А какие ещё окна могут быть в доме серебряных дел мастера?
Небо за ними уже не сине-чёрное, а светло-серое, скоро рассвет. В настенном зеркале мельком вижу своё отражение, свет одинокой свечи на столе придает коже оттенок полированной бронзы, глаза кажутся чёрными провалами. Красиво и страшновато, но я привыкла. Спать не хочется. Я аритмик, очень полезное качество. Сплю тогда, когда захочу, независимо от времени суток. Обычно двух-трех часов хватает, а иногда могу не спать и по несколько дней крядутоже особенность нашей семьи. Правда, как и все наши, если уж засыпаю, то вырубаюсь при этом намертво, можно хоть на части резатьне замечу. Но хотя бы сама могу выбрать времяа это в нашем мире огромное преимущество, когда ты сам можешь выбрать место и время быть беззащитным.