Сказав это, она взяла одну из свечей, горевших над столом, и поставила ее на выступе над кроватью.
- А если даже нам и писано столько же жизни, сколько в этом фитиле, должны ли мы колебаться зажечь его?сказала она, после чего направила на меня пристальный взгляд.Люби меня, Альфредо.
- Сейчас?
- Незамедлительно.
- А твой дар девственности?
- Не нужен мне больше мой дар. Более всего, милый, я жажду твоей любви.
- Тогда давай заключим наш союз перед алтарем.
- А если нам не хватит на это времени?
Маргарета отстегнула застежку, и ее одеяния упали на пол. Благодаря снежно-белой коже, девушка выглядела словно античная статуя Праксителя или Мирона, совершенная в каждой мелочи. К тому же теплая и без каких-либо повреждений.
И я приблизился к ней, одновременно сбрасывая свою одежду.
Добрый мой Боже! Я так желал и сразу боялся этого мгновения. Мы обнялись, обмениваясь неспешными поцелуями, то легкими, словно прикосновения мотылька, касаниями, то сильными, чуть ли не до крови, засосами, напоминающими раздавливание малин. Тело Маргареты вилось в постели, разыскивая мое, ее ладони вели меня к глубинам невысказанного наслаждения.
Когда я вошел в нее, она вскрикнула, только в крике этом прозвучала боль, смешанная с наслаждением. А наслаждения, судя по урчанию, было все больше и больше. Маргарета и пенилась, словно гейзер, напухала, будто дрожжевое тесто. Она была мечтой, о которой так долго думал, проявляющейся в розовости шеи, грешной усмешке, стоном окончательного удовлетворения.
После того мы лежали, вжавшись друг в друга, словно половинки одного плода, что нашли себя в бескрайней вселенной. Потом занялись любовью еще раз, и снова, так что теперь она очутилась надо мной. Волосы ее образовывали вокруг головы то ли туманность, то ли темный ореол. И так мы галопировали среди ночи, между вечером и рассветом, не обращая внимания на окружающий нас мир..
Не знаю, когда я провалился в сон. Видения, похоже, были прекрасные, к сожалению, я их не запомнил. В себя пришел, чувствуя тело божественной Маргоси, прижавшееся ко мне по всей длине, безопасное, теплое, ласковое Последняя свеча погасла, оставляя тонкую струйку дыма. За окном уже розовело утро нового дня.
Кто-то скребся по крыше. Что, ошалевший от похоти кот глядел на нас через вытяжку?
Я приподнялся на локтях, голый, выискивая взглядом пистолеты. Те лежали где-то в багажах, не способные к бою. Тем временем крышка на потолке поднялась. Я увидел тонкие, паучьи ноги, рейтарские сапоги Пришелец спрыгнул на пол, в зубах у него был нож, кривой татарский кинжал; в кобурах на поясе были воткнуты бандолеты.
- Мыкола! - вскрикнула пробудившаяся ото сна Малгожата.
Тот засмеялся, открывая белые зубы, похожие, скорее, на волчьи, чем на человеческие.
- Прочь иди, сучка, поскольку я прибыл сюда, чтобы поговорить с паном Деросси.
- Не убивай его!воскликнула девица.
- А что мне от его смерти? Наоборот, может еще пригодиться! Равно как и то зеркальце, которое ты у моего господина своровала. Возвращусь домой, и все будет по-старому. Разве что, ради забавы, брошу под ноги пану Пекарскому мужское достоинство пана Деросси, которое тебе так сегодняшней ночью полюбилось.
Тут он направился ко мне с кинжалом в руке, не отводя глаз от моего корешка, который от страха съежился до размеров попавшей под дождь птички королек.
- Нет!крикнула девушка и, желая удержать пришельца, схватилась на ноги.Он нужен пану Михалу живым и здоровым, если тот желает свои замыслы исполнить.
Но тут она зацепилась за простынь и, прежде чем Мыкола успел отвести руку, со всего размаху Маргарета упала на его кинжал.
Раздался ужасный хруст, который я буду помнить и на смертном ложе. А еще: ее стон и застывший на устах смех Мыколы.
Тут меня охватило безумное отчаяние. Я схватил серебряный нож, все еще торчащий в остатках жаркого, и, как в детстве учил меня капитан Массимо, практически не целясь, метнул его. И тот по самую рукоять вонзился в горло Мыколы.
Чудовищный убийца нее успел ничего и сказать. Глаза его вышли из орбит, он издал хриплое рычание, достойное раненного тура, после чего, брызгая вор все стороны кровью, грохнулся на застилающий пол коврик.
Маргарета, хотя и смертельно раненная, прожила еще с полчаса. Только целительный напиток, составленный по рецептам il dottore, оказался недостаточным. Она же приказала снять серебряный крестик со своей шеи и приложить его ко лбу Мыколы. Весьма мудрым был тот совет Хотя крестик был холодным, по комнате разошлась вонь горелого мяса, а выжженный знак остался на лбу трупа. Я догадался, что таким образом Малгожата желала предотвратить воскрешение чудовищного убийцы. Хотя впоследствии я жалел, что не применил какого-нибудь кола, чтобы пробить сердце оборотня. Потом же я держал Маргарету за руку, глядя, как девушка гаснет, то молясь, то заверяя ее в своей любви и вечной памяти.
Скончалась она с моим именем на устах, как раз в тот момент, когда солнечный диск поднялся над весенней страной, в которой уже начинали цвести сады
* * *
Что было потом? На удивление, помню все крайне слабо, оборванные образы, отдельные события
Из Польши я бежал крайне быстро, так как меня подозревали в убийстве двух особ, обнаруженных в трактире. Зеркало Твардовского я закопал в лесу, подходящем прямиком к задам деревни Грохово, неподалеку от корчмы, прозванной "Вавер". Неоднократно собирался я вернуться в те края, только безумствующие в Европе войны постоянно отдаляли мой замысел.
Из сообщений, доходящих из восточной Европы, я узнал, что лишенный зеркала и невесты пан Пекарский сошел с ума, а когда понял, что и я вырвался из его лап, сжег свое имение, после чего de novo (заново) попал в башню к безумцам. Выпущенный оттуда через много лет, лишенный приятелей, покровителей и средств, тем не менее, о своей ненависти к Зигмунту III он не забыл. В 1620 году, 15 ноября, притаившись на крытом крыльце, ведущем из варшавского замка в коллегию св. Иоанна, он атаковал монарха своим чеканом, нанося тому три удара. Но в узком проходе он не мог толком замахнуться, так что, хотя в первый раз бил обеими руками, практически не причинив никакого вреда, попал по спине. Зигмунт оглянулся, тогда Пекарский ударил короля во второй раз, нанеся рану от уха, через щеку и подбородок Монарх упал на землю. Пан Михал нацелился в третий раз, но шедший за королем придворный маршалек, Лукаш Опалинский, ударив его по плечу палкой, выбил оружие из руки нападавшего. Одновременно, идущий в свите королевич Владислав достал саблю и первым нанес удар злоумышленнику по черепу, срубив кусок кожи.
Схваченного шляхтича подвергли страшным пыткам; никаких заговорщиков он не назвал, вместо того, чего-то мычал о будущих судьбах Речи Посполитой, о ее конце, разделах, так что от той его болтовни пошла популярная в Польше присказка: "плетет, как Пекарский на пытках". Казнили его неделей позже, и казнь его была ужасной. Поначалу его возили на телеге вместе с палачами и орудиями пытки по рынку и варшавским улицам, после чего затащили на леса, высотой в восемь локтей, где палач тот железный чекан, которым преступник на королевское величество покусился, в руку ему вложил, после чего, в огонь сунул; когда же рука полностью сгорела, мечом ее отрубил. После того ему отрубили и левую верхнюю конечность; затем, по образцу, взятому из экзекуции Равальяка, убийцы Генриха IV, четыре лошади разорвали его на четыре части. Останки незадачливого шляхтича сожгли, а образовавшийся пепел забили в пушку и выстрелили из нее. Его двор в Беньковицах, частично отстроенный после пожара, сравняли с землей, а варшавскую коллегию, в результате попытки убийства оскверненный, на долгое время закрыли. Все великие планы Пекарского умерли еще раньше него самого. Прекрасная победа при Мушине была Зигмунтом пущена впустую. Трон в Москве заняли Романовы, потомки патриарха Филарета, в прошлом рьяного слуги Самозванцев. Наследник Зигмунта, не ставший повелителем в Кремле Владислав IV, не сумел обуздать нарастающего самоволия магнатов и умер в тот самый момент, когда все конструкция государства, возведенная Ягеллонами, начала опасно раскачиваться.
Ну а от всей безумной концепции Пекарского, о которой известно только мне, остался всего лишь хранимый в Варшаве кусочек кожи величиной с талер, отрубленный с головы покушавшегося ударом сабли королевича. Но признаюсь честно, никогда я серьезно не задумывался над тем, а что было бы, если бы я выполнил миссию, поверенную мне паном Михалом.