Бойцы радостно встретили меня и стали разгружать коляску, где с удивлением обнаружили под кучей пулеметов живого немца.
Семён, пока не трогай его, я еще его не допросил! обратился я к пограничнику, видя, как заходили у него желваки, и рука потянулась к ножу.
Только мой окрик спас немца от неминуемой смерти. Сплюнув, Семён отошел в сторону. Я же начал допрос пленного, который от страха и не думал играть в героя. По его словам, рота расположилась в школе, что в центре села. Охрана состоит из двух парных часовых. На другом конце села стоит стационарный пост из четырех человек с двумя пулеметами. Еще два часовых охраняют амбар с пленными, которых завтра должны отправить в концлагерь. Смена караулов начнется в 21.00.
Так, а у нас сейчас уже начало девятого вечера! Семён! позвал я пограничника. Переодевай ребят в немцев. Двое на мотоцикл, подготовьте и зарядите пулемет. Четверо в немецкой форме на машину за пулеметы. Подъезжаем к школе, тихо снимаем часовых, забрасываем немцев гранатами и добиваем из пулеметов!
Семён как всегда, когда ожидался бой с немцами, радостно улыбнулся и принялся подгонять бойцов. Я же подошел к сидевшему под деревом немцу. Тот то ли дремал, то ли задумался, опустив голову. Но, подойдя ближе, я увидел окровавленное пятно у него на груди от удара кинжала. «Ну, Семён! Ну, гад! После боя разберусь с тобой!»со злостью ворчал я, забираясь в кабину грузовика. Боец за рулем покосился на меня, но благоразумно промолчал и плавно тронулся вслед за мотоциклом, в котором в немецкой форме с бляхами жандармов сидели наши погранцы. За пулеметом, как вы, наверное, уже догадались, сидел Семён. Миновав уничтоженный пост, машина, проехав в центр села, остановилась возле школы. Пограничники проехали на мотоцикле до следующего поста, что находился на другом краю села. Остановившись, не доезжая до него, один из них начал ковыряться с мотором, а Семён, в плаще и каске сидел в коляске за пулеметом. Они ждали начала операции.
Я в форме офицера вермахта вышел из машины и направился к школе, где у дверей стояли двое часовых, еще двое обходили школу по периметру. Еще в машине я засек время обхода2 минуты и 18 секунд. То есть на две минуты пара у дверей остается невидимой для другой пары. Поэтому, как только они направились за угол, я тут же подошел к часовым и с расстояния три метра из кармана плаща расстрелял их из нагана с глушителем. После чего я поспешил к углу школы, из-за которого должен появиться патруль. Вновь негромкие хлопки, и охрана была снята. Один пулемет установили с другой стороны школы, два с улицы. Пулеметчики ждали начала атаки. Взяв по шесть гранат Ф-1, мы вчетвером закидали школу, укрываясь от взрывов в простенках между окон. Для немцев это был ад. Грохот взрывов, крики, пламя. Осколки настигают повсюду. При попытке выпрыгнуть в окно огонь из пулеметов перерезает желающих спастись. С задней стороны школы так же не удалось никому спастись.
Вскоре подъехал Семён, который уже уничтожил пост. Как только раздались первые взрывы и стрельба, немцы из дзота выскочили прямо под его пулемет, чем он тут же и воспользовался, расстреляв их почти в упор.
Оставил его на зачистку школы и сбор трофеев, сами поехали к амбару, где находились пленные. Часовых, конечно, уже не было, но мы держались настороже, все ж неохота получить пулю из-за угла. Бойцы прикладами сбили замок на воротах и распахнули их: «Выходите, братцы, свои!».
Из дверей вышли двенадцать красноармейцев, почти все раненые, с грязными повязками. «Хлопцы, воды дайте, умираем от жажды!»произнес пожилой солдат. Я протянул ему свою фляжку, бойцы отстегнули свои и передали другим. Отдышавшись, после того, как напились воды, солдат рассказал, что в амбаре еще трое тяжелораненых, я бросился туда, но помощь им уже была не нужна. Без воды, еды и медикаментов их участь была решена сразу. Вскоре подъехал Семён, трофеев собрали мало, так как школа вспыхнула как спичка от взрывов гранат, поэтому довольствовались еще двумя пулеметами на дзоте и пятью винтовками от часовых (одну бросил часовой у амбара). Два цинка патронов для МГ-34 взяли в дзоте, там же немного гранат. Погрузились все в грузовик и, забрав из леса своих раненых, поехали догонять дивизию. Я время от времени сверялся по карте, где же п. Лесной? Примерно за километр до конечной приказал загнать машины в лес. Кто знает, как нас в темноте встретят наши, да и боялся, что дорогу заминируют. Тихо с погранцами прошли лесом, благо в голове у меня был «навигатор» Сварога. Вскоре на пахнуло дымком, тут и раздался голос из кустов: «Стой, кто идет?!». Я остановился и назвал пароль, что дал мне комдив: «Москва!», вышли два красноармейца и назвали отзыв: «Ржев!», хотя в кустах я разглядел тупое рыло пулемета, что держал нас на прицеле.
Мы из прикрытия, сзади две машины с ранеными и бойцами. Веди к комдиву, чтоб поставил на довольствие.
Старшина, закинув винтовку на плечо, что-то сказал напарнику и, махнув нам рукой, пошел впереди, показывая дорогу. Поселок недаром назвали Лесным, дома, построенные между вековыми соснами, как бы вписывались в ландшафт. Сверху их прикрыли маскировочными сетками и лапником, чтобы с самолетов не было заметно. Полевые кухни тоже работали по ночам, стараясь не демаскировать нахождение дивизии своим дымом. Палатки и технику разместили под кронами деревьев. Линия обороны была так же хорошо замаскирована. Раненых, которые не могли передвигаться, расположили по домам, остальные в палатках, а кое-где и вообще на сеновалах или в тени деревьев. Немногочисленные жители как могли помогали в уходе за ранеными, кто нес молоко, овощи, кто стирал вещи и бинты, кто просто сидел в изголовье и как мог утешал тяжелораненого бойца.
Старшина подвел меня к палатке комдива, возле которой стоял часовой. Зайдя внутрь, он вскоре вышел и пригласил меня войти. Комдив встретил меня радушно, уже без повязки на руке, он крепко обнял меня и три раза по-русски поцеловал.
Спасибо, капитан, от себя и от своих бойцов большое спасибо! Век тебя не забуду! Сейчас залижем раны и будем пробиваться дальше на восток, а пока давай по сто грамм фронтовых за тебя и твоих ребят, что стояли насмерть!
Товарищ комдив, я старший лейтенант, а не капитан!
Уже капитан, я своими полномочиями могу присвоить тебе звание (до звания капитана включительно генералы могли присваивать или, наоборот, лишать военнослужащих звания. Майора и выше необходимо было утверждать из Москвы или оканчивать академию. прим. автора). Даю под твое командование батальон, своих ребят зачисляй в него! говоря мне, он достал две алюминиевые кружки и плеснул в них из фляжки водки, после чего достал два прямоугольника («шпалы»), покрытые темно-красной эмалью и красные шевроны из басона на рукава. Держи, капитан, заслужил!
Служу трудовому народу! рявкнул я, вовремя вспомнив, что надо отвечать, после чего выпил тепловатую водку, поймав губами свои знаки отличия.
Комдив кликнул своего денщика и попросил принести новую гимнастерку для капитана (моя, побывавшая в боях, была уже не «ах»). Мы же с комдивом приняли еще по сто грамм и, расстелив карту, принялись обдумывать пути отхода на восток. Пока же ничего не лезло в голову, связывали раненые, а их не бросишь. Надо переноситься мне к деду, чтобы увеличить силу.
Пришел денщик с новенькой командирской гимнастеркой, на которую он тут же пришил шевроны и укрепил капитанские прямоугольники («шпалы»). Одев ремень с портупеей и кобурой с ТТ, я, одернув гимнастерку, надел фуражку и лихо отдал честь комдиву.
Товарищ комдив, капитан Федоров готов бить врага! щелкнул я каблуками сапог.
Спасибо, капитан! Можешь идти отдыхать, завтра вернется разведка, обдумаем маршрут отхода, как говорится, одна голова хорошо, а две лучше!
Я еще раз щелкнул каблуками и вышел из палатки. Пора перенестись к деду. Я засек время, оглядел окрестности, чтобы запомнить, и перенесся к хутору. Возле хутора я увидел незнакомую лошадь с телегой и полицая, который опаливал соломой тушу свиньи. Сделавшись тут же видимым, я подкрался к полицаю, увлеченному опаливанием щетины, и нанес ему удар рукоятью нагана по темечку. Скрутив руки ему за спиной его же ремнем, я прошел внутрь избы. Картина та же: разбитое лицо старика, и второй полицай. Остановился послушать, что он хочет от деда.