Удовлетворенный, я вернулся на позицию. Вновь став видимым, прошел и проверил численность. Был убит один из наблюдателей, и двое легко ранены. Из орудий осталось лишь одно. Окопы полузасыпаны, у одного из «максимов» пробит осколками охлаждающий кожух, считай, пулемета нет, хотя боец клянется, что заткнет дырку деревянной пробкой. Вид у него был виноватый, что не уберег оружие, поэтому я не стал его наказывать. Просто приказал отремонтировать пулемет.
Пока было затишье, отнесли раненых за стену, так как в подвале было уже тесно. Остальные, подавляли любые действия фашистов, что остались в поселке. Семён предложил раненых на носилках опускать на веревках с кручи, а там под прикрытием берега на мост и на другой берег. Веревки он же и принес, запасливый мужик! И вот, под прикрытием церкви, мы спустили вначале здоровых бойцов, чтобы они принимали раненых, а потом стали спускать раненых. Вскоре вереница раненых бойцов потянулась вдоль реки к мосту. Четверо здоровых бойцов сопровождали их, где-то поддерживая, где-то и неся уставших раненых.
Немецкие самолеты появились уже под вечер, в лучах заходящего солнца. Если бы не их тяжелый гул, могли бы и не заметить. Выгнав всех в щели за стены, я сел за пулемет. Жаль, нет «Эрликонов», ну да как-нибудь отобьемся! Юнкерсы, включив сирены, начали пикировать на холм. Взрывы сотрясали землю, я же, стараясь поймать в прицел быстро летящий самолет, с силой жал гашетку. Лента кончилась быстро. Перекинув конец новой ленты через затвор, я подготовил пулемет к стрельбе. Вот я поймал в прицел быстро увеличивающийся нос «Юнкерса» и нажал гашетку. Трассирующие пули стеганули по кабине пилота, разнося плексиглас. Самолет клюнул носом и, не выходя из пике, взорвался, уткнувшись в другой берег реки. Крики радости моих бойцов были слышны даже сквозь взрывы бомб. От моста тоже тянулись огненные нити от «Эрликонов», и вот еще два самолета, дымя, со снижением потянулись обратно. Остальные, пройдясь пулеметно-пушечным огнем по нашим позициям, тоже повернули обратно. Кругом горело все, что еще не сгорело. Даже настил моста от огня самолетных пушек загорелся. Благо вода была рядом, затушили. Рано ему гореть, вот перейдем реку, тогда сами взорвем. Бой стихал, только из домов поселка зло стрекотал по нашим позициям немецкий пулемет МГ-34. Пули вгрызались в стены церкви, отламывая куски кирпича, вздымали фонтанчики земли по брустверам окопов или, как самый большой жук, гудели, пролетая над головой.
Семён через оптику винтовки выискивал надоевшего немецкого пулеметчика, и вот хлопнул выстрел, и наступила тишина. Солнце уже скрылось за лесом, вот и окончился еще один тяжелый фронтовой день. Закат был яркий, поэтому и вспомнились слова из песни, как никогда подходившей для этого:
Дымилась роща под горою,
И вместе с ней пылал закат!
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят!
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте,
У незнакомого поселка
На безымянной высоте!
(песня из к/ф «Тишина» «На безымянной высоте» сл. М.Матусовского)
Так же дымилась опушка леса, горел поселок и немецкая техника, да и ребят осталось немного, спасибо останкам церкви, что прикрывали нас. По телефону сообщил, что в 23.00 мы покидаем позицию и берегом выходим к мосту, а пока смотреть в оба, чтобы фрицы не подобрались в темноте. Поэтому осветительные ракеты с нашей стороны взмывали регулярно, освещая своим мертвым светом окрестность. Немцы затихли, или что-то задумали, или же ждут подкрепления. Пол-одиннадцатого ночи стали снимать с позиций пулеметы, оставив лишь два фланговых ручных «Дегтярева», они время от времени постреливали, создавая видимость нашего присутствия, и пускали осветительные ракеты. В 23.00 немцы предприняли ночную атаку. Темная масса хлынула молча из-за домов. Часть из них наступала на мост, другая же на холм. Если бы не мои два фланговых пулемета, туго бы пришлось нам. Сделав себе «кошачье зрение», я видел все отлично и встал за орудие. Опустив ствол у пушки и зарядив шрапнельный снаряд, я произвел выстрел в наиболее опасное место, затем, не меняя прицел, еще один выстрел, который выкосил почти всех немцев, которые накатывались молчаливой грозной толпой. Теперь же они, оглашая стонами округу, корчились на земле. А пулеметы добивали тех, кто еще двигался. У моста тем более немцы не прошли. Зенитчики, опустив стволы «Эрликонов», прошлись по наступающим немцам огненным смерчем. Заряды, предназначенные для самолетов, разрывали тела немцев, вселяя в них ужас, не давая им шансов уцелеть в этом аду. Наступление быстро задохнулось, и остатки фрицев отошли в развалины.
Я прошел к пулеметчикам. Один из погранцов нервно курил самокрутку, время от времени сплевывая крошки махры. Другой же, задумчиво глядя на поселок, жевал травинку.
Товарищ лейтенант, если еще раз попрут, отбиваться будет нечем, у меня осталось патронов на пять минут боя. проговорил первый пулеметчик.
Да и у меня примерно так же! вторил другой.
Оставьте один пулемет и заряженные диски, сами спускайтесь с обрыва и идите на мост. Я прикрою, как только отойдете все с моста, взрывайте его. Я догоню вас. Одному легче пройти, тем более ядиверсант!
Да вы что, товарищ командир! Мы сами можем прикрыть отход, да и плаваем хорошо! в один голос возмутились бойцы.
Отставить! Приказы не обсуждаются! Выполнять!
Не мог же я им сказать, что я то уцелею, а вот они навряд ли. Бойцы, ответив «Есть!», подхватив пулемет и вещмешки, стали по веревке спускаться с обрыва к реке. Я же, пустив ракету, дал из пулемета короткую очередь в сторону поселка, затем, поменяв позицию, пустил очередь с другого места. Надо создавать видимость присутствия. В блиндаже зазвонил телефон, который оставили для связи с мостом. Поднял трубку, на другом конце старшина взволнованно просил, чтобы я уходил, пока стоит тишина. Приказал взрывать мост и ждать меня в лесу, с ранеными. Снова наступила тревожная тишина, даже кузнечики замолкли, как будто перед грозой. Пустил ракету, которая осветила поселок. Трупы немцев на лугу. Падая вниз, ракета удлиняла тени, создавая видимость, что все шевелится и движется. Дал длинную очередь, во весь диск, по поселку и лугу, как бы успокаивая себя. Ракета погасла, и сразу как будто бы кто-то выключил свет. Стало темно, лишь звезды мигали далеким светом, и где-то на реке плесканула большая рыбина. И вот в этой тишине полыхнуло пламя, и грохот разнесся по округе, на воздух взлетел мост, отрезая автомобильное и железнодорожное сообщение. Минуты через две немцы открыли шквальный огонь по холму. Их понять было можно, столько положить солдат и техники, чтобы захватить мост, и вот под самым носом его взрывают.
Я пустил ракету, которая осветила крадущиеся фигурки немцев. «Эгей, «робяты», спешить не надо! У меня еще в запасе есть патроны, так что повоюем!»я переставил диск и, прильнув к прикладу, короткими очередями начал уничтожать фрицев. Забраться на холм и в спокойной обстановке трудно, а под огнем пулемета вообще невозможно. Раненый товарищ, падая и катясь вниз, сбивает с ног, спрятаться можно лишь за убитым, огонь снизу вверх вести невозможно, а тут еще катятся вниз и взрываются гранаты, принося новые жертвы. В кромешной тьме на холме мелькал лишь язычок пламени, который выхватывал новые жертвы. Изредка громыхали взрывы гранат, заглушая крики раненых немцев. Все подступы к холму были усеяны убитыми и ранеными. Атака немцев захлебнулась, и они отступили в развалины, даже не забрав раненых. Ну что ж, пора и мне сваливать отсюда. Вытащил из пушек затворы и бросил их в реку, теперь даже если немцы отремонтируют пушки, взять затворы им будет негде. Вновь, как и на минометной батарее, положил взведенную гранату под ящик со снарядами. Как только ящик поднимут, произойдет взрыв. Тогда уж точно пушки на металлолом.
Прихватив пулемет, вещмешок и полевой телефон, перенесся на окраину леса, где-то здесь нас должны ждать грузовики. Своим «кошачьим» зрением я видел все как днем, поэтому шел осторожно, так что даже не хрустнула ни одна ветка под ногой. Вот и протоптанная тропка от множества ног, вот колея от колес «Эрликонов». Пройдя еще метров пятьсот вглубь леса, услышал приглушенный говор. Вскоре между стволами мелькнул огонь костра. Пройдя тихо мимо задремавшего часового, я оказался на небольшой поляне, где разместились бойцы моего отряда. У костра сидел старшина и ремонтировал чей-то сапог. Вместо лапы (сапожная лапа была из железа), он использовал березовое полешко, да и гвозди у него были из сухой березы, которые он мастерски одним ударом вгонял в подошву, вынимая следующий изо рта, где он их зажимал губами. И так у него это лихо получалось, что я даже засмотрелся. Почувствовав мой взгляд, он оглянулся и вскочил, выхватив изо рта в руку гвозди.