Настя! еще раз крикнул в темноту сарая Андрей. И снова тишина в ответ. И он выстрелил.
Глава 8
31 августа 1941 года
«В сиром мороке в две жилы
Истекает жизнь»
Андрей
Фраза про попадание из нагана в сарай оказалась пророческой: выстрел оказался неудачным. Бандит сидел на голой земле, хлопая глазами.
Живой? Ну что же, вставай, может, повезло тебе. А может и нет. Давай к сараю. Зовут как?
Витя.
Давай, Витя, работы у нас с тобой непочатый край. Времени на раскачку нет. Ты же меня подрядился в Елабугу везти, не забыл еще? Ты, Витя, не серчай, сделаешь всё как надонагражу, не пожалеешь.
Андрей понимал, что непонятное здесь никому ерничанье и пафосэто от стресса, но бандит, переживший стресс, пожалуй, побольше Андреевого, только закивал головой. Андрей зажужжал фонариком, подсвечивая дорогу и, подгоняя пинками Витю, подошел к сараю.
Давай, оттаскивай этих.
Витя, кряхтя, потащил верхнего. Андрей подсвечивал фонариком, не опуская наган.
Стонет, живой, бандит прекратил тащить тело, лежащее сверху.
Ну, и что встал? Мне за доктором бежать? Вытаскивай, посмотрим, какой он живой.
Но, когда Витя тело перевернул, то главный, а сверху лежал именно он, признаков жизни уже не подавал. Дыхания не было, пульс на сонной артерии не прощупывался, Андрей дальше проверять не стал.
Помер шеф твой, кончился. Дружка своего тащи.
Не дружок он мне, так, вместе на дело пошли.
А мне плевать. Оттаскивай. И фонарик его сюда давай.
Когда дверь в сарай освободилась, Андрей подошел к темнеющему проему и остановился. Заходить не хотелось. Он боялся того, что может увидеть.
Пойдем, позвал он Витю, поможешь.
Втолкнув Витю в сарай, Андрей зашел следом. Настя лежала в углу, там, куда он ее отправил перед всей это кутерьмой, и обеими руками прижимала к груди свою книгу. Андрей подошел к ней, присел и начал поднимать ее на руки. Вдруг Настя открыла глаза и с шумом вдохнула.
Настя ты всё хорошо у тебя, Настя?
Дышать тяжело.
Что стоишь? Дом открывай, быстро! крикнул он Вите.
Тот побежал, открывая перед Андреем дверь, зажег керосиновую лампу, побежал в другую комнату, крикнув, что сейчас еще свет принесет.
Андрей положил Настю прямо на стол, смахнув с него всё, что там было, вместе со скатертью.
Настя, где болит?
Дышать немного больно, но уже легче.
Прибежал Витя, зажег еще одну лампу, молча стал в стороне.
Давай посмотрим, Настя, что там у тебя, Андрей аккуратно убрал книгу с Настиной груди. Где болит?
Одежда была цела, крови нигде видно не было. Настя показала на центр груди.
Я расстегну, посмотрю. Не бойся, я аккуратно.
Хорошо, слабым голосом ответила Настя.
Там, куда показала Настя, никаких ран не было, только стремительно наливался здоровенный синяк. Андрей поднял книгу. В титульной обложке чернела дыра, с тыла картон выпячивался, но отверстия не было. Открыл книгу, пуля остановилась на сказке «Оле-Лукойе», страниц за пятьдесят до конца.
Хороший бронежилет получился, да, Настя? спросил он, начав ощупывать Настины ребра. Вроде целы. Болеть, конечно, будет, но недолго.
Марина
Утром пришел участковый, выгонять всех на расчистку аэродрома, но, посмотрев на Марину, еле доковылявшую до порога, разрешил остаться ей дома. Остальныеи хозяева, и Мурпошли на работы. Оставшись одна, Марина долго перебирала свой сундучок с рукописными сборниками стихов, которые она делала, надеясь на продажу коллекционерам, один из них открылся на старом, двадцатилетней давности:
«Знаю, умру на заре! На которой из двух,
Вместе с которой из двухне решить по заказу!
Ах, если б можно, чтоб дважды мой факел потух!
Чтоб на вечерней заре и на утренней сразу!»
Подумаланаверное, не на заре. Пускай сейчас тухнет, гореть уже нечему. Не будет уже от нее ничего хорошего никому, одна помеха.
Решившись, начала собираться. Собрала вещи, как смогла, прибралась, чтобы не беспокоился никто об этом ПОТОМ.
Взяла лист бумаги из хранившейся тонкой стопочки, написала записку. СначалаМуру:
«Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Алеесли увидишьчто любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Андрей
Настя, не без помощи волшебной обезболивающей таблетки из Андреевых запасов, за час пришла в себя и уже спокойно передвигалась. Витя, когда увидел почти пробитую книгу, впечатлился от осознания того, куда чуть не вляпался и торжественно пообещал, поклявшись здоровьем своих детей, что сделает всё, чтобы загладить вину за участие в таком безобразии.
Я ведь водила простой, это Башмак соблазнил меня легкими деньгами. Я и повелся. Не стоит оно того, лучше я баранку крутить буду, чем такое, на ребенка руку поднимать.
Андрей, конечно, сомневался в том, что Витя вот так просто встанет на путь исправления, но ему, по большому счету, было всё равно, главное, добраться до места.
Ну что, Витя, давай, освобождай свой пепелац от груза и поедем, чего ждать, без малого две сотни дорога.
Вы уж извините, на этом драндулете мы далеко не уедем. Сломается. Машинку эту уж чинили-чинили, а толку никакого, смерть ей, видать, скоро придет.
Витя, ты не понимаешь? Я же сказал тебе: мне надо в Елабугу. Именно сегодня, и чем раньше, тем лучше. Давай, думай, как добираться будем.
Было бы время, можно было бы на катере. Но ночью катер не пойдет, а с утра если выйти, то как раз только к вечеру доберемся.
Нет, Витя, вечером поздно будет. Может, другую машину найдешь?
Другую машину, это всё равно что шило на мыло менять. Такие же развалюхи. Витя задумался. А на самолете полетите? Не побоитесь?
Правда, на самолете? Полетим, отчего же. На У-2?
Нет, на У-2 не получится, да вы туда вдвоем и не влезете, наверное. На АИР-6.
Это что за зверь?
Зверь или не зверь, а долетите часа за два. Утром, часиков в десять, с осоавиахимовского аэродрома и полетите. Заплатить там придется, это да. Но полет я вам обещаю.
Заплатить не проблема. Точно там всё в порядке будет?
Будет. Должны они мне очень сильно. Вот я этот долг с них и возьму. Так что вы отдыхайте, я во дворе приберусь, а утром отправимся.
Марина
Вторая записка, в отличие от первой, для которой слов никак не находилось, писалась легко. Таких писем с просьбами писано было немало, рука как сама двигалась, без малейшей запинки:
«Дорогой Николай Николаевич!
Дорогие сестры Синяковы!
Умоляю вас взять Мура к себе в Чистопольпросто взять его в сыновья и чтобы он учился. Я для него больше ничего не могу и только его гублю.
У меня в сумке 150 р. и если постараться распродать все мои вещи
В сундучке несколько рукописных книжек стихов и пачка с оттисками прозы.
Поручаю их Вам, берегите моего дорогого Мура, он очень хрупкого здоровья. Любите как сыназаслуживает.
А меня проститене вынесла.
М. Ц.
Не оставляйте его никогда. Была бы без ума счастлива, если бы он жил у вас.
Уедетеувезите с собой.
Не бросайте»
Надежда на Асеева была слабаяи сам Коля, хотевший угодить и нашим, и вашим, и жена его, Марину ненавидевшая яркой и незамутненной ненавистью, были союзниками ненадежными, но сейчас просить было некоговсе остальные сами сидели в Чистополе на птичьих правах и взять на себя груз в виде Мура не смогли бы никак.
Андрей
Настя засопела почти сразу, а Андрей после всего заснуть так и не смог. Сквозь полудрему слышал, как Витя убирался во дворе, потом, ругаясь, долго заводил машину, уехал, а через полчаса вернулся.
Когда за окном начало сереть, Андрей, поняв, что уже не уснет, встал и вышел на улицу. Витя курил, сидя на корточках у своей полуторки.
Не спится, Андрей Григорьевич?
Не спится. А машины твоей на работе не хватятся?
Не, она как бы в ремонте сейчас. Завгару заплатили, вот и ездим по своим делам. На пару-тройку дней в месяц всегда можно договориться.
Витя, а то, что вчера нашумели здесь, никто не
Кому? Здесь милиция раз в год бывает. Из пушки если стрелять будут, тогда да, из Казани приедут, а такерунда, не думайте даже.