И-эх грехи наши тяжкия!
Деда малая потянула его за штанину, прерывая размышления, баба сказала, што обед уже готов! Ты как велишь, так она на стол накрывать почнёт!
Кхе! Ну, старухавсё што есть в печи, на стол мечи! ухмыльнулся большак, выходя в сени умыться. Невестка подскочила пугливо, полила на руки, пока тот отфыркивался над бадьёй.
Отче наш привычно начал большак, читая молитву, и за большой, начисто скоблённый стол, начала усаживаться вся немаленькая семья. Сам со старухою, да двое женатых не отделившихся сынов с жёнами, да их дети. Ничо! В тесноте, да не в обиде! Отделиться, оно не долго, было б только куда.
Шти жиденькие, не забелённые даже и молоком, зато у каждогосвоя миса! Не нищета какая, штоб вкруг из одного горшка по очереди хлебать. Богатый дом, справный.
Ели истово, без разговоров и чавканья, даже и малые понимали важность трапезы, а если кто плошал, того и ложкой по лбу! Звонко! Набухали слезами детские глаза, но зная за собой вину, только сопели молча, да переглядывались, пинаясь под столом.
Капустный хворост да вываренный до серости зелёный свекольный лист, и только самую чуточку свеклы, которая уже подходит к концу. Не уродилась по осени, сталбыть. Ну и травок всяких-разных, для скусу и аппетиту.
Хлеб пушной, изо ржи, пронизанный тонкими иголками мякины, и человеку непривычному прожевать его ещё ничего так, скусно, а вот проглотитьну никакой моченьки не хватит! В горле комом станет, ежели только не с малолетства титешного приучен.
То не беда, што во ржи лебеда, утерев рот после трапезы, молвил довольно большак, а то беда, когда ни ржи, не лебеды!
Пили чайскусный, страсть! Большуха, она травница знатнаятравинку к травинке так подберёт, што в чашке глиняной мёдом отдаёт и летом. Сплошная пользительность!
Дети надулись кипятку быстро, по детскому торопливому обыкновению, и собравшись у старухи, усевшейся с прялкой под печкой, пристали было со скасками.
И-и, милые, отсмеивалась старуха всеми своими морщинками, не прекращая сучить нить, память совсем дырявая стала!
Ну ба
На скаску бабку не уговорили, но разговорившая детвора упомянула Афоню из соседнего села, который по осени в губернском городе бывал, да не на ярманке, а на выставке сельского хозяйства, так-то! К куму недавно заехал, да баек про ту поездку целый короб вывалил. Врак, понятное дело, преизрядно, но занимательно, етого не отнять.
Ён грит, захлёбывался словами восьмилетний Ивашка, размахивая для убедительности руками и кругля глаза, што как зашёл туда, шапку снял при виде бар вокруг, глаза выпучил, да и не моргнул ни разочка! Такие там чуда чудные и дива дивные, што и словами не передать, во!
Капуставо! перехватив разговор, развёл руками в стороны Стёпка, показывая чуть не человечью голову.
Брешешь! немедленно усомнились остальные.
Собаки брешут! А я как есть, так и передаю! Наврал там Афоня, иль нет, про то не ведаю, а я вот слыхал да видал, так и пересказываю, врак не добавляючи!
Да где эт видано? усомнилась хлопотавшая у печи невестка, прислушивающаяся к разговору, Штоб капуста, и такая вот здоровущая урождалась? С яблоко ежели, и то хорошо.
И-и, милая! засмеялась старуха дребезжаще, С моё поживёшь, и не то увидишь! Оно и с голову может быть, и побольше! Коль слова нужные знаешь, так чево ж?!
Народ вокруг завздыхал, завозился. Вызнать тайное слово мечтал кажный, но поди тывызнай! Тут либо через родову передаётся, да под клятвы клятвенные, либо колдовским путём. Поди вон на Купалу, папоротника цветущего в лесу добудь, лёгко ли?!
Дверь с размаху стукнула о бревенчатую стену, обсыпав лавку древесной трухой, и в избу ворвался разъярённый исправник, за спиной которого матёрым медведем вздыбился урядник. Нагнув чутка голову в форменной шапке, штоб не цеплять низкую, закопчённую дымом притолоку крестьянской избы, он грозно поводил очами и свирепо сопел.
Бунтова-ать? и в зубы большаку, только мотнулась седая голова, Как ты смел!? Как смел?
Топорща свирепо усы и брызжа слюной, исправник наградил хозяина дома, вставшего перед ним навытяжку, ещё несколькими зуботычинами. Не мигаючи и кажется, даже и не дыша, старик стоял, боясь утереть кровушку с разбитой морды, падающую на скоблённый пол.
Вы! женатым сыновьям досталось шашкой в ножнахпо головам, по хребтам!
Малые дети, сгрудившиеся у печи, с диким ужасом глядели на это, не моргаючи. Глашенька, сама того не замечая, подвывала тихохонько на одной ноте, глядя на избиение родных.
Запыхавшись и окончательно запугав крестьян, исправник немножко успокоился.
Ишь! погрозив им кулаком, он прошёлся по избе, глядя брезгливо вокруг, Думали, не узнаю? Я всё всё знаю. В оба гляжу!
Усевшись по-хозяйски на лавку, исправник оглядел крестьян, немало напуганных присутствием столь высокого для них начальства.
Совсем распоясались, гневно сказал он, и за его спиной нахмурился урядник, шевеля по тараканьи усами и всем своим видом обещая бунтовщикам немыслимые кары, как только уедет такой милосердный и добросердечный исправник.
Распоясались, повторил он, барина на вас не хватает! Да, барина! Ну ничево, ничево
Еле заметный кивок, и урядник выметнулся из избы, топоча подкованными сапожищами. Минуту спустя в дом вошёл молодой человек, едва ли двадцати лет, одетый по последней парижской моде и пахнущий тонким парфюмом.
С брезгливым любопытством оглядев убогую обстановку, он скорчил гримаску, уместную больше кокотке, и быстро заговорил по-французски с исправником. Тот разом вспотел, подбирая слова, и молодой человек перешёл на русский, давшийся ему не без труда.
Вово́ Владимир Александрович Турчинов, поправился он, отчаянно грассируя, владелец сих как это будет на русском, шер ами?
Пажитей? предложил исправник, на что Вово́ неуверенно кивнул.
Ваш как это? Ах да природный господин!
Большак вздохнул было прерывисто, но смолчал, наткнувшись на взгляд урядника.
Обленились мужички, заявил Вово́, расхаживая по избе, с надушенным платочком у носа, разглядывающий обстановку с видом этнографа, буду у вас порядок вести.
Не обращая внимания на хозяев избы, дворяне повели разговор на смеси французского с русским, из которого большак только и понял, что молодой барчук решил выжать из мужиков последние соки.
« Не слушать ни чиновников, ни господ, ни попов, вспомнилось большаку давнее так явственно, будто это было вчера, а не без малого сорок лет назад, не выходить на работу, добиваться истинной воли! А она не будет разыскана, пока не прольётся много крови хриястиянской!»
Пренебрежительный взгляд Вово́ на домочадцев, несколько картавых слов и среди них«пороть» на русском.
« Резать, вешать, рубить дворян топорами!» кровавым набатом удалило в уши старику давнишнее.
эка скверная погода, донеслось до старика будто из-под воды, и всё ведь одно к одному! Кучер, фис дёпЮт, руку себе повредил, и эк ведь угораздило лё кон
Снова смесь русского с французским, и
За кучера поедешь, старче! Ну! урядник без затей двинул большака под дых, помогая тому собраться с мыслями.
« Воля! Воля! скандировала толпа, не расходясь при виде готовящихся стрелять солдат. Апраксин ещё раз велел расходиться, и затем скомандовал залп потом второй, третий»
На крытом возке позади молодой помещик вёл беседы с исправником, ведущим себя удивительно предусмотрительно, показывая себя тонким и остроумным собеседником. Повозка покачивалась, откормленные полицейские кони легко тянул утеплённый возок, а позади говорили, говорили
Вово́ делился непринуждённо своими планами на принадлежащие ему земли.
привести в порядок, что-то продать, вырывался из возка грассирующий голос молодого барина, заставить, наконец власти взыскать недоимки с мужиков
Вово́, мон шерри! донёсся из возка густой смех исправника, Помните, они теперь не крепостные, и даже не временнообязанные!
А какая есть разница?!
Ха-ха-ха! Подловили, мон шерри, подловили! послышался лязг стекла, и урядник, сидящий рядом на козлах, облизнулся непроизвольно, ещё пуще задымив цыгаркой.