Тогда позвольте отдать вам деньги, выданные мне на кормление, встрепенулся Дмитрий.
Не позволю, пан, с утрированной суровостью возразил Грудзинский. То не позволяет наш кодекс чести!
А мне честь не позволяет оказаться в долгу, встречно возразил Ржевский.
Судьба непременно сравняет наши долги, слегка улыбнулся потертый жизнью мужчина. Не в этом году, так через десять лет.
Бал был объявлен на третий день по прибытии полка. С утра все офицеры начистили до блеска парадные ботики (короткие сапожки), отпарили доломаны и чакчиры, начистили пуговицы и галуны (не сами конечно, а руками денщиков), одели свежие рубашки и преис-полнились радужными надеждами, после чего чинно отправились в обширный дворец Радзи-виллов, стоящий на центральной площади Старого городаодноэтажный, но высокий, с дву-мя подъездами в колоннах и протяженной мансардой. Внутри дворца, за входом, гостей встречали пан Радзивилл (склонный к полноте мужчина лет под сорок) и его жена (статная дама второй свежести, то есть за 30 лет), а также губернатор Ланской (еще статный, но седой человек лет 55) с супругой (лет 45), полковник Новосельцев (бравый, высокий, большеглазый и кудрявый несмотря на свои 35 лет) и атаман Платов (какой-то невзрачный, 60-летний, с жиденьким волосиками на почти плешивой голове).
Когда Ржевский вошел во дворец, он был полон гостей, толпившихся (как это было видно из вестибюля) уже в бальной зале. Чеканя шаг, поручик подошел к чете Радзивиллов, представился и приложился к надушенной ручке дамы. Тотчас он полуобернулся к губерна-тору, отдал честь и поцеловал руку уже подусталой Варвары Матвеевны. Скосив глаз на полковника, получил от него яростный взгляд и даже краешек сжатого кулака из-за спины, после чего, оставив кивер на попечение ливрейного слуги, направился в зал. Там он мигом сориентировался и подошел к своей братии, прибывшей на бал в полном составе, то есть всемером.
Где тебя носило, Ржевский? спросил командир его эскадрона ротмистр Епанчин. Мы тут уже полчаса толкаемся, а ты тянешься? Вот-вот начнут полонез играть
Так все ждали меня? вполголоса, но форсированно спросил Ржевский и чуть еще прибавил звука:Я пришел господа, можно начинать!
В ответ он услышал смешки из другой группы офицеров, а также из кучки русских, видимо, девушек. Ротмистр вновь открыл рот, чтобы обрушиться на авантюриста, но тут в зал вошли распорядители бала, образовали три пары (Новосельцев с Анной, старшей дочерью Ланско-го, а Платов, видать, танцором не был) и под торжественные звуки полонеза двинулись с лег-кой присядью вдоль длинного-длинного зала. За ними тотчас стали выстраиваться все новые и новые пары, к которым смогли присоединиться и гусары 1 эскадрона, наскоро пригласив стоящих у стен польско-литовских паненок и дам. Был среди них и Ржевский.
Танцевал он со своей дамой механически, скользя взглядом по другим парам и отмечая выдающихся красотой паненок, Таких было, разумеется, немного, но одна (статная, полно-грудая, надменная blond лет около 1819) ему очень приглянулась. "Ее и буду арканить", сказал он себе и стал поджидать "цепочки"прохода дам вдоль строя мужчин с обменом рукопожатиями (в перчатках, конечно). Вот вожделенная блондина приближается, вот каса-ется его руки и
Мильпардон! негромко воскликнул он и засеменил за паненкой, зацепившись рукавом до-ломана за ее рукав (посредством незаметного крючка, им самим нашитого) Мой доломан опять сошел с ума!
Что? также негромко воскликнула она по-французски, дернула рукой, но только еще крепче нанизалась на крючок. При чем тут доломан? Отцепитесь от меня!
Прошу, не подавайте виду, шепнул негодник. Для окружающих будем делать вид что ничего особенного не происходит. Я постараюсь нас расцепить, иначе сумасшествие моего доломана, влюбившегося в ваше платье, может перекинуться на нас. А нам нельзя влюбляться!
Почему это? машинально спросила блондина и тут вгляделась в статного гусара.
Поздно, трагическим тоном сказал Ржевский. Ваш взгляд меня уже пронзил, сердце мое забилось лихорадочно, руки запылали, а дыханье перехватило. Можете потрогать меня в лю-бом месте, и вы убедитесь, как сильно треплет меня страстное чувство к вам!
Вы смеетесь надо мной, поручик! воскликнула девушка.
Я бы не осмелился, со всей возможной серьезностью заверил Митя. Обозревая этот зал, я неизбежно наткнулся взглядом на вас и в самом деле затрепетал. А тут случай свел нас вместе и мой трепет достиг апогея. Я, Дмитрий Ржевский, умоляю, ма шери, скажите мне свое имя, чтобы я отныне повторял его изо дня в день, из ночи в ночь!
Что? Вы Ржевский?! почти вскричала паненка и вдруг заулыбалась. Значит, вы хотите знать мое имя? ЯКаролина Ржевуская! Быть может, ваша сестра в каком-нибудь колене!
Дмитрий ошалело на нее посмотрел и тоже заулыбался, все больше и больше.
Расстались Ржевский и Ржевуская по-дружески, но без обещаний. В ходе последующих танцев (кадрили, вальса, мазурки и снова кадрили) Дмитрий танцевал с разнообразными женщинами и все с большим воодушевлением. Ибо следил за Каролиной и заметил, что она посматривает в его сторону. Но вот был объявлен последний танец перед ужином (вальс), и Ржевский стремительно оказался возле прекрасной полячки.
Я могу пригласить вас на вальс? спросил он с наигранным спокойствием. Каролина сме-рила его тем самым надменным взглядом и вдруг сказала:Только в том случае, если от своего права на вальс откажется пан Михал.
И обернувшись к уже подошедшему молодому польскому "шпаку", посмотрела ему вырази-тельно в глаза.
Ну, раз этот бал устроен для приветствия гусарского полка, неохотно промямлил пан, то мне придется так и поступить.
Каролина повернулась к поручику, победительно улыбнулась и протянула ему свои руки. Дмитрий ощутил такой подъем чувств, что понесся с желанной Кралей сквозь ряды танцующих с удвоенной быстротой, умудряясь искусно лавировать и властно вращать деву то влево, то вправо, то волчком, а также падать на колено и пускать ее вкруг себя, похлопы-вая в ладоши. Их танец так всех заворожил, что большинство пар остановилось для того, чтобы увидеть в деталях эту блестящую импровизацию. В его конце им захлопали как пан Радзивилл с женой, так и губернатор Ланской, (бывший уже без жены), а следом и прочие гости.
A teraz prosze kavalerow i ich panie do mojego stoluodgryzc, co Bog poslalзвучно произ-нес пан Разивилл, что было понято русскими без перевода.
За столом Каролина отбросила приличия и оказалась рядом со Ржевским. Кому-то из-за этого пришлось пересесть, но ее это ничуть не обеспокоило. Между ними завязался ожив-ленный разговор: фактически ни о чем, но для них он был полон затаенного смысла. Она будто бы его спрашивала:"Откуда ты свалился на мою голову?", а он ей отвечал: "Меня вела сюда путеводная звездата, что сияет сейчас в твоих глазах!". Она поднимала голову, окидывала его тем самым сияющим взглядом и спрашивала: "И что, коханый, мы теперь бу-дем делать?". "То, чего захочешь ты, моя милая! Но поцеловаться нам нужно обязательноиначе мое сердце лопнет!".
После ужина гостям настала пора расходиться и тут вдруг пошел дождьлетний, сильный! Ржевский, намеревавшийся напроситься на прогулку с Каролиной, в отчаяньи на нее посмотрел.
У меня недалеко стоит карета, шепнула она:Бежим!
Они выскочили под дождь и через минуту оказались внутри уютной, сухой и абсолютно тем-ной клетушки.
Поезжай! крикнула паненка кучеру, после чего припала к груди своего избранника, предо-ставив его горячим губам и настойчивым рукам взращивать пыл ее стремящегося к насла-ждению существа".
Глава двадцатая. Два успеха
Пришел новый день и новая пища для ума. От Краузе принесли записку: "Максим Фе-дорович, мощную батарею Вольта я собрал и свечу в гипсовом держателе сделал. Горит све-ча сильно, но не более часа. Подскажите, что можно еще сделать?". Городецкий, севший бы-ло за свой роман, в два счета собрался и пошел в университет.
В лаборатории Краузе он увидел стоящую на столе ярко светящуюся стеклянную кол-бу конусовидной формы и рядом плоский ящик, густо уставленный попарными дисками, от клемм которого к лампе шло два медный провода.