Но вернемся на полмесяца назад от нашествия, в конец мая того же года, да посмотрим из нашей дали на будни одного гусарского полка 2-й армии, получившего задорное название Оский. Командовал этим полком очень важный ныне сановник и новоявленный князь, имя которого нельзя употреблять всуе и потому я назову егоНовосельцев, Александр Василье-вич. Полк этот был направлен в Гродно, возле которого были дислоцированы казачьи полки атамана Платова из состава 1-ой армии: предполагалось, что таким образом будет осу-ществлена связь Багратиона с Барклаем де Толли. То-то обрадовались гусары такой новости! До этого они стояли в Беловежской пуще, возле деревни в 50 домов, где молодух можно по пальцам пересчитать, а тут в их распоряжение попадет целый губернский город с 20 тысяча-ми жителей! Какие-то чумазые казаки им, конечно, не соперники, будет где разбежаться гла-зам, воспламениться сердцам и, быть может, порезвиться дланям. Так что полк мигом взле-тел на конь и порысил через пущу к Неману, где при впадении речки Гожанки стоит древний то ли русский, то ли литовский, а ныне все-таки польский город"
На этой фразе Городецкий придержал свое перо, перестал улыбаться и взялся за тол-кование китайского гороскопа, давно им обещанного читателям "Молвы".
Глава семнадцатая. Ржевский появляется на сцене
Весь следующий день у Максима оказался фактически свободным, и он с удовольстви-ем продолжил свой новый роман:
"По случаю уже летней теплоты полк разбил палаточный лагерь на западной окраине Гродно, за речкой Гожанкой, на лужайках среди тенистых рощ. Впрочем, после визита пол-ковника Новосельцева к губернатору Ланскому офицеров полка определили на постой в при-личные дома Гродно.
Собираясь на постой, молодые обер-офицеры 1-го эскадрона 2-го батальона оживлен-но переговаривались. Вдруг два корнета спросили у ладного, с уверенной повадкой поручи-ка:
Ржевский! Вам, разумеется, повезло больше всех? Небось, к самому губернатору попали, у которого две дочки невестятся?
Это не везение, это мука, сказал с улыбкой поручик. Похоже на вазочку с вареньем, ко-торая заперта в буфете, за стеклянной дверцей: очень захочется лизнуть да стекло не пустит.
Не надо вешать нам лапшу на уши, возмутился Алексей Бекетов. Уж вы-то найдете спо-соб как полакомиться, не разбив стекла! Примеры были!
Все мы помним ту евреечку из Луцка, дочь раввина! захихикал Сашка Арцимович. Уж такая была недотрога сдобненькая, ни на кого глаз не поднимала, а на вас подняла! А потом подняла и окошечко в светлицу! Ночью, конечно!
Я разве вам об этом говорил? нахмурил брови Ржевский.
Так мы проследили за вами, а потом подсмотрели
Ай молодцы! с непонятной усмешкой сказал волокита. Впрочем, может эта наука впрок вам пойдет
Но что вы ей такого сказали, что она поплыла в руки?
Спросил, как ей удается так легко идти, что на снегу не остаются следы?
А она?
Она обернулась, потом посмотрела на меня и обвинила в обмане.
А вы?
А я сказал: зато я увидел наконец ваши бездонные синие глаза и очаровался на всю остав-шуюся жизнь! А еще я увидел прядь волос, подобных благородному черному шелку, крае-шек бархатистой щеки, при сравнении с которой увянет самая прекрасная роза, а теперь еще вижу жемчужные зубы за упоительными губками, раздвигающимися в улыбке
И все?
Нет, конечно. Но потом при встречах (а я подстерегал ее по дороге в различных укромных местах) она не спешила убежать, а напротив замедляла шаги, желая услышать все компли-менты, которые я придумывал. А однажды остановилась, слушая А в другой раз, в без-людном переулке, мы стали целоваться
Да-а, вздохнул Бекетов. Таким даром слова никто из нас не обладает.
Глупости, не согласился поручик. Я тоже пару лет назад был вам подобен: смущался при дамах, терял дар речи, трусил в общем. Но, понимая, что туплю, преодолел себя, стал придумывать заранее комплименты, говорить их в нужный момент и однажды девушка под-ставила мне губы для поцелуя. Теперь не придумываю ничего, все говорю экспромтом. Без слов же эти капризницы будут к вам слепы.
Но вы так и не сказали нам, куда вас определили, спросил Арцимович.
К пожилому вдовцу по фамилии Грудзинский, выдавшему всех дочерей замуж, заулыбался Ржевский. Видимо, по личному распоряжению Александра Васильевича. Но я не в обиде: мне подсказали, что в его доме хорошая библиотека, а я все же читаю по-французски. К тому же нас вскорости ожидает бал, который обещал дать в честь прибытия полка губернатортам-то мы и посмотрим на местных дам поближе
Тут уместно будет дать портрет моего героя. Дмитрию Ржевскому должно было вско-ре исполниться 23 года. Роста он был чуть выше среднего, два аршина и семь вершков (173 см), строен, в плечах не сказать чтоб широк, но при снятии рубашки обнаруживались хоро-шо развитые рельефы всех его "членов". Лицо его нельзя было отнести к античным, но все же нос лишь чуть курнос и лишен горбинки, глаза ясные, с затаенной насмешинкой, брови ровные прямые, уши не лопушились, щеки не лоснились, усы вились как должно у гусара, а подбородок он тщательно брил. Еще хороши были губы: не тонкие и не толстые, а сораз-мерные, склонные к легкой улыбке и поцелуям. Волосы Дмитрия были пока тоже на зависть многим: густые, волнистые, почти черные, но он стриг их коротко, на старопольский манер, на что ему пеняли иногда его временные пассии.
Зато под кивером голове хорошо дышится, отвечал он.
Как было б хорошо, если б ты, мон шер, вообще не надевал этот кивер и не покидал меня никогда! пылко заклинали его.
Еще пару слов надо сказать о его происхождении. Он был из старого дворянского ро-да, но плодовитого и оттого существенно обедневшего: только накопит иной Ржевский подо-бие богатства к концу жизни, ан его уже надо делить на 35 сыновей, да и доченек кровных снабдить приданым. В последнее же время пошла мода давать сыновьям (и дочерям!) до-стойное образование, без которого теперь никуда хода нет: ни в офицеры, ни в чиновники, ни замуж. Иван Афанасьевич, отец Дмитрия, во всем себя ограничивал, а все-таки дал ему (вме-сте с братьями и сестрами) домашнее образование, в основу которого было положено знание французского языка. Дмитрий, впрочем, был у него в любимцах, так как и сам тянулся к уче-бе, да и от природы был разумен и ловок. Оттого он без проволочек был зачислен в Дворянский полк (в Петербурге), где производилось ускоренное обучение будущих офицеров. Он и в этом "полку" стремился быть лучшим, что и стало у него постепенно получаться. На вы-пускном экзамене он сумел получить "отлично" в ориентировании, фехтовании саблей, стрельбе из пистолета и штуцера, а также в джигитовке.
Его ближайшие товарищи, впрочем, не удивились: он не раз восхищал их необычными приемами тренировок. В частности, для развития твердости рук Митя подолгу держал то в одной, то в другой вытянутой руке чугунный утюг; зато при стрельбе пистолет его был ро-вен. В фехтовальном зале он подвешивал войлочный мячик и пытался попасть в него рапи-рой. Еше подговаривал товарища и норовил проткнуть падающую перчатку. Еще рисовал саблей воображаемые буквы, перебирал клинок от конца к эфесу, развивая силу пальцев. А за пределами зала просто приседал (в том числе на одной ноге), поднимался с хитрушками по лестницам, развивая икры и ступни, а то бегал с ускорениями или качал кистью на колене гантель. В спарринге предпочитал иметь поляков или литвинов, которые обладали специфи-ческими и эффективными приемами польской шляхты. Пробовал он махать и двумя саблями и постепенно с ними освоился. В джигитовке же с удовольствием спрыгивал с лошади на хо-ду и тотчас заапрыгивал обратно задом наперед, выхватывал пистолеты и, ловя момент, стрелял из них. Еще нашил каких-то лямочек на подпругу и умудрялся быстро свешиваться, полностью прячась за круп лошади, и даже выскакивать в седло с обратной стороны. Имея аттестат с отличными оценками, Ржевский мог выбрать любой гусарский полк (кроме лейб-гвардейского), но один из преподавателей, которого он особо уважал, посоветовал Оский, которым уже командовал полковник Новосельцев. В нем Ржевский прослужил два года кор-нетом, а потом прошла ротация и его повысили до поручика и командира взвода. Вот только в "деле" ему еще бывать не приходилось"