Сын бакалейщика о рыжей девчонке тоже старался не вспоминать: ему было слишком стыдно. Со взрывоопасными опытами было покончено. И не только из-за угроз отца. После того как он чуть не взорвал Темакуити, Тональ сам почему-то быстро охладел к пиротехнике. А скоро у него появились новые друзья и новые увлечения. Уже не воинственные, а вполне мирные. Он попросил отца купить ему гитару и флейту. Заболел современной музыкой, стал подражать людям племени никан-тлака. Несколько лет назад их культура и философия вошли в моду у молодежи.
Темакуити к тому времени превратилась из диковатой большеглазой девчушки с косичками в стройную красивую девушку. Когда, с копной растрепанных ярко-рыжих волос, в любимой клетчатой юбке и серо-голубой блузке она проходила по улице, все оборачивались. Какой-нибудь мальчишка провожал ее ошалелым взглядом до самого порога, а стоило ей взяться за ручку двери, вопил во все горло:
Рыжая ведьма!
Другой мог сунуть ей в руки цветы и убежать. Третий врал, что болен и умолял записать его на прием. Четвертый без обиняков звал в кино или на танцы. Даже какой-то маленький оборванец лет семи и тот постоянно отирался возле дверей ее дома. Кидал в ее сторону восхищенные взгляды. Каждый мальчишка думал, что дружить с настоящей ведьмой очень здорово и опасно. Что такая дружба сильно возвысит его в глазах сверстников. Но саму Темакуити мальчишки раздражали хуже лесных москитов. Единственным исключением был Тональ. Встретив ее в школе или на улице, он по-прежнему отводил взгляд и старался поскорее исчезнуть.
Тональ стал высоким, довольно красивым молодым человеком. Его черные волосы отрасли до плеч, как у шамана. Он носил джинсы-клеш, бусы из цветного стекляруса и рубаху с бахромой в стиле никан-тлака. Темакуити с удивлением стала замечать, что часто думает о нем. Что хотела бы познакомиться с ним поближе. «Вот только захочет ли он сам? А вдруг нет?»
Их сближению неожиданно помог бакалейщик. В день пятнадцатилетия Тоналя господин Эуа сказал ему:
Вот что, разбойник: отец по-прежнему не давал Тоналю забыть о его пиротехнических грехах. После случая на пустыре словечко «разбойник» применительно к сыну навсегда вошло в его лексикон. Хотя в последнее время отец называл его так больше в шутку: Тональ давно перестал обижаться. Хватит бездельничать: будешь развозить заказы.
Сын не возражал. Доставил один заказ, второй, а третий, его нужно было отнести в дом через дорогу, наотрез отказался:
Отец, я туда не пойду: заявил он.
Придется, сын, отчеканил господин Эуа тоном, не допускающим возражений.
Ну, пожалуйста!
Если не пойдешь, об автобусе можешь забыть. Тем более, ты знаешь, как я отношусь к твоим волосатым приятелям.
Через несколько дней Тональ с друзьями должен был ехать в столицу на концерт электроансамбля «Спаржа восприятия». Поездка полностью зависела от микроавтобуса господина Эуа. Подводить друзей не хотелось и Тональ, пересилив себя, уступил. К тому же если он хотел и дальше считать себя никан-тлака, то должен был научиться смотреть в глаза собственным страхам.
П-привет, пробормотал юноша, когда застекленная дверь террасы распахнулась и Темакуити со своим рыжим Шолотлем на руках вышла на порог. Со дня злополучной встречи на пустыре она сильно похорошела. Тональ не мог этого не заметить. А т-твоя ба-бабушка г-где?
Уехала в гости к родственникам, отозвалась Темакуити с улыбкой.
Видя, что девчонка, перед которой ему так долго было стыдно, не собирается обрушивать на него громы и молнии, Тональ немного осмелел. Тоже улыбнулся и брякнул невпопад:
Х-хочешь, научу тебя играть на флейте?
Давай.
Так они и подружились. Тональ часто стал бывать у Темакуити с заказами из лавки отца. Молодые люди с удивлением узнали, что у них одна и та же любимая книга: «Изгнание богов» Аматля и что оба терпеть не могут тамале с пчелиным воском и саранчой. Они часто беседовали о музыке: у Тональцинтли теперь было много записей модных электроансамблей. Говорили и о никан-тлака:
Вся их жизнь это особенная мудрость во всем, даже в самых простых вещах, рассуждал юноша. Это п-полная свобода, о к-которой мы со своей цивилизацией даже и не слышали. Когда-то давным-давно мы выбрали к-каменные города, а они свободу. И как думаешь, чей выбор правильный?
Темакуити слушала, а про себя посмеивалась: «глупый, да что ты знаешь о свободе, если никогда в мире Сна не был?»
О снах они не говорили. Темакуити казалось, что, начав откровенничать с Тоналем, она предаст Каполи. Первое время Тональ, конечно, интересовался, как Темакуити помогает людям во сне, но та неизменно отвечала:
Это трудно объяснить, если сам не видел
Занимаясь целительством, рыжая ведьма не забывала и о Мальчике-шамане, вместе с Читцин из года в год, отражая его атаки.
«Вот только был ли он, этот мальчик?» чем взрослее она становилась, тем больше начинала сомневаться, что ритуал с пластинкой на самом деле спасает мир от зла. Может, бабуля Читцин выдумала для маленькой Темакуити эту страшную сказку на ночь, а потом сама же и поверила? Возможно. Но как же тогда сумерки средь бела дня? А электрический гул? Разве они не настоящие? Но Темакуити могла убедить себя в их реальности еще в детстве, поверив в Мальчика-шамана. Ведь если сильно верить можно заставить себя видеть что угодно.
Как-то она достала из книжного шкафа в бабушкиной комнате толстый том в потертом переплете темно-коричневой кожи. Он назывался: «Пространное описание мира Сна, предпринятое женщиной-змеею Сиуакоатлем». Книги в бабушкином шкафу стояли тремя рядами. Не удивительно, что «Пространное описание» из последнего ряда до этого ни разу не попалось Темакуити на глаза. Оно было напечатано два с половиной цикла назад. Как требовали старинные правила, текст в книге был параллельным: слева непонятные глифы, справа привычное новое письмо. Страницы с гравюрами в стиле эпохи древних богов пожелтели от времени, а закладкой служил старый черно-белый снимок.
Присмотревшись, Темакуити не без удивления узнала Читцин: на фотографии бабушке было не больше пятнадцати. Смеющееся молодое лицо с ямочками на щеках, короткая стрижка с прихотливыми волнами завитых локонов. На бабушке было светлое складчатое платье с широким бантом на правом боку, ниже талии, а на ногах остроносые туфли с ремешками. По обе стороны от юной Читцин стояли два кавалера мальчишки, ее сверстники. Тот что слева был высоким весельчаком в клетчатом пиджаке, коротких штанах и гетрах. На макушке у него торчал смешной маленький пучок. Тот что справа был пониже ростом, светловолосый, с вытянутым заостренным лицом, тонкой полосочкой губ и грустным взглядом. Он был в темных брюках с подтяжками, в белой рубашке со стоячим воротником и в галстуке-бабочке. Фотограф запечатлел эту троицу на фоне знакомого пустыря и древнего храма на холме.
Читцин не любила вспоминать о прошлом, поэтому никогда не заводила фотоальбома. Единственная фотография висела в ее комнате над столиком с патефоном: на ней была прабабушка Уайокойотль. А тут такая находка!
Читцин в своем обычном вдовьем платье ярко-желтого цвета сидела за старинным прабабушкиным бюро. Это было причудливое сооружение в виде Великой пирамиды со множеством маленьких полочек и ящичков. Нацепив на нос очки, бабушка что-то быстро писала ученическим пером-вставкой.
Ба! позвала Темакуити, подходя к ней со снимком. Читцин повернулась к внучке, глянула на фотографию поверх очков. Это ведь ты, я угадала?
В-верно. От волнения голос Читцин дрогнул. Я уж и забыла давно, что она где ты ее нашла?
Здесь, в книге, улыбнулась рыжая ведьма. В глазах блеснул задорный огонек. А эти двое твои поклонники? Ну-ка признавайся, ба!
Читцин отвела глаза, как будто не хотела, чтобы внучка о чем-то догадалась по ее лицу:
Друзья, вздохнула она. Этот, с пучком, он впрочем, неважно. Просто один старый школьный приятель. А этот, светлый как тебе сказать? Это и есть Мальчик-шаман
Ровно через год в день Плодородия, (его отмечают в начале месяца Содранной человеческой кожи), все сомнения Темакуити насчет Мальчика рассеялись окончательно.