Не опаснее атомной станции.Александр даже не удивился, что Сан Саныч использовал аргумент, который ранее приводил Дживан, после слов о слежке стало ясно, кто за кем повторяет.Их существование нарушает нашу картину мира, ту, которая понятна и доступна всем, подтверждена физикой и химией и правительственными распоряжениями, даже вот из космоса теперь сфотографирована. Цветы в нее не вписываются. Что будет, если она рухнет?
Хаос и деструкция?усмехнулась Нина Ивановна, забирая у него сигарету и делая глубокую затяжку.Отмена физики, химии и правительственных распоряжений? Конец света? Темные времена?
Нет!Сан Саныч недовольно вытащил сигарету из ее пальцев и вернул себе.Новая картина мира. Более гибкая, более точная, более соответствующая реальности. Фактическиреволюция во взгляде на окружающий мир.
Все равно это уничтожение,не сдавалась Нина Ивановна, но Александр чувствовал, что она делает это больше из желания продлить отпущенные им двоим минуты, чем серьезно обсудить проблему.Наш мир без этой картины лопнет следом, как мыльный пузырь, если ничто не будет структурировать хаос в понятную людям форму. В хаосе нельзя жить, можно только умереть. Этого добиваются эмиссары другого мира? Это их основная цель?
Сан Саныч поморщился.
А если наоборот? Нам хотят помочь открыть дверь и научить новому языку, а мы подпираемся изнутри бревнами и азбуками. Пока не откроешь, не узнаешь. Александр Дмитриевич тут в тетради форзац расписал посторонним диалогом, и отлично там заметил в числе прочего, что вселеннаяэто огромный фрактал.
Фрактал? Разве это не математическая фигура?
Сигарета Сан Саныча очертила в воздухе круг и следом еще несколько маленьких кругов рядом с первым. Дым изогнулся и поплыл причудливыми отростками, Нина Ивановна смотрела на них очень внимательно.
Множество, обладающее свойством самоподобия, когда целое имеет ту же форму, что и одна или более частей. Может быть, мир эмиссаров похож на наш, примыкает к нашему, исходит из нашего или отделяется только тонкой перегородкой, будучи больше и свободнее. Мы ни разу не удосужились довести дело до конца. Ни разу не заглянули на ту сторону.
А если бревна у них, а свобода у нас? И они поэтому так рвутся сюда? Была бы слишком жестокая ошибка.
Не более жестокая, чем то, что делают у нас с создателями цветов. Человек рожден быть свободным и познавать мир. Если картина мира перестает описывать мир, ей приходит конец. Как ни держи границы на замке. Только болезненнее и дольше умирать будет. И кстати, о создателях,голос редактора изменился, стал деловым и ровным,где ты оставила Александра Дмитриевича?
Нина Ивановна помолчала, опустила голову.
В холле.
Надо бы его отсюда увести.
Хорошо,слово прозвучало как шепот опадающих листьев.
И ты уходи вместе с ним.
Нина Ивановна внезапно крепче сжала пальцы на его плече и замотала головой. Сан Саныч выбросил сигарету вниз и снял ее руку с себя.
Сейчас же,приказал он тоном, не терпящим возражений.Скажете, что не нашли меня с тетрадью в здании, дальше мы сами разберемся. Но чтобы вас тут близко не было через пять минут.
Александр не услышал дальнейшего разговорабалконная дверь закрылась, а чуть позже каблуки Нины Ивановны застучали на лестнице, сначала медленно, потом быстрее.
Он подождал, пока их звук перестанет быть слышно, и только после этого поднялся во весь рост, чувствуя, как кровь разгоняется в венах, прошивает иголками пострадавшую прошлым вечером в беготне по кустам ногу, заводит сердце до состояния предстартовой дрожи мотора и барабанной дробью бьет в виски.
Глава 15. И точка!
В школе Александр никогда не дрался. Нарочно сделать больно живому существу, даже здоровому забияке Ваське Смолкину с третьей парты, было выше его сил. Пусть и под девизом справедливого возмездия. Поэтому, догнав редактора в коридоре, он использовал свое единственное преимущество перед нимнапрыгнул с разбегу всем весом и сбил с ног. Атаку заглушила толстая ковровая дорожка, нападение стало для Сан Саныча неожиданностью. Они вдвоем по инерции слетели с ковра, проехались несколько метров по каменному полу до зала отдыха с деревянными панелями, и там, у стеклянной перегородки, остановились. Света здесь уже было мало, но все-таки достаточно, чтобы увидеть цель.
Александр ожесточенно выдрал тетрадь из рук редактора, после чего свернулся вокруг нее эмбрионом и даже колени поджал, чтобы добычу не выдернули снизу.
C ума сошли?осведомился редактор, поднимаясь на ноги.Вы что делаете?
Дерусь с вами,очень логично ответил Александр.Я не законопослушный. Отдаю должное вашему грандиозному замыслу, но только такого мира божьего я не принимаю.
Сан Саныч опешил, но в следующую секунду расхохотался.
Ах, вот оно что, Иван Федорович,выдавил он сквозь смех.Напугали, если честно. Не лежите на грязном полу, встаньте немедленно.
Нет уж, я полежу лучше,злобно отозвался Александр.Я же тряпка, буду оправдывать звание. Это моя тетрадь.
Непременнейшим образом ваша,покладисто ответил Сан Саныч, доставая сигареты и зажигалку.Никто не спорит и даже не трогает. Только, умоляю вас, не простудитесь. А за тряпку каюсь и прошу прощения, вы не заслуживаете.
Да наплевать вам на самом деле. Отойдите от меня, или я сейчас эту чертову тетрадь разорву на части. И съем.
Поняв, что Александр не шутит, Сан Саныч послушно сделал несколько шагов назад, к лифтовой нише.
Еще дальше,потребовал Александр, оценив расстояние.И только попробуйте выйти оттуда.
Вот в углу я давненько не стоял.Зажигалка в руках Сан Саныча издала сухой щелчок.Наверное, с детского сада.
Ориентируясь на неподвижность огненной точки, Александр поднялся и с какой только мог скоростью захромал за стеклянную перегородку в зал отдыха. Там он поспешно закрыл дверь, но поскольку запорного механизма в ней не было, то пришлось держать ее свободной рукой за отверстие в стекле. При желании более сильный противник мог легко вытолкнуть ее в обратную сторонувместо ручки на двери был деревянный кругляш без единого намека на замок.
Дальше-то что, Александр Дмитриевич?громко спросил редактор со своего места.Есть какие-то предложения?
Александр, не отпуская двери, вытер взмокший лоб о сгиб локтя.
Да. Есть. Погасите цветок.
Это прозвучало так просто и буднично, точно он просил погасить свет в кабинете после работы.
Ни за что.
Даже не видя его в темноте, Александр понял, что выразительные губы Сан Саныча сложились в ту презрительную гримасу, которую он знал до последней морщинки у редакторского рта, сотню раз видел после особенно цветистых собственных перлов в тексте, которые тут же изгонялись безжалостно и однозначно. Темное бесконтрольное бешенство затопило его до макушки и сорвало все заслонки.
Они должны увидеть, что вы сделали это добровольно,заорал Александр, прижимаясь лицом к дверной щели, чтобы его было лучше слышно.Нина Ивановна на вашей стороне, у нее особые полномочия, я тоже скажу им, что вы сами. Нас будет двое, мы подтвердим. Пройдете эту проклятую проверку, и все останутся живы и здоровы. Пострадает только цветок, я даже ничего не почувствую.
Сан Саныч вдруг сел на пол прямо там же, у лифта. Огненная точка замерла в полуметре от пола, и Александр позволил себе снять нагрузку с больной ступни, плюхнулся на поручень кресла, стоявшего у стеклянной стены рядом с дверью. Вместо облегчения нога с пережатыми венами заныла в два раза интенсивнее.
Ничего не почувствуете?усмехнулся Сан Саныч.Это вам ваши друзья с проходной сказали? Да нет, Александр Дмитриевич, это только кажется. До операции. И некоторое время после. А когда наркоз отойдет, ты, бегун на длинные дистанции, поймешь, что тебе отрезали ноги.
Александр затаил дыханиетакого голоса он никогда не слышал у редактора, хотя казалось, за пять лет знакомства слышал его всяким.
Все вокруг будут уверять, что полно других прекрасных занятий, и ты поверишь на какое-то время, но это быстро пройдет, потому что сколько бы их ни было, этих прекрасных занятий, тебе, лично тебе, будет недоступно одно-единственное, составлявшее всю твою жизнь и ее смысл. Не будет ни ветра в лицо, ни ленточки, которую ты рвешь своей майкой, ни сливающихся на огромной скорости лиц на трибунах. Никогда. И это «никогда» станет бесконечным шоссе, уходящим за горизонт пустыни. Ни проехать, ни перейти