Вильгельм Либкнехт, который должен был вот-вот завершить учёбу в университете Ингольштадта на юриста, но схлестнулся на дуэли с сыном бургомистра, с летальным для последнего исходом, в силу явного физического превосходства дюжего Либкнехта. Родня бургомистра собиралась его кончать самосудом, он был буквально на волоске от смерти, как наткнулся на вербовщиков, которые не растерялись и шарахнули его дубинкой по голове, упаковав в мешок и вывезя из города. План надо было выполнять. Вот так этот белокурый и сероглазый здоровяк тридцати лет оказался в тренировочном лагере «Нёр».
Береги сей штандарт пуще жизни своей и чести! Ибо это жизнь и честь легиона! провозгласил герцог.
Клянусь жизнью, честью и памятью! Да предадут меня смерти, проклятью и забвению, если я не выполню свой долг! прокричал аквилифер Вильгельм Либкнехт.
Согласно заведённому уставом порядку, в случае потели штандарта с аквилой легион подлежит расформированию. Сохранена аквилажив легион. Нет аквилынет легиона.
«И видит Юпитер, если эти раздолбаи потеряют аквилуя уничтожу этот легион!»поклялся себе Таргус.
До самого тупого солдата в его легионе было доведено, что будет с легионом в случае утери аквилыдецимация каждые десять дней, до тех пор пока аквила не вернётся на положенное место.
Когда торжественная процедура была завершена, обозные служащие прикатили сто 225-литровых бочек с вином. Здесь тоже был порядок: сформировали очерёдность и каждый легионер получил по литру недешёвого франкского вина в свою глиняную фляжку.
Празднование продолжалось с восьми до десяти часов ночи, а потом наступил отбой.
Никаких действий по захвату города не предпринималось, потому что Таргус ждал, когда же даны соберут ополчение и попытаются выкурить их из осадного лагеря.
Вечером следующего дня, то есть где-то с 19.00 11 февраля, началась торжественная присяга дежуривших вчера когорт и раздача франкского вина.
Таргус лёг спать с чувством завершённости, а герцог продолжил пить со своими самыми приближёнными гвардейцами.
//Там же, 13 февраля 1734 года//
Моё условие: сдаёте город, разоружаете гарнизон, сдаёте всю знать, которая попряталась по норам, а затем всё снова станет нормально, улыбнулся Таргус, решивший съездить на переговоры с парламентёрами от города.
Город в настоящее время оцеплён двадцатью когортами, опоясан частоколом, а также подвержен систематическому артиллерийскому обстрелу, который прекратился только в связи с приёмом парламентёров.
На такие условия мы пойти не можем, упирался граф Ове Флак-Гульдберг, представляющий город.
У вас нет стен, артиллерии Таргус указал рукой в сторону города. Мы могли бы и не сюсюкаться с вами, а банально начать штурм. К тому же, мы можем просто продолжить обстрел и тогда жители сами разоружат гарнизон и выдадут нам всех знатных особ Времени вам три часа, а потом обстрел будет продолжен, но уже зажигательными ядрами.
Это бесчеловечно, бросил граф напоследок и, развернув коня, удалился в направлении города.
Его свита последовала за ним.
На самом деле у Таргуса не было никаких зажигательных ядер, ни у кого сейчас нет зажигательных ядер, но понтовать в его ситуации никто не запрещает. Есть, конечно, старые-добрые калёные ядра, но это не совсем то, что Таргус понимал под зажигательными ядрами: они могут поджечь деревянное здание если дать ему полежать в чём-то воспламеняемом.
Настоящие зажигательные ядраэто пустотелые оболочки, наполненные зажигательной смесью, которые при прогорании замедлителя взрываются и расплёскивают вокруг пылающую смесь. Эксперименты он проводить побоялся, поэтому просто решил обойтись без них. Тем более, что город надо было захватить, а не спалить дотла.
Три часа истекли, никто сдавать город не вышел, поэтому Таргус дал отмашку на продолжение обстрела.
Обстреливали город не бомбами, это было бы слишком дорого и нерационально, а обычными чугунными ядрами, которых в дорогу набрали избыточное количество, даже больше, чем у них есть пороха.
Вернувшись в шатёр, он сел у очага и вытянул ноги поближе.
Думаешь, сдадут? поинтересовался похмеляющийся Карл Фридрих, больной после вчерашних возлияний с гвардейцами.
Не сдадутвозьмём штурмом, пожал плечами Таргус. Но потом. Сначала я хочу разбить прямо сейчас собираемое в спешке ополчение данов, как я уже говорил.
Их удар, нанесённый по армии данов, пошатнул и потряс их государство. Война, которая должна была завершиться аннексией Гольштейна, теперь близилась к тому, что придётся отдать земли Шлезвига. Ещё одно генеральное сражение и всё будет кончено.
Да-да болезненно морщась, ответил страдающий герцог. Ты говорил. А знаешь, я и забыл уже, когда в последний раз смотрел театр и танцы
Будет тебе театр, пообещал Таргус. Танцев не обещаю, а вот театр будет.
//Там же, 19 февраля 1734 года//
Пять суток спустя появились первые донесения о приближающихся силах противника.
Таргус, в этот момент инспектировавший «косяковую» десятую когорту II-го легиона «Феррата», вскочил на пони и поскакал к штабу.
Он в который раз с удивлением для себя наблюдал странное явление: стоит появиться в легионе десятой когорте, как там моментально начинают собираться самые отборные отбросы. Лентяи, нарушители дисциплины, недоумки, хилякивсё то, чему в легионе не место, как в коллекторе начинает скапливаться в десятой когорте.
Это сверхъестественное явление загоняло его в тупик, но он видел воочию это даже не десятый и не двадцатый раз. Хочешь найти самых худших легионеров в легионезагляни в десятую когорту, это знает каждый центурион. Вообще, у него было одно объяснение, но оно не давало всех ответов. Его объяснение этого сверхъестественного явления заключалось в том, что первая когорта, как правило, самая лучшая, а раз легионэто страна контрастов, следовательно, десятая когорта должна быть самой худшей. И логично предположить, что центурионы стараются избавляться от тянущих их назад легионеров, поэтому они естественным путём оказываются в самой последней когорте, но это не объясняет одного: переводы между когортами под личным внимательным контролем Таргуса, поэтому он бы заметил тенденцию ухудшения качества последней когорты, но нет, они там сразу были такими.
Прискакав к штабу, он перестал думать над этим весьма загадочным явлением, спешился с пони и вбежал в бревенчатый сруб.
Актуальную информацию, живо, распорядился он, запрыгнув на кресло.
Численность ополчения данов не менее сорока тысяч, вооружение различное, даже ударно-кремневые замки не у каждого ополченца, начал доклад капитан второй когорты первого легиона, Георг Мейзель. Строям ходят откровенно паршиво, Ваша Светлость, зато артиллерии у них целых восемьдесят единиц, половина явно снята с крепостей.
Мейзель отличался ростом ниже среднего, но выдающимися физическими кондициями, не свойственными для мужчины сорока с лишним лет. Его отличало умное лицо, пронзительные голубые глаза смотрели печально, будто он прямо сейчас видит печальную судьбу богоизбранного народа, но Таргус точно знал, что Мейзель не иудей. Он был охотником в Баварии, жил в лесной хижине у некоей деревни Гроскнотен и в один не очень прекрасный день пришёл на местный рынок, продать шкуру и мясо застреленного кабана. К его несчастью, на том же рынке находились вербовщики из Саксонии, решившие по-быстрому закрыть вопрос с рекрутами в соседней земле. Мейзель не заподозрил ничего неладного, когда его начали угощать в местной таберне, где он традиционно выпивал кружку эля после распродажи отстреленного и отловленного, два типа в неестественно смотрящейся на них крестьянской одежде, а очнулся он уже в Саксонии, в составе рекрутов, которых купил герцог Шлезвиг-Гольштейн-Готторпский. С тех пор он меньше доверяет людям и более внимателен к подозрительным несоответствиям, за что и был замечен Таргусом. Но взгляд у него с тех пор очень грустный.
Вторая когортаразведывательная. Все её легионеры владеют ездой верхом, имеется «автопарк» из трёхсот довольно резвых скакунов, их главная задачаграмотная разведка и передовой дозор при движении легиона. У второго легиона вторая когорта выполняет точно такие же функции.