Так точно, сэр. Так и есть. Моя жена, Мэйси. Спасибо вам за пиво.
Ну, будем, он махнул бармену и принял наполненные кружки. Правда, никакой я не сэр, Джонни. Почему бы двум добрым членам профсоюза не перетереть друг с другом, а?
Вы из профсоюза? Я думал, вы из начальства.
Ван дер Хаан рассмеялся, потом отвлёкся на оплату пиваотрезал талончики из подшивки.
С каких пор босс знает, как разглядеть хорошего молотобойца? Всю жизнь в профсоюзе. Работаю на верфи Симонстауна.
А в каком? Котельщики?
У нас в республике на верфях только один профсоюз. Судостроители. Кроме кафров, конечно, ван дер Хаан перехватил озадаченный взгляд. Ну, черномазые. Они так, принеси-подай, им никакой профсоюз не нужен. А все остальныесудостроители. Понимаете, это останавливает боссов, которые играют на противоречиях между одним объединением и другим.
Ваша жена, наверное, скучает по вам, мистер ван дер Хаан? робко спросила Мэйси. Словно не была уверена, что может встревать в мужской разговор.
Зовите меня Пит. Ей вообще не нравится, что я сюда поехал. Из Европы до нас доходят плохие новости. Что из-за бомбардировки у всех болезни и всё такое. Скажу вам такс самого приезда я чувствую себя не очень хорошо. Но нам должны заплатить большую премию за работу здесь, и оно того стоит. Жду не дождусь возвращения. Одному господу ведомо, как я соскучился за домом.
Они разговаривали, слушая рассказы о работе и жизни в Южно-Африканской республике. Джон согласился на ещё по кружечке. В конце концов они разошлисьван дер Хаан обратно в гостиницу, МакМаллены домой. По пути Мэйси молча улыбалась. Она заметила кое-что, пропущенное её мужем. Их приветливый южноафриканский друг носил пистолет под плащом.
"Балтийский коридор", Рига, штаб Второго Карельского фронта
Длинные ряды танков и орудий стали ещё шире, ещё плотнее. Стволы орудий щетинились в небеса как гигантский стальной дикобраз, угрожающий заоблачным богам. Шеренга за шеренгой. Фельдмаршал Роммель едва отделял одну от другой. Профессиональный взгляд военного зацепился за что-то и выдернул его в реальность. Батарея ракет дальнего действия. Немного похожи на немецкие A-4, только форма другая. Но всю остальную часть поездки он снова провёл в собственных мыслях, обдумывая узнанное. Или, скорее, что он ещё только должен узнать.
Всё казалось предельно простым. Выбрать несколько подразделений, репутация которых не запятнана военными преступлениями. Их солдаты служили честно и могут найти убежище по своему желанию. Он выбрал вероятных кандидатов и собрал документацию частей. То, что он там обнаружил, испугало его. Он проверил другихто же самое. Безупречных не было. Не нашлось ни одного подразделения, солдаты которых ни во что не вляпались и только выполняли приказы. Как и большинство офицеров Вермахта, Эрвин Роммель убедил себя, что все мерзости, злодеяния и ужасы относятся к работе СС и других, ещё более зловещих частей. За последние двое суток это утешительное заблуждение развеялось. Впервые он увидел истину войны на Восточном фронте. Он не мог сказать русским, канадцам или американцам, что они сами ничуть не лучше. Не лучше, но оправданием это послужить не могло. Это груз их совести, и им его нести. Роммель, пока ехал, чувствовал, как вся грязь из досье облепляет его. Казалось, ему никогда от неё не отмыться.
В русском штабе его окружили пехотинцы, глядя с холодной, всеобъемлющей ненавистью. Он уже видел такое прежде, во время первого визита, но тогда отнёс это на отголоски войны. Ужасное чувствоосознать, что эта ненависть заслуженна. Он с облегчением вошёл в кабинет, где ждал Рокоссовский.
Фельдмаршал, у меня для вас хорошие новости. Шведы готовы принять первые пять тысяч ваших людей как беженцев. Они даже отправляют судно, один из балтийских паромов. Финляндия и Норвегия тоже передали, что примут по пять тысяч, но пока не подтвердили. Теперь ваш ход.
Роммель достал из портфеля три папки.
21-я танковая дивизия. Большую часть войны они провели во Франции, как оккупационная часть. Во время боевых действиях задействовались в основном для штурмов и контратак, против партизан не использовались. Ничего особенного на них я не нашёл. Предлагаю начать с танкового полка, потом с артиллерийского. Если на этом пять тысяч ещё не наберётся, включаем два полка мотопехоты. Это старое подразделение, входило в Вермахт и получало меньше пополнений, чем большинство.
Роммель обратил внимание, что части, которые получали много новобранцев, полны фанатиков с промытыми в Гитлерюгенде мозгами. Натворили они достаточно, чтобы можно было через одного потрошить заживо.
Рокоссовский кивнул и о чём-то переговорил с одной из оставшихся в кабинете женщин. Та остро смотрела на фельдмаршала.
Теперь я понимаю, почему вы нас ненавидите.
Русский военачальник глянул на него.
Вы имеете в виду немцев? И почему мы вас ненавидим?
Я увидел, что мы сделали. Мне хватило того, что есть в наших собственных рапортах и докладах. Нам нет прощения, и я на него не рассчитываю.
Немцы, немцы Войнане игра. Это невообразимый ужас в чистом виде. Возможно, мы это забыли, но генерал ЛеМэй нам напомнил. Хотя ненавидим мы вас не из-за войны. Хотите узнать, за что?
Роммель кивнул.
Вы были так богаты и так обеспечены. У нас не было практически ничего. Бойцы стрелковых дивизий, фронтовики, пришли в армию из колхозов. И даже это "ничего" стало для них улучшением. А вы явились в нашу страну и отняли то малое, что имелось. Что не смогли отнятьуничтожили. Два голодных крестьянина, подравшихся из-за пшеничного клина на поле, могут бороться безо всякой жалости. Кусаться, ставить друг другу фингалы под глазами, драться с отчаянием, но без ненависти. А когда богатый капиталист отнимает у бедняка корку хлеба, откусывает, выбрасывая остальное в грязь тогда сердце заполняет самая чёрная ненависть, какую только можно вообразить.
На мгновение из глаз Рокоссовского исчезла приветливость и Роммель увидел в них то же пламя ненависти.
Многие в России против того, чтобы отпускать немецких солдат. Считают, что всех вас надо приставить к рабскому труду, сделать, как они говорят, "мулами Жукова". Заставить до смерти отрабатывать нанесённый ущерб. Президент с этим не согласен. И было бы весьма мудро сделать так, чтобы он не передумал. Спасибо, Катя.
Девушка принесла стопку папок. Рокоссовский взял ту, на которой была надпись "21-я танковая дивизия" и начал бесшумно листать. Тишина в деревянном доме подавляла. Маршал читал, Роммель обдумывал услышанное, а женщина в форме смотрела на немца так, будто надеялась убить его яростью взгляда.
Это приемлемо. Как раньше договорились, пять тысяч рядовых и унтер-офицеров будут освобождены и направлены в Швецию. Исключение составляют люди из вот этого списка. По мере расформирования их подразделений техника передаётся нам, а деятельность старших унтер-офицеров и офицеров будет расследована. Я не могу и не хотел бы говорить за НКВД, но думаю, большинству из них бояться нечего. Теперь о чёрном. Есть часть, которая интересует нас больше прочих. Бригада "Дирлевангер". Их послужной список таков, что сам сатана готов скорбеть над их жертвами.
Роммель кивнул. Он видел документы бригады и догадывался, что она окажется в первых рядах списка.
Забирайте, конечно. Правда, кто-нибудь из них на момент передачи может быть мёртв. Вы не будете возражать?
Как говорят американцы, "Разыскивается живым или мёртвым". Лишь бы доставили. Но если кого-то на самом деле пристрелите, то хотя бы тело отдайте. Для сверки со списками.
Маршал, я просто обязан это сказать Мы, Вермахт, полагали, что наши руки остались относительно чистыми. Насколько это возможно на войне. Всё зло списывалось на СС и такие части как "Дирлевангер". Я больше не могу заниматься самообманом. Наши руки точно так же заляпаны кровью, просто мы отрицали очевидное. Окончательная ответственность за деятельность армейской группы "Висла" лежит на мне. Я полностью принимаю её и готов отвечать по полной. Более того, я на этом настаиваю.
Ответите. Но я вышел из польской католической семьи и скажу, что признание виныпервый шаг к искуплению. А вины на этой войне хватило на всех.