А потом схватил ее за руку и рванул в ближайшую повозку. И случилось. Это не было любовью, это не было ни страстью, ни похотью. В этом вообще не было ничего человеческого. Наверное, так насилует женщину в захваченном штурмом городе победивший солдатстремясь не получить удовольствие, а перелить в женское тело переполняющие душу ярость и животный страх. Изнасилованиеэто про людей, а мы не были людьми. Нам неведом был стыд, нам было плевать, что нас слышат, что еще не убраны трупы убитыхнам на все было наплевать. Мы просто делали то, что хотели, здесь и сейчас.
И когда все кончилось, мы, выйдя из кибитки в пропитанных кровью и потом одеждах, не прятали взглядыих отводили все остальные.
Как оказалось, охране удалось убить восьмерых бандитов. Еще на земле осталось двое раненых, один из нихатаман. Остальные ушли. Кто-то из них наверняка тоже ранен, но преследовать нельзя. Главноебезопасность каравана. Наши потериодин убитый и один раненый. Спасло то, что банда состояла из вчерашних крестьян, не научившихся даже толком держать оружие. Они рассчитывали на предателей, внезапность и численное преимущество, а столкнувшись с профессиональной обороной, бежали, бросив раненого командира.
До Амьена километров двадцать, но населенные пригороды гораздо ближе, надо спешить. Только вначале оказать помощь раненымпромыть раны вином, ленты ткани, как заменитель бинтов, с собойраны закрыть, наложить жгуты, обязательно запомнить времяибо жгут нельзя держать более двух часов. Что в наших силахсделали, остальное в руках Божьих и лекарей, если успеем довезти.
А тех четверых, что в охранение ушли, мы больше не видели. То ли они сбежали, то ли их свои убили, а то ли сами в разбойники подались. Не знаю, да и знать не хочу.
Но вот атамана допросили. Мужик не хотел на дыбу и на кол, потому пел соловьем. Правда, недолготолько и успел о Куэроне и его сообщниках рассказать, да и помер. Так что полиции Амьена в качестве «языка» достался только один живой бандит, но много ли от него толку? Свою банду он сдаст, но кто сказал, что она в этих краях единственная? Не могли же три десятка немытых обормотов целому графству дорогу перерезать. Не по силам им это. Нет, думаю, здесь работыкрай непочатый. Зато местным не скучноагентурой в деревнях обрастай, связь налаживай, тактику егерских подразделений осваивай. Расти в профессиональном отношении.
А мы дальше, на Булонь. Только в Амьене на пару дней задержалисьой не зря, чувствую, Фурнье спешил. Был, был у него здесь отдельный интерес. Но это уже точно не наше дело. А наше делобез приключений добраться до Булони и вернуться в стольный град Париж. А как это сделать с половиной охранного отряда? Да простонанять в Амьене недостающих бойцов. Ну да здесь уже купеческая гильдия постараласьдали нам людей проверенных. И командира подобрали с репутацией, умелого. Так что я сразу понялхалява кончилась, началась служба. Ну и правильнодля того в охранники и пошел.
В результате дорога до Булони и назад пролетела как один день. Об отдыхе не было и речи, даже пока разгружалисьгрузились в порту, а забрали мы заморские пряности да кленовый сахар, командир нас гонял в хвост и гривуотражение нападения пехоты, отражение нападения кавалерии, действия в рукопашной, подстраховка и взаимозаменяемость. Я раньше об этих вещах только на лекциях слышал, в теме о защите обозов от нападения диверсантов. Да и то мелькомнас больше готовили на другой стороне игратьзахватывать эти самые обозы.
За все это время с Мартой словом не удалось перекинуться. И она меня явно избегалавсе-таки то, что между нами произошло ну не по-человечески это. А я ведь у нее первый былпредставляете?! Я всегда знал, что мужицкая болтовня о бабах слова доброго не стоит. Но чтобы настолько! Девчонка через такое прошла, себя для мужа хранила, а споткнулась об меня. Мачо, блин, самому противно. И как к ней теперь подойтине знаю. Жениться-то я на ней никак не смогу, а извиняться или прощения проситьэто уже просто ни в какие ворота не лезет. Даст в морду и будет права.
Так что вернулся я в Амьен вооруженным новыми знаниями, вымотанным до предела и злым на себя и на весь белый свет. Зато за всю дорогу ни одного инцидента с бандитами, что здорово. Я не восторженный пацан, меня кровавые драки не влекут.
В Амьене отдыхали три дня. Наконец появилось свободное время, и я смог осмотреть город.
А посмотреть действительно было на что. Прежде всего, огромный хрампоистине великолепное строение.
Представьте, путник долго ехал по пыльной дороге, через опостылевшие леса, поля, убогие деревни. Он устал, окружающий пейзаж не просто надоел, а опротивел. И вдруг вдали, над кронами перелесков человек видит взметнувшийся к небу шпиль. Долгожданный конец путешествия и красота храма сливаются и дарят ту самую радость, которой так не хватает в этом жестоком мире.
Потом, по мере приближения к городу, путешественник видит грязь и нищету окраин, типичные для этого времени. Он проезжает мимо покосившихся хибар, около которых никто даже не пытается убирать мусор и нечистоты, кварталов, приютивших воров и грабителей, нищих и проститутоквсю грязь этого города. Но чем ближе к храму, тем меньше становится мерзости и в конце пути лежат чистые улицы, вдоль которых стоят красивые дома. И огромная центральная площадь, по которой ходят нарядно одетые люди. И в центревеличественный храм, красоту отделки которого невозможно описать словами.
Но самое главное поджидает путешественника внутри. Пространство взрывается, ошеломляя высотой сводов, светом, льющимся через расцвеченные витражами окна, ярким даже в пасмурную погоду. И прямо перед нимогромная икона Спасителя, от которой невозможно отвести взгляда. Что этопросчитанная умелым архитектором реакция среднестатистического прихожанина? Возможно, но боже, как же это прекрасно!
Два дня я просто ходил по Амьену. Дитя двадцатого века, меня поражали не размеры построек, а то, с каким упорством люди при любых обстоятельствах стремились к красоте. Даже небогатые дома окраины, если не брать во внимание откровенное дно, были украшены цветочными кашпо, стоящими на подоконниках и висящими на окнах. А уж те, что побогаче, буквально соревновались в оригинальности и красочности отделки. Иногда в ущерб вкусу, но никогда в ущерб хорошему настроению.
На третий день Фурнье передал мне и Марте приглашение на ужин от главы купеческой гильдии графства Амьен господина Ренарда.
Надо сказать, что в Галлии приглашение на ужин к дворянину означало приглашение на торжественное мероприятие, обычно с музыкой и танцами.
А у простых людей, в том числе купцов, приглашенного ждала неспешная беседа в спокойной домашней обстановке, с бутылочкой-другой лучшего вина, которое может позволить себе хозяин.
Но пришлось и нам с Мартой потратиться, поскольку у нас с собой были только те вещи, которые необходимы в пути. Не пойдешь же в богатый дом в потертой кожаной куртке, таких же штанах и шляпе, в которую намертво въелась пыль всех пройденных дорог. А Марте и вовсе бедав ее платьях удобно стрелять, шпагой орудовать. Но в гости? Да к уважаемым людям?!
В общем, весь день мы, позабыв о проблемах, вместе бегали по магазинам. Вначале, как ни странно, купили одежду мне. Причем выбирала Марта, заявив, что от моего выбора за версту веет дворянским происхождением и мужланским воспитанием, поэтому, если я хочу сохранить в тайне свой статус и полное отсутствие вкуса, должен делать то, что говорит умная женщина.
Так что, подходя вечером к дому мэтра Ренарда, мы выглядели как мелкие буржуа, старшая сестра с братом. Люди не слишком богатые, но и не бедные, каких не стыдно принимать в любом приличном доме. И уж точно мы не были похожи на тех головорезов, что околачиваются на рынке наемников в Сен-Дени.
Месье Ренард встретил нас лично. Был он невысок ростом, худощав и подвижен, умные глаза смотрели с хитрым прищуром. А поскольку о его железной деловой хватке и жесткости в бизнесе по городу ходили легенды, можно с уверенностью сказать, что свою фамилию он оправдывал полностью.
Проживал месье Ренард с семьей. К нам вышли его жена, сын с невесткой и два очаровательных внука, по-видимому близнецы лет пяти-шести. Немного позже присоединилась младшая дочь хозяинасухощавый невзрачный подросток неопределенного возраста, державшаяся необычайно тихо, даже робко.