Пользуясь случаем, я спрыгнул на пол и буквально в два движения надел сапоги. Чего там Эмиль мучился? В такие широкие голенища да с такими, как у него, худыми ногами можно и с закрытыми глазами попадать. Пока влезал в сапоги, кинул мельком взгляд по сторонам. Курт стоял с выпученными глазами и беззвучно открывал и закрывал рот, Эмиль застыл столбом перед упавшим Отто. Беккер, дневальный из третьего отделения, уже было вышедший из палатки, обернулся на шум, да так и замер у самого выхода. Первым в себя пришёл, как ни странно, человек-таран Рюдигер. Он завозился на полу, пытаясь выбраться из-под груды оружия. И сразу всё ожило и задвигалось. Унтер-офицер Винсхайм снова обрёл голос и, страшно ругаясь, кинулся к упавшему Отто, которого уже пытался поднять Эмиль. Немного подумав, к процессу присоединился и я. Беккер же, тем временем, выскочил из палатки. Докладывать помчался, подумал я и не ошибся. Буквально через несколько секунд на пороге возникла фигура обер-фельдфебеля Рауша, сопровождаемая Беккером. Он что-то говорил взводному, но тот его не слушал, а молча смотрел на открывшуюся его взору картину, широко расставив ноги и, как обычно, держа руки за спиной. Со стороны эти двое здорово смахивали на Шерхана и Табаки.
Почему-то я даже не удивлён, наконец, произнёс Рауш.
Мы приняли строевую стойку. Отто, услышав знакомый голос, но не видя откуда он доносится, из-за сползшей на глаза каски, вскинул руку в воинском приветствии и бодро доложил в пустоту:
Виноват, господин обер-фельдфебель!
Ау, Рюдигер! Я здесь.
Отто приподнял каску, определил своё местоположение в пространстве и развернулся, наконец, лицом к взводному.
Так точно, господин обер-фельдфебель!
Мда Значит так. Вы двое, кивнул в нашу сторону Рауш, Пока взвод на зарядке, приводите здесь всё в порядок. Через 20 минут пирамида на месте, карабины расставлены. Задача ясна?
Так точно! хором ответили мы с Эмилем.
Вы, унтер-офицер Винсхайм, отведёте Рюдигера в медпункт на предмет полученных травм и возможности дальнейшего исполнения им служебных обязанностей. Выполнять! и, круто развернувшись, вышел из палатки.
Пока Отто одевался, а мы устанавливали на место пирамиду и выставляли карабины, наш командир отделения, расхаживая по палатке и, заламывая в самых драматических местах руки, высказывал всё, что думает о рядовом Рюдигере. Как о человеке и как о солдате. Взывая к небесам, спрашивал: в чём он, унтер-офицер Курт Винсхайм, провинился перед Богом? За что ему достался такой подчинённый? За какие грехи?
Ты знаешь, Рюдигер, что будет, если ты выкинешь что-нибудь этакое в военное время, а? Да тебя просто расстреляют! Шлёпнути всё! Ты это понимаешь?
Отто понимал, но благоразумно помалкивал.
Нет, Рюдигер, ты не понимаешь! не унимался КуртПотому что, когда тебя расстреляют, спросят: а кто у него был командиром отделения? Ах, это унтер-офицер Винсхайм! Подать его сюда! Как же Вы выполняли свои обязанности, любезный, если Ваш подчинённый такое вытворяет?! А я что? А мне и сказать-то нечего! И тогда меня тоже расстреляют, Рюдигер! За компанию! И меня это совершенно не устраивает, понимаешь?
Ходивший до этого из угла в угол Винсхайм, наконец остановился напротив Отто:
Официально предупреждаю: ещё одно замечаниеи я буду ходатайствовать о твоём переводе, Рюдигер, из моего отделения. Да что там из отделения, из взвода! Обер-фельдфебель Рауш меня в этом вопросе с радостью поддержит! В обоз! Туда пойдёшь, лошадям хвосты крутить! Ясно?
Так точно, господин унтер-офицер! вытянулся потенциальный обозник.
За мной!
После того, как Винсхайм увёл Рюдигера в медпункт, мы с Эмилем быстренько закончили расставлять карабины, заправили свои койки и тоже стали одеваться.
Отто балансирует на грани, сказал я, натягивая китель.
Он же не специально. С каждым такое могло случиться, незамедлительно ответил Райзингер.
Могло, но ни с кем из сорока человек не случилось.
Это просто случайность, согласись.
По большому счёту, да. Но эта последняя капля переполнила, мне кажется, чашу терпения нашего командования.
Факт, согласился Эмиль.
Рюдигер в Вермахте почти 10 месяцев. Мы же вместе пришли, помнишь?
Райзингер утвердительно кивнул.
Отто, как и мы, проходил начальное обучение, выучил кучу Уставов, Положений и Правил, так?
Так. Но я не пойму к чему ты клонишь. Он и тогда вечно попадал в различные истории.
Верно. Все попадали, но он чаще всех. Тогда это можно было списать на то, что мы были очень далеки от армии. Но, с тех пор прошло целых полгода. Полгода, Карл!
Какой ещё Карл? Райзингер недоуменно вытаращился на меня.
Не обращай внимания, это из фильма одного
Какого?
Не помню названия, вспомню, скажу, с раздражением ответил я, сейчас речь не об этом. Вот из нас, молодых, пришедших в полк, сколько стали бы, вместо рядом стоящей уборной, отливать в кусты на глазах командира взвода? Или лечь спать на посту у знамени части в карауле? Причём днём? А как он потерял карабин на первом нашем полевом выходе, который потом всем взводом искали?
Да никто, пожалуй, засмеялся Эмиль, А с карабином весело тогда вышло.
Это точно. Он его бросил, потому что, видите ли, тяжело нести.
Как его тогда не посадилиума не приложу.
Не стали дело раздувать: такое пятно на репутации части и командования никому не нужно, пожал плечами я.
Да, скорее всего, ты прав.
Снаружи послышался приближающийся топот: взвод прибыл с физзарядки. В палатку стали забегать взмыленные солдаты.
Пойдём-ка, Эмиль, зубы почистим, а то потом воды не достанется, предложил я Райзингеру.
Предложение встретило молчаливое одобрение с его стороны и мы, прихватив мыльно-рыльные принадлежности, отправились к умывальникам.
На утреннем построении Рюдигер уже был в строю. Как всегда, серьёзен, как всегда, с мощным чесночным выхлопом. Всё как обычно. Когда он успевает нажраться своего чеснока, я не понимаю. Вместо чистки зубов, похоже. Спрашиваю как здоровье. Всё в норме, медики ничего у него не нашли: так, пару синяков, ерунда. Крепкий парень.
Стоим, ждём Рауша, но тот сегодня запаздывает. Неспроста это. Чувствуючто-то будет, какую-то новость он нам принесёт. Сегодня 18 июня и новость, по моему мнению, может быть только одна: через четыре дня война. Но поделиться своим предположением я ни с кем не успеваю: звучит команда «Смирно!» и строй застывает. Не спеша, появляется обер-фельдфебель Рауш. В руках у него какие-то бумаги. Ну, точно, сейчас зачитает приказ Адольфа Алоизыча, я выиграю пари и выкину, наконец, нахрен весь чеснок Отто. Сердце бешено колотится.
Господа солдаты! Получен приказ! Рауш держит перед собой лист бумаги.
Вот оно! Началось!
Для осуществления погрузочно-разгрузочных работ, в порядке трудовой повинности, от нашего взвода выделяются
Что? Какие погрузки? А как же война? моему недоумению нет предела. Ерунда какая-то! Впрочем, может Рауш в конце об этом сообщит? Ладно, подождём.
Рядовой Рюдигер!
Я!
Ну, это ожидаемо Кого же ещё? Старый косячник едет на трудотерапию.
Рядовой Грубер!
Я!
С этим тоже всё понятно, обжора.
И рядовой Ланге!
Ланге, знакомая фамилия
Рядовой Ланге! повторяет Рауш и смотрит на строй.
Чёрт, да это же моя фамилия!
Я!
Старший группы. После завтрака прибываете сюда. Вопросы? Вопросов нет. Первая шеренга, два шага вперёд, вторая, шаг вперёд, шагом марш! Кру-гом! Командирам отделений и лицам, их замещающим, приступить к телесному осмотру!
Как? И это всё? А как же приказ? Война? Когда же всё начнётся? Я обескуражен. Может, это действительно другой мир и войны 22 июня не будет? Ничего не понимаю.
После осмотра и опроса на предмет жалоб и заявлений, мы двигаем в столовую на завтрак. Вот что-что, а кормят в Вермахте хорошо. На завтрак макароны с мясом, белый хлеб, масло, джем, молоко, кофе. Перловки недоваренной и недосоленной нет, унтер-офицеры через минуту взводы не поднимают, как в нашей армии, в чайнике с молоком сухофрукты не плавают, жирные ложки и вилки из пальцев не выскальзывают. Лепота!
Позавтракав, взвод убыл на занятия, а мы вернулись в расположение. Пока шли, камрады гадали: куда нас направят и что мы грузить будем. Грубер и Отто в один голос мечтали о продовольствии. Я пессимистично сказал: