Губернатор кивнул:
Недурно учат в вашей Коллегии, (Пушкин дёрнул плечами и сказал «Пфф!») Итого ушли двое: атаман и кто-то, кто в дом не успел влезть, и его не разглядели. Данилеску, Инзов начал загибать пальцы, Сорока, Брындуш и Минчукэти четверо сейчас едут в крепость. Жаль, двоих покалечили. Сорока, позволю себе предположить, останется без ноги. Слыхали о банде Бурсука, а, Пушкин?
Александр смотрел на Инзова так, словно силился углядеть под сухой, морщинистой кожей губернатора дьявольскую шерсть или чешую.
Два года ловили. Налёты такого родаглавная их особенность. Весь город в страхе держали, Инзов накрыл Жако платком, и попугай, побубнив вполголоса, заткнулся.
Ноготь Француза упёрся Инзову в грудь:
Теперь вы. По порядку. И ничего не скрывая.
Охо-хо, Инзов закинул ноги на лавочку и, кряхтя, придвинулся к тёплой от близкого камина стене. Ох ты ж, как жёстко, пожаловался он. Доктор говорит, на мягком вредно сидеть Что же в вашем понимании «по порядку»? Кто я такой? Чем вас усыпил?
Как узнали, что дом будут штурмовать разбойники?
Инзов вздохнул.
Вот вы, Пушкин, по следам и паре дыр целую баталию мне расписали, а простых вещей не понимаете. Этот ваш Владимир Феодосеевич увидел, что я жив-здоров? Так. Передал своим, что убить меня не вышло, и надо пытаться снова? Уж наверно. А когда пытаться?
Чем скорее, тем лучше, понял Француз.
Следовательно, сегодня. А уж кто к нам пожалуетгайдуки или Македонский на слонеоб этом я, Пушкин, представления не имел. Но в критический момент видеть вас мне точно не хотелось. Афанасий подлил вам в чай снотворных капель, ваш Никита те же капли получил с кашей.
Кто этот Афанасий? Вообщекто ваши слуги?
Вы так долго подбираетесь к вопросу, кто я сам таков?
Александр покачал головой.
Этого вы мне всё равно не скажете. Могу предположить, что выкто-то из высших agents secret, но на какое отделение работаете Теряюсь в догадках. Кем бы вы ни были, я к этим тайнам допущен не буду, не вашего полёта птица.
Инзов согласно хрюкнул, запахивая расшитый цветными ромбами халат.
Слуг мне подбирали пополамиз циркачей и бывших солдат. Афанасий, как он сам говорит, в одиночку расправлялся с десятком французов. Ежели преувеличивает, то самую малость.
Пушкин взял на руки подошедшего Овидия и стал бездумно его чесать. Кишинёв, на первый взгляд легкомысленный и мирный, оказался истинным зверинцем, где бок обок жили:
1) революционеры
2) агенты тайной разведки
3) разбойники
4) Инзов
5) этеристы
6) Зюден?..
Он стал забывать о Зюдене со всей этой революционно-греческой кутерьмой.
Что же так задевает меня? «Екатеринослав далее август Тамань»? Почему снова всплывают в уме эти строки?
Что-то заставляло вновь и вновь вертеть перед мысленным взором давнюю записку, подписанную острым, как заточенная бритва, немецким словом «Юг». «А, собственно, с чего мы взяли, подумал Пушкин, что Зюден = убийца из Екатеринослава = художник из Тамани = Крепов = Сороконожка? Единственным, кто гарантированно видел Зюдена, был Ульген (идиот), значит, можно с уверенностью судить только о росте и, возможно, цвете волос. Но волосы легко покрасить, не говоря уж о парике. Где-то мы сбились, где-то нас запутал лишний человек, вклинившийся в эту последовательность появлений Зюдена, но, чёрт возьми, где?»
Закрой глаза и отбрось всё лишнее.
Снотворное ещё действует, сказал Инзов, глядя как лицо Александра приобрело отсутствующее выражение, а потом Пушкин вовсе стал засыпать.
Пункт А: Екатеринослав. Пункт Б: Кишинёв. Всё, что между, подвергнем сомнению. «Екатеринослав далее август Крым»это не описание своего маршрута. Зачем Зюдену описывать кому-то собственный путь, если мы принимаем, что над Зюденом в России нет начальства? Это указание, инструкция.
«От ваших поручений не родились бы дети»вспомнилось вдруг.
Пункт А: Екатеринослав. Инзов, губернатор края. Пункт Б: Кишинёв. Инзов, новый губернатор края.
Иван Никитич, сказал Пушкин, открывая глаза. Мне очень жаль, но вы арестованы.
Инзов поднял брови:
В самом деле? и с любопытством, слабо угадывающимся в тусклых старческих глазах, воззрился на два соединённых чёрных дула, глядящих на него из руки Александра.
Думаю, мы оба понимаем, Зюден, Пушкин сдвинул курок с безопасного зубца на взвод, что всё решится здесь и сейчас.
Твар-ри мер-рзкие! вдруг заорал Жако.
Пушкин вздрогнул, и в этот же миг Инзов, легко соскочив с лавки, одной рукой отвёл наставленный на него двуствольный карманный пистолет, а другой без замаха ударил Пушкина в висок. Француз расширил ярко-голубые глаза, который тут же стали пустыми и бессмысленными, веки агента опустились, пистолет выскользнул из ладони. От падения капсюль вспыхнул, но ни выстрела, ни треска пробитой лавки Пушкин уже не слышал.
Обобрать труп неверноготот же грех, если мы не в бою.
Но мы, считай, в бою. Деньги, смотри-ка, Селим вытянул из разорванного почтового пакета пачку сторублёвых ассигнаций.
Вот их и возьмём, а трогать мертвецаоставь собакам и стервятникам.
Нет, подумай, если ты убил врага и взял его меч, разве ты попадёшь в ад? Ты снял меч с тела мёртвого неверного, но это не грязный меч. Это просто меч, которым ты бы смог
Я понял.
А поскольку в современных войнах бьются деньгами, значит, я снимаю с трупа его оружие, вот как, заключил Селим.
Оба знали, что теологический спор так и останется игрой. Доводилось обирать мёртвых, и не раз. Всякое доводилось делать.
После, отмахнулся Исилай. Есть письмо?
Как это «после»? Тебе половину, мне половину.
Есть письмо, дурень? Исилай вырвал купюры из рук Селима и сунул в карман.
Эй!
Да замолкни ты, в бешенстве прошипел Илисай. Держи все и отойди.
Селим, снова получив в руки деньги, удовлетворённо шагнул в сторону, а Илисай зарылся в рассыпанную у тела ямщика груду конвертов. Ещё в двух жёлтых пакетах лежали ассигнации; Илисай попытался пристроить их под мышкой, не смог, взял в зубы и продолжил поиски. На развороченную голову ямщика слетел с ветки ком снега.
Фот, сквозь зажатые в зубах пакеты, сказал Исилай, извлекая из вороха два конверта. Петербург.
Слава Аллаху, Селим опустился на корточки поблизости и, взяв один из конвертов, осторожно вскрыл его кончиком ножа. Нет, кажется, не то. Это какой-то он всмотрелся в мелкие, как муравьиная цепочка, буквы. Пулькин.
У меня нужное, Исилай сложил всё, выбранное из вороха, в стопку.
Пушкин, поправился Селим.
Дай-ка, Исилай пробежал глазами по тексту и выкинул листок. Почерк у отправителя был на редкость неразборчивый, но из того, что удалось прочесть, ясно было: письмо частное, к разведке отношения не имеющее.
Постой, Селим снял с груди покойника упавшее письмо. Попробуй читать через слово и отсчитывать по номеру строки с конца каждого он забормотал, водя пальцем по строкам. Не выходит, чёрт.
Не сквернословь.
Не мешай, погоди. А, всё равно бесполезно перевидавший на своём веку множество шифров, Селим каким-то глубинным нюхом чувствовал, что и в этом письме за набором праздных слов содержится второй, надёжно спрятанный текст, но прочесть его не удавалось.
Исилай потянулся было за письмом, но тут из-за поворота выехала повозка, и послышался далёкий пока ещё крик:
Эй! Нужна помощь?
Возница не мог разглядеть лежащего на обочине ямщика, но, безусловно, заметил стоящий поперек дороги экипаж и людей, склонившихся над чем-то.
Бежим, Исилай толкнул друга в одну сторону, сам же кинулся в другую, перепрыгивая через присыпанные мелким снежком ветки.
Пробежав до середины леса, мысом вклинившегося в озимые поля, он развернулся и побрел напрямик в сторону города, туда, где должен был ждать его Селим, если, конечно, тому удалось скрыться. Впрочем, в способностях Селима к бегу Исилай не сомневался, равно как и в превосходящих логических качествах. Через пару-тройку лет молодая дурь выветрится из головы Селима, и он станет куда более полезен, чем выносливый, рассудительный, но чуточку тугодумный товарищ. Исилай сам понимал это и надеялся, что к тому времени, как война закончится, Селим получит должные награды, а он, Исилай, пожалуй, уйдет на покой.