От статуй и чаш, объединенных общим навесом, расходились две дорожки. Одна, покорочек маленькому ангару с табличкой «Осторожно, опасная зона!». Втораяк жилому сектору. Вокруг двухэтажных строений с эркерами росли деревья, по стенам ползли зеленые стебли лиан. Мохито и Зорьян спугнули стайку птиц, прошли до последнего дома, поднялись на второй этаж и осмотрелись.
Я хочу эту квартиру, заявил Зорьян. Скажу командиру, что я ее застолбил. Она в тупике, возле деревьев. Это черешня? Она уже краснеет.
Да, подтвердил Мохито. Скоро можно будет есть. А рядом шелковица, абрикос и слива.
Абрикос! обрадовался Зорьян. Я люблю пить кофе на балконе. Поставлю столик, открою рамы. Буду закусывать сначала черешней, а потом абрикосами прямо с дерева. Камул милостивый, как тут хорошо. И тихо. Смотри, внизу лавочка! И сушилка для белья. А ты на каком этаже будешь жить?
Я тоже на втором, выбрал Мохито. В соседнем доме, рядом с тобой. Абрикос пополам.
Будем ходить друг к другу в гости, постановил Зорьян. И пить пиво на лавочке. Отлично. Выбрали, что нравится. Никакие претензии от сослуживцев принимать не собираюсь. Кто не успелтот опоздал. Давай прикинем, что нужно для ремонта.
Надо принести ручку и бумагу. Где-то в бардачке была рулетка.
Розетки болтаются.
Розетки я подтяну, пообещал Мохито. Это не проблема. Я никогда в жизни не красил окна. Это меня больше смущает.
Я красил. И обои наклеить могу.
А линолеум мы с Шольтом меняли. Не так уж и плохо получилось.
Шольтэто?.. склонил голову набок Зорьян и осторожно принюхался.
Сосед по общаге. Сейчас переехал к мужу.
Ясно.
Они вернулись к машине, отыскали рулетку и блокнот, уже с добычей пришли к домам и воткнули бумажки с надписями под обивку дверей приглянувшихся квартир.
Зорьян нацарапал позывной «Заря», посмотрел на слово «Мохито», выслушал объяснение:
Тимофей, Тимоха. От ТимохаМохито.
Круто. А меня то Зорькой, то вообще Розой обзывают.
Мохито постарался скрыть улыбку. Имя-то красивое. Но жалоба Зорьяна понятна.
К домам, гомоня, подошла группа холостых бойцов, доставленных казенным автобусом. За ними, с любопытством оглядываясь по сторонам, шел барибал. Увидев Мохито и Зорьяна, он помахал рукой, крикнул:
Мужики! Чаши бы почистить надо. Я скрутки принес, а поджигать страшно. Есть пакет какой-нибудь, чтобы мусор собрать?
Я принесу, пообещал Мохито.
А я пока выгребу, встрепенулся Зорьян. Действительно, нехорошо получилось. Не квартирой единой, как говорится.
Они занялись уборкой, прислушиваясь к обсуждению жилищных условий: большинство альф-холостяков пришло в недоумение при виде эркеровлучше бы нормальные балконы сделали; не пожелало заниматься ремонтоммы не нанимались кисточкой махать; а плодовые деревья обозвало источником мусора. Барибал Цветан, слушая эти вопли и негодование, тихо хмыкал, Зорьян, отыскавший оставшиеся от строителей ведро и тряпку, протирал статуи, а Мохито уминал сухие листья в пакеты и тихо радовался, что они будут жить почти без соседейтолько какой-то лис выбрал себе квартиру в самом первом доме, на первом этаже.
Здесь хорошо, проговорил Цветан, когда возмущенно гомонящая толпа умчалась прочь. Был бы я одинне о чем раздумывать. Но у меня муж в тяжести и маленький сын. Мы сняли дом еще месяц назад, когда я приехал на спецкурс. Начальство шепнуло, что отряд расквартируют в Ключевых Водах, и я искал жилье, в котором можно будет остаться, если меня зачислят. Попался удачный вариант: крепкий дом для омеги с детьми и времянка для альфы. Мы живем почти как бурые пещерники, омега с детьми на зиму уходит в спячку. Дом с времянкой подошел нам на все сто. Муж доволен, мелкий играет во дворе. Для полного счастья только электродуховку купить надо, муж говорит, что в газовой пироги пригорают. Вы едите сдобу?
Я все ем.
Я только на меду, отозвался Зорьян. С сахаром поперек горла встает.
Принесу медовых коржиков, пообещал Цветан. Муж иногда коржики печет, попрошу сделать.
Коржики обожаю, признался Мохито. У нас в кафетерии рядом с общагой по четвергам молочные коржики бывают. Если успеваюзабираю целую коробку. Я их в сгущенку макаю. Да и без сгущенкихоть на завтрак, обед и ужин.
Под неспешный разговор и обсуждение выпечки они выдраили обе статуи. Скрутки затлели, разогревая чаши. Цветан отступил на пару шагов, поклонился сначала Хлебодарному, затем Камулу. Мохито и Зорьяннаоборот. Волк-то понятно почему, а Мохито и этим отличался от сородичей. Медведи обычно приносили к алтарю Хлебодарного кусочек сотового меда, чтобы липкая сладость растеклась по дну чаши. Считалось, что медовая дань вернется толстым слоем осеннего жира и подарит спокойный сытый сон. Мохито, как и большинство городских медведей, живших бок о бок с людьми, лисами и волками, в спячку не впадал. Не он одинмногие без зимнего сна обходились. Работали на заводах и фабриках, магазины держали, некоторые спортом занималисьмедвежья сборная получала охапки медалей на Олимпиадах. Это не мешало им просить заступничества у Хлебодарного, отодвигая бога охоты на второй план. А Мохито со времен военного училища привык сжигать перед статуей Камула стружку вяленого мяса, переплетенную с травами, а о медовом подношении попросту забывал. И время выделить никогда не получалось: два летних медвежьих праздника совпадали с неделей Преломления Хлеба, в эти дни загрузка по службе была такая, что не до меда и пряниковвыспаться бы, чтобы руки не дрожали. А пещерные сородичи этого то ли не понимали, то ли демонстративно не хотели понимать. И когда он впервые попытался познакомиться с омегой, альфы из городской общины сообщили ему, что никто из порядочных пещерников не будет якшаться с полицейским-безбожником, и если он еще раз запятнает чью-то честь разговором, его так отделают, что в закрытом гробу хоронить придется.
Была бы дальняя родня, замолвившая словечко, может быть, как-то и удалось влиться в городскую общину. Но Мохито и в этом не повезло. Его отец-омега был короткомордым гризли, сезонным работником на лососевых промыслах. Почему он ушел из общины, порвал все связи с семьейМохито было неведомо. Отец-альфа, белый медведь-полар, возле омеги долго не задержался. Кем он работал, почему прожил пять лет в портовом городишке, а потом исчез, осталось тайной, покрытой мраком. От одного отца Мохито досталась бурая шерсть, от второголюбовь к рыбе, холодному душу и умеренная потребность в спячке.
Один из пещерных старейшин, встретившись с Мохито на улице, произнес слово «гролар», будто припечатал ругательством. Так и не удалось понять, что вызвало большую неприязнь: то, что метис? То, что наполовину гризли? Или то, что наполовину полар?
Мохито с таким отношением не сталкивался ни в военном училище, куда уехал поступать сразу после окончания школы, ни в столицетам никто не обращал внимания на его происхождение. А здешние оборотни, с которыми Мохито не поладил из-за безбожия и служебного положения, всех своих близких и дальних родственников знали наперечет, барибалов едва терпели, а гризли и кадьяков считали исчадиями Камула. Сами они вели род от пещерных медведей, предпочитавших горы лесным берлогам. Со временем расселились по равнинам и долинам, строили хутора с огромными дворами и отдельными домами для медведя-альфы и омеги с медвежатами. Такое же раздельное проживание было принято и у бетдом медведицы и дом медведя. Сельские общины лелеяли сады и поля, занимались консервированием фруктов, пчеловодством и производством разнообразных ликеров и настоек, не допускали чужаков даже во дворыа в дом только по прокурорскому ордеру. Мохито мог бы просватать здешнего омегу только в одном случаеесли бы начал доносить медоварам о спецоперациях. Да и то лет десять пришлось бы унижаться и наушничать, а в итоге могли бы скрутить шиш.
Вдоволь наговорившись с Цветаном, Мохито понял, как ему не хватало мирного общения с другим медведем. Словно в детство вернулся, когда рядом не было ни одного лиса: медведи, люди, да десяток волков на весь городок. И он, и Зорьян получили приглашение на обед, и это отозвалось теплой радостью. Ему хотелось посмотреть на медвежонка. К Йоше он привык, всегда присматривал за ним на прогулках, решал математику, кормил супом, наверное, любилМохито затруднялся определить, что такое любовь. Но сейчас как озарение случилось: волчонокэто волчонок. А маленький медведьэто же чудо!