Можно подпереть чего-нибудь, начал, вдруг, рассуждать Серега. Какую-нибудь перекладину. К чему-нибудь. Металл же. В хозяйстве оно, это. Всё пригодится.
Ну, да. согласился Андрей взвесив, покрутив на руке одну трубу. Вещь. Давай пропьем?
Давай.
На бережок пойдем? Искупаться заоднимя.
Там полтавские, опять. У меня с прошлого раза тока-тока зажило.
Ну, вот вишь, зажило.
В это время в Полтаве Серега Чирва, ровесник Андрея и Бобрика, тоже вожак деревенской молодежи решал примерно те же проблемы. Раздобыть водки на восемь человек, выдвинутся на озеро раньше давыдовских, чтобы занять лучшее местопод тополями. Там и тень, и глубина с этой стороны есть, и берег не засран коровами. И вообще дело принципа.
Это давнишний обычай, когда в летний выходной парни из Давыдовки и из Полтавы отдыхают на озере. Тут несколько ключевых моментов: кто вперед займет тополя, кто будет оскорбительнее и громче орать, и кто победит в традиционной массовой драке. Давыдовка с Полтавой бились здесь всегда, даже дед Сереги, еще ребенком депортированный сюда в тридцатые годы, вспоминал былые сражения стенка на стенку. Тогда народу в обеих деревнях жило на порядок больше, и шуму было, ох! Но, раньше побились, смыли кровь озерной воде, да разошлись, на следующий день работают в колхозе бок о бок, да посмеиваются друг над другом. А сейчас в драках больше не пьяная удаль, а злоба и жестокость.
К полудню во дворе у Чирвы собрались все: Мишка Щусь, братья Стаценки, пузатый Вовка Матвиенко, Петька Васильчук (в шуткуВаська Петарчук), лохматый Сенька Грива и главная ударная сила, беспощадный боец с давыдовскими пентюхами, водкой и закуской, самый молодой из присутствующихсемнадцатилетний Вовка Пятница.
Перед пацанами стоял один важный снабженческий вопрос. Деньги в прижимистых полтавских семьях водились, но не в том количестве, чтобы затариваться алкоголем в магазине, а самогона в деревне еще не нагнали. Есть брага, но это шо смеяться. И это ж скильки той браги надо? На природе, да в компании пьется легше и больше. Как ни крути, бухло придется брать в Давыдовке.
Падаем в мишкин «маскарад», я, Стацен, Вовка, прикидывал план операции Чирва. быстро доезжаем до бабки, отдаем бабки, берем шесть литров, быстро уезжаем. Не отмудохают же нас там сразу.
А вдруг? мрачно бросил Мишка Щусь. я не за себя, за «Москвич». Если шо чинить ево, денег нет. Я вон Бобрика видал, он с фермы че-то тащил, на ружье похоже. А я ему в прошлый раз со всей дури так нна, нна-а, Мишка произвел пару замедленных ударов в воздух.
Давай тада не поедем. Водяры возьмем в махгазине.
Пять пузырей!? Нам до вечера не хватит. Полтора литра только одному молодому губы замочить. Да?
Ахга! довольно разулыбавшись, подтвердил Вовка Пятница.
Поехали, хули, сказал Мишка с видом рискующего человека, вроде как будь, что будет.
Через полчаса у дома Марии Васильевны Гомершмидт замолчал красный «Москвич», чей приближающийся рев уже минут двадцать раздражал жителей Давыдовки, особенно Андрея Попова и Сергея Бобрика, которые приспосабливали новую стойку к старой калитке, ведущей во двор этой самой М.В. Гомершмидт. Рядом, в траве лежала еще одна труба, судьбу которой баб Маша определила как столбик для бельевых веревок. Трубы в хозяйстве пригодились.
Из автомобиля вышел Чирва, направился к калитке. Андрей посторонился, сдержанно кивнул, Чирва тоже обозначил приветствие и с напряженной спиной направился к дому. Из машины вышли Щусь, Пятница, Стаценко-старший, как бы показывая, что они страхуют, если что.
Понял? За бухло у бабки впахивают, вполголоса сказал своим Щусь. Здорово, парни! Як життя? Як здороввя? Общаясь с давыдовскими, рискованный Щусь иногда невольно переходил на хохлацкий язык. Хохлацкийэто украинский, на котором говорят на Алтае. Такой сибирский суржик, имеющий мало общего с собственно украинским языком.
Бобрик пристально, словно запоминая, смотрел на Щуся. Андрюха достал из-за уха сигарету, закурил, присел на корточки. Продолжать работу в присутствии таких зрителей не хотелось. Полтавские молчали, повисла пауза, отчетливо слышен был лишь стрекот кузнечиков.
Из соседнего двора показался Костя Соколовединственный в селе девятиклассник. Подойдя, он поочередно пожал руки полтавским, потом, здороваясь с Андрюхой и Бобриком, шепотом пояснил:
А я, главно, гляжу в окно, эти тут. Я позвонил, сейчас наши подбегут. Глеб, Ероха. Я, главно, думаю, чё тут? А тут вон чё
Из дома вышел Чирва с двумя пакетами. Проходя в калитку, он сказал, обращаясь к Андрюхе:
Там еще осталось. Он, видимо, имел в виду, что самогона всем хватит, скорее всего, хотел разрядить обстановку, но его слова были восприняты как издевка. Неверно восприняты.
Машина с полтавскими только скрылась за поворотом, еще не успела пыль осесть, как подошли местные ребята, кто, чем вооруженные, похмельные и злые.
Значит так, командовал Андрюха. мы, ты и ты здеся доделывам. Бабка ставит самогон. Деньги есть? Глебыч, ты тогда еще бери. Ванька! Закусь с тебя, хлеба обязательно. Соколёнок! А ты садись на велик и дуй к озеру, раскладывайся, занимай место. Тополя занимай, понял? Седни Крым наш, ептыть!
Набралось девять человек, расположились на берегу под тополями, купались, загорали, валялись в траве, дурачились, выпивали под простецкую закуску, вспоминали, как выпивали в прошлый раз, пересказывали по третьему кругу одни и те же забавные моменты. Вдоль по берегу, метрах в трехстах расположились полтавские. Два враждующих лагеря потихоньку наблюдали друг за другом.
Гляди, как Матвиен плавает, ни к кому особо не обращаясь, сказал Андрей. Как бегемот. Костян, сплавай позалупайся, а я ему всеку.
Те надо, ты и сплавай, ответил Костя Соколов, поджаривающий над костром кусок хлеба, нанизанный на прутик.
Ты не груби! Молодой ишшо. Тебе в городе даже пиво не продадут. Не серьезно, оживился Андрюха. Не продадут. Даже за деньги, ни пива, ни водку не продадут. Че ты башкой машешь?! Закон такой. Даже сигарет нельзя.
Че эт? не верил Костя.
Я те говорю, закон. До восемнадцати лет. Я сам охренел. Прикиньте, заходит такой здоровый мужик, лет семнадцать, говорит, дайте бутылочку пивка после работы, я только с полей. А емупокажите паспорт, восемнадцати нет, извините.
Что попало! Хрень, в разноголосицу откликнулись на это все присутствующие.
О! Кого это несет? Андрюха показал на приближающееся по дороге облако пыли. Пыль остановилось возле лагеря ребят с Полтавы, под облаком оказался полицейский УАЗик. Из машины вышло двое: участковый Сашка Некипелов и помощник участкового придурковатый Кобелев. Разговаривали с полтавскими, но чем шла речь было не слышно.
Некипел прилетел. Зачем бы? сказал Бобрик. Чего-то вкручивает полтавским. Гля! Нам машет. Пойдем?
Пойдем, мужики, правда зовет, поднимаясь, сказал Андрюха. Случилось че-то.
Мож, убили кого, предположил Бобрик.
Да не, успокоил Андрей. Это точняк за те трубы. Я тебя, наверное, сдам сразу. Пойдешь паровозом.
Приехал бы он сюда из-за каких-то труб. Да они валялись, никому не нужные
Некипелов стоял в форменной рубашке с потной спиной, улыбался. Из-за его плеча выглядывала ухмыляющаяся физиономия Кобелева. Вокруг стояли с озадаченным видом полтавские парни. Давыдовские подошли и встали рядом, соблюдая, впрочем, дистанцию.
Ну, вот все собрались, сказал Некипелов. Почти трезвые. Есть такое предложение. Сыграть в футбол, мячик есть. Полтава с Давыдовкой. Полтава согласилась, но говорит, с кем там играть? Что ответит Давыдовка? Попов, что молчишь? Вон там место ровное, очертим поле, ворота поставим. Два тайма по тридцать минут. Ясудья. А! Самое главное, приз за победуящик пива. Отказ от игры приравнивается к поражению.
Андрюха оглядел своих, теперь озадаченный вид был у давыдовских.
Да поди, можно, сказал он.
Тогда у вас один в запасе, чтобы восемь на восемь.
Ага. Соколенокв запас, распорядился Андрюха. Яв нападении.
Че я-то?, возмутился Костя. Главно, как че, так сразу.
Иди там, это, лагерь охраняй. Где играть-то? Пойдем, мужики, тряхнем стариной, яв нападении.
Ворота обозначили булыжниками, прочертили палкой линии поля. За линией уселся Костя Соколов и принялся создавать поддержку болельщиков: