Дальнобойщики, наевшись разогретого в микроволновке лагмана, напившись в придорожной забегаловке пива, улеглись спать на своих топчанах, чтобы отдохнуть и не разбить ненароком свои жизни на скоростной трассе Москва-Вечность. Я захожу в закусочную и тоже ем лагман и запиваю пивом, чем я не дальнобойщик? Меня ждут бои и дальняя дорога, я уже в пути и веду войну со всем миром, хотя не я ее начал, но заканчивать придется, увы, и мне в том числе. На мое личное счастье, к ночному оазису подъезжает попутный междугородний автобус, и неспящие пассажиры десантируются на площадку в поисках пирожков, кока-колы и туалета.
Ты откуда тут взялся? щурится недоверчивый водила, разглядывая в темноте мой багаж и наружность. Я говорю, что еду стопом, и это похоже на правду: у меня заляпанные грязью ботинки и джинсы, успевший запылиться рюкзак и измученное лицо лягушонка-путешественника. Водитель кривится отвращением к лягушкам и к путешественникам, он говорит что-то неразборчивое на суржике, но я произношу волшебное заклинание «ПЯТЬСОТРУБЛЕЙ» и сажусь на свободное кресло, предусмотренное для беглецов и экскурсоводов как раз рядом с выходом. Я купил у водителя приблизительно столько-то спокойных часов, чтобы ненадолго забыться бессонным безмыслием. Я отключаюсь как реле, как выбитые напряжением пробки, но включаюсь каждые полчаса при каждом постороннем база-база-прием. В автобусе установлена рация, и водитель то и дело говорит база-база, и он один раз сказал: да, одного по пути взяли, прямо под городом R.
Не знаю про что он, или может быть про кого, но мне следует быть осторожным. Мне нельзя прибывать на вокзалы автобусами, а следует приходить пешком, словно я всю жизнь тут прожил и лишь теперь собираюсь навестить больную тетушку где-нибудь вдалеке от родной деревни, в какой-нибудь еще более далекой деревне, поэтому сколько еще до прибытия? Сорок минут? Значит, пора выходить, остановите вот здесь. Да, ПРЯМО ВОТ ЗДЕСЬ я сойду, и пусть он теперь сколько хочет говорит база-база, ведь через пять минут меня на этом месте уже не окажется.
***
А как мы на посту будем отмазываться? Иди своей дорогой! просят водитель грузовика и его экспедитор, они уже пятые. Говорят, что менты как с цепи сорвались: тормозят на постах каждую фуру, досматривают кузов и пассажиров, а значит на дальнобойщиках небезопасно, мне снова предпочтительны частники. Единственный пешеход на несколько километров в обе стороны, я движусь вдоль трассы и торможу попутные автомобили, яко на Мя упова, и избавлю, и покрыю, надеясь, что мимо меня не проедет милицейский патруль.
Здесь нет уже снега, а значит я ближе к цели, неуклонно двигаюсь к югу, осталось не так долго мучиться. Голубой экран прозрачного неба подсвечен от самых краев горизонта разогревающимся прожектором солнца. Жирный железный мазок на блюде потускневшего золота, полотно скоростной автотрассы надвое разрывает бескрайнее поле пшеницы. Злаки убраны, стебли опали, пожухли, сотнями на них пасутся вороны. А может быть это галки: они меньше размером, чернее цветом и громче галдят, хором взлетая и хлопая крыльями, а ведь я уже видел такую картину. Золото, синь и хлопающие крылья, взметающиеся черной сеткой на чьей-то огромной пшеничных волос шевелюре, ощущение неразбавленной безнадеги, это Ван Гог, его последняя картина аккурат прежде чем.
И что вам на месте-то не сидится? удивляется добрый браток на корейской машине. Он подобрал меня на повороте, на развязке дорог, там где чад, шум машин и асфальт, а за краями все те же поля и вороны и отчаянная безнадега. Он хорошо относится ко стоперам и не требует денег, готов подвезти несколько километров до своего поворота, но ему интересно: зачем. У каждого, однако, свои на это причины: одних гонит интерес, других отчаянье, третьих скука, а некоторые просто слишком много узнали, чтобы оставаться на месте.
На посту проблем не будет? деловито интересуется отзывчивый браток. Да откуда ж мне знать? Впрочем, я твердо говорю: нет, не будет и яко позна имя Мое, просто ВЕРЮ, что не будет проблем, а вера это такая мощная штука, что может двигать и горы, что уж тут говорить о людях, профессионально машущих резиновыми и полосатыми палками. Воззовет ко Мне и услышу его, с ним есмь в скорби, мы проезжаем мимо ближайшего к Ростову поста, где стоит целая очередь из остановленных ментами машин, и толстый щекастый гаишник уже поднимает свой зебровидный Жезл Возмездия, но прямо перед постом нас хамски и донельзя кстати подрезает другая машина, и жест палкой достается ей.
Высаживая меня через десять минут, браток желает удачи, и я снова продвигаюсь вперед. Прыг-скок в попутку до ближайшего пригорода, прыг-скок из пригорода в ближайший автобус до Ростова, не доезжая до автовокзала прыг-скоки я снова брожу по людным улицам города, в котором никогда раньше не был, и наверняка с удовольствием насладился бы его красотами, если бы мне не требовалось как можно скорей из него выбираться. Здесь живет Рыбка, мы некогда познакомились в Сочи, и я бы с удовольствием с ней погулял. Мы бы прошлись по центру и посидели в тенистых скверах, поели мороженого и попили бы пива, но Рыбка приехала в Москву в тот самый день, когда я оттуда рванул, поэтому я в Ростове один, топчу камень, бетон и асфальт. Нельзя сидеть и нельзя останавливаться, поэтому я неторопливо двигаюсь по проспектам, и перевожу дыхание лишь на остановках наземного транспорта. Здесь всегда стоят люди и ждут своего скотовоза, они заведомо неопасны и не вызывают ни у кого подозрений в террористической деятельности, обычные батарейки, направляющиеся из точки дом в точку работа и наоборот.
Светлый и чистый, высокий и крепкий, красивый, монументальный, похожий на областной дом культуры автовокзал гудит размеренным гулом. Толпы народа теснятся на плацу отправления и топчутся в огромных очередях к кассам, откуда пассажиры убывают во всех географических направлениях. Изучив расписание, я обнаруживаю, что меня изучает курсант милиции: он стоит рядом с расписанием и внимательно изучает тех, кто изучает перед ним расписание. Я невозмутимо занимаю очередь и славлю про себя ленивых и неподъемных российских чиновников, которые до сих пор не умудрились ввести на междугородном автобусном сообщении паспортную систему продажи билетов.
Одно место до Сухума, проходите без очереди! внезапно вступает с моими ушами в громкую связь темноволосая девочка в окошке соседней кассы. Они иногда так говорят, когда автобус уже готов отъезжать и не все билеты распроданы. Я едва было не дернулся к кассе, но вспомнил, что этот автобус по расписанию должен был уйти минут сорок назад, а значит мне лучше остаться на месте. Выстояв очередь, я покупаю билет на автобус, отходящий всего через двадцать минут в город К.
Когда остается пять минут до автобуса, я выхожу к месту погрузки и стою чуть поодаль с дымящейся сигаретой в пересохших губах. Мне не терпится попасть внутрь, приложить голову к мягкой подушке жесткого оконного стекла, надвинуть на глаза шапку и дать ногам желанный покой. Я жду момента, когда распахнутся заветные двери, но автобус закрыт и никого не впускает, остается две с половиной минуты до отправления, а пассажиры по-прежнему кучкуются возле дверей. Они переминаются с ноги на ногу, пересаживаются с баула на баул и жалобно друг другу скулят: почему нас до сих пор не пускают, ведь уже пора отъезжать, а между тем (УХОДИ) я уже слышал подобное не далее как вчерашним утром и теперь вижу (УХОДИ) непримеченное. Впритирку к моему автобусу маячит милицейская газель, а из нее выходят менты, подходят к водительскому окошку автобуса и о чем-то расспрашивают водилу. А теперь прямо мимо меня проходят двое не убоишися от страха нощнаго и от стрелы летящая во дни милиционеров, они открыто разглядывают пассажиров автобуса и занимают позицию под ближайшим столбом, мой автобус теперь окружен с двух сторон, но как они догадались?
Это элементарно, отработанная батарейка, мы тебя видим, просто надо вовремя смотреть на потолки. Потому что раз-два-три всего-то пять камер слежения смотрят с разных сторон на площадку отбытия, и как здорово, что я сейчас так удобно стою между ларьком и высоченным рекламным штендером, что меня толком не разглядеть ни с одного ракурса. Неспешно, потупившись, я пересекаю привокзальную площадь и сажусь в первый попавшийся трамвай в никуда. Я снова двигаюсь в город, по которому было бы так замечательно прогуляться с Рыбкой, но теперь никак невозможно, поскольку она в Москве, а я в глубокой жопе. В этом городе не продается даже карт даже автодорог даже в книжных киосках, как будто местные автолюбители передвигаются исключительно по памяти и наитию. Я шагаю не останавливаясь, перехожу на улицу с улицы, огибаю кварталы, гудят мои ноги, они безумно устали. Оттягивает плечи рюкзачная ноша, ноет отягощенная ею спина, и очень хочется отдохнуть и поспать и может быть даже сдаться, однако хуйвам, древнеиндейский религиозный праздник.