Я к этому еще кой-чего добавить могу, подмигивает Онже и начинает рокотать неразборчивым для посторонних ушей зэковским хрипом, ты пригляделся к той марусе, что напротив сидит? Как по-твоему, она сильно на клиента похожа?
По утверждению Онже, когда мы спускались в лифте прошлый раз, девушка ехала вместе с другими сотрудниками. Теперь скучает на диванчике для неплательщиков и неотрывно за нами пасет.
Ты ведь прошлый раз их на хер послал? А теперь вдруг подписываешься на их предъявы, подкатываешь в сопровождении, ведешь себя непринужденно, словно ты им вообще ничего не должен, понимаешь? Стопудняк, измена у них, думают: поганку заворачиваешь.
Явно замыслив какую-то пакость, Онже старательно что-то нащупывает в кармане штанов. «Четыреста пятнадцатый, я база, ответьте!» разносится по приемной трескучий радиоголос. Маруся, охранник и девушка на ресепшн стекленеют глазами. «Четыреста пятнадцатый, я база, почему не отвеча» сигнал обрывается коротким бульканьем, как если бы человеку грубо и нетактично наступили на горло кирзовым сапогом.
Оттаивая заиндевевшую на мгновение тишину, Онже от души хохочет. Я присоединяюсь к нему, трясясь в частой дрожи желчного ядовитого смеха. Внезапно все происходящее становится мне дико забавным. Грозящий закатать под асфальт взор бронетанковой девушки, испуганные должники и растерявшийся охранник за стойкой, тесный аквариум и нудное ожидание. Все эти кредитные отделы и отделы безопасности, в которых люди отказываются от собственных фамилий, и декорации «безвыходного положения», все представляется мне опереточным вздором. Это МАТРИЦА, а я уже знаю, что она из себя представляет. Да катись оно пропадом!
Задор выталкивает меня на сцену, и я принимаюсь паясничать на виду у почтеннейшей публики под одобрительные смешки Онже (ухохатываясь, тот целомудренно прикрывает рот ладонью, чтобы приглянувшаяся ему бронетанковая не обратила внимания на дефицит зубов). По-свински вытянув ноги в проход перед лифтом и неумолчно клацая четками, я несу ахинею: передаю приветы видеокамерам, назидательным тоном декламирую нотации клиентам о необходимости вовремя платить по счетам, описываю вслух всевозможные способы выбивания долгов силой и принуждением.
В какой-то момент в бронетанковой включается зажигание. С медленностью тяжелого орудия она поворачивает башню головы в мою сторону, долго-долго целится взглядом и, делая паузы, выстреливает:
Я очень рада, что вас нет в числе моих знакомых!
Онже со смеху катается по дивану, пока глаза бронетанковой продолжают всматриваться мне в лицо, юзая гусеницами на вязких траншеях моих психологических заграждений.
Через минуту из коридора возникает Сергей номер 4308, сжимающий в руках стопку документации. Обменяв платежку на паспорт, я знакомлюсь с предлагаемым договором. Из него следуют три вещи: безумная ставка в сорок восемь процентов годовых не отменяется. Срок узаконенного рабства в пользу банка увеличивается с трех лет до пяти. А в случае невыполнения условий я обрекаю себя на уголовное преследование, о чем свидетельствует отдельное приложение к договору.
Ничего, все не так мрачно! Необъятная Матрица рассасывает мои проблемы в своем крепком чреве. Скоро банковские неурядицы покажутся мне муторным сном, болезненным бредом. Недуг на грани излечения благодаря одной маленькой красной пилюле от доктора Морфеуса.
Размашисто подмахнув все подсунутые бумаги, я весело со всеми прощаюсь. Сергей номер 4308 сухо раскланивается. Почти скрывшись за стеклянной перегородкой, он чуть повертывает лицо и бросает мне напоследок, кривясь скорпионьей усмешкой: до новых встреч! Приподнятое и жизнерадостное настроение вмиг улетучивается. На смену расслабленному глумлению приходит тупая боль от нескончаемой грызни с кредитными организациями. Подобно взрывной волне, ухает со дна души ярость: СТОЙ, БЛЯ!
Автоматически переходя на тюремный жаргон, я наезжаю на козлопитона 4308, требуя пояснить, с какого это непонятное возникает и какие мы еще не порешали вопросы? Резко покрывшись бубонными пятнами, номер 4308 сухо поправляется: оговорился. Имел в виду день следующей проплаты. Нет. Конечно же, нет. Разумеется, нет.
***
После синтетической атмосферы зависимости и принуждения, разлитой по аквариуму приемной и в зале финансовых операций, воздух фабричного плаца кажется свежим, а сам плацневообразимо просторным. Сгрудившиеся возле подъезда клерки торопливо курят. По долетающим до нас с Онже обрывкам фраз слышно, что все разговоры ихо работе.
Ты на этого придурка не злись, ободряет меня Онже. Он обычный клерктакой же, как эти все. Лучше радуйся, что ты не с ними. Мы хоть временем своим можем распоряжаться, а этих Матрица зомбировала по полной программе, понимаешь? Они уже на людей не похожи, натуральные киборги!
Целыми днями их заржавелые головы забиты банковской документацией и чужими кредитными историями. Каждому Матрица присвоила добавочный номер, выделила рабочий отсек в шкафу-здании, имплантировала в ладошку магнитную карту, с помощью которой можно проникать в закрытые двери и передавать системе мгновенные сообщения о том, где и как проводится рабочее время. В каждого загружена функциональная программа: с десяти до семи подключать свой мозг к компьютерному терминалу. Даже на выходных, заливаясь коктейлями в клубе или перцовкой на берегу какой-нибудь подмосковной речушки, банковские сотрудники то и дело прижимают к уху мобильники: через них колючей жижей выливаются в мозг бесконечные цифры и формулы. Киборги существуют по схемам, работают по режиму, отдыхают по правилам, живут по распорядку, ебутся по расписанию, умирают по календарю.
Банки это ведь та же Матрица, только щупальце другой величины, понимаешь? Одни ее питают, другие обеспечивают подпитку, а третьи питаются. Кстати, как тебя эта бикса уделала, а? По стенке размазала одной фразой, понимаешь? Столько достоинства, какой тон!
Я отмахиваюсь от подколок влюбленного Онже. В голове зацикленным сэмплом крутится недоброе шипенье козлопитона 4308. А еще, неизвестно откуда, нарастает в груди смутное невнятное беспокойство по поводу ВСЕГО.
11. Загрузка
Он грубо подрезал ее на повороте с проспекта Вернадского. Взвизгнув от неожиданности и даже не успев испугаться, Злая Таня вдавила педаль тормоза до отказа, проскрипев шинами по терке асфальта.
Возмущенно завыла позади белая ауди, едва не влепившаяся в багажник крошечного ниссана. Переведя дух, резко взмокнув от осознания, что аварийная ситуация чудом не разродилась увечьями, Злая Таня выпрыгнула из машины, истекая злобой и намереваясь вывалить на виновника происшествия всю мощь ее скверного, бешеного характера. Мотоциклист, уже подтащивший к обочине свой скоростной транспорт, застыл на тротуаре, сгорбив широкую спину и растерянно улыбаясь извилистой виноватой улыбкой.
«Ах ты ж, еб твою мать!!!»
Понурив голову, мотоциклист выдержал поток цыганской Таниной брани. Наконец, поднял на девушку черные выразительные глаза, прижал к сердцу ладони в доказательство нечаянности поступка и рассыпался в извинениях.
Размякнув под журчанием комплиментов, Злая Таня присмотрелась к байкеру под иным углом зрения. Молодой, статный, одновременно застенчивый и лучащийся самоуверенностью, он произвел на нее впечатление топ-менеджера либо успешного бизнесмена. Дорого, по-спортивному стильно одетый, на японском гоночном мотоцикле, он мог бы послать Злую Таню еще дальше и глубже, однако оказался на редкость учтивым. Завязав разговор, галантный мотоциклист немедленно предложил девушке обед в ресторане в качестве компенсации за понесенный ею моральный ущерб.
«Вы такая запальчивая, экспрессивная, видимо, по гороскопу Вы Лев или Овен? Нет? Но кто же тогда? О, так у вас в этом месяце день рождения? Как, уже послезавтра? Не сочтите меня слишком навязчивым, но я бы очень хотел поздравить вас лично».
Тая как воск под жаром любезных речей и многообещающих взоров, Злая Таня на миг подумала про себя: ВОТ ОНО.
***
Бронхитно ревя, повизгивая лысыми покрышками на катке не по сезону обледеневшей дороги, волжанка оставила позади диснейлэнд рублевских поселков. В атмосфере салона плещутся волны органной музыки, затапливая наши с Онже сердца ни с чем несравнимым чувством личной причастности к чему-то значительному, грандиозному. Матрица и наша загрузка в нее накрепко склеились в моем сознании с пасхальными арпеджио гения клавира.