Эта внутренняя потребность познать образ Иисуса за гранью Евангелий стала частью меня с тех пор, как я, еще мальчишка, впервые испытал на себе всю силу его личности. Я обрел в нем твердую опору в довольно бурном море жизни. Он дал мне безопасность, которую мне обещала моя фундаменталистская Евангелическая Церковь. Сейчас, глядя в прошлое, нетрудно объяснить, чем он меня так привлек. Я рос с отцом-алкоголиком, который умер, когда мне было двенадцать, и матерью, обреченной на бедность, неизбежно настигающую любого, кто пытается выжить в нашем мире, не закончив даже школу. Я отчаянно жаждал уверенности, которую, по уверениям моей Церкви, мог дать только Иисус. Все, что от меня требовалось верить и повиноваться. Жить по Библии, в прямом смысле слова.
К тому времени, когда я подрос, мои взгляды сместились от прежней библейской суровости к более утонченной церковной. Но я все так же алкал безопасности. Росли мои знания, и воспринимать Библию буквально я больше не мог, но не желал и отказываться от Иисуса. Тогда-то я и нашел временную передышку в справедливом, как я тогда считал, утверждении Католической Церкви: только через вероучительный авторитет Церкви обретается окончательная истина о Боге, и именно здесь «неизменная вера». Со временем и это оказалось всего лишь иллюзией, которую я отверг по мере роста кругозора в студенческие годы.
Следующий этап в моем развитии настал, когда я впервые почувствовал, что Иисус стал для меня человеческим обликом той величайшей тайны, которую я называю Богом. Вся моя духовная жизнь, как я понял, была не чем иным, как одной бесконечной дорогой, призванной привести меня к этой тайне. Пауль Тиллих, один из ведущих богословов, повлиявших на мой образ мыслей, называл этого Бога «само-Бытием», а это означало, что мой поиск Бога будет тождествен поиску себя. Я и по сей день в пути, и не надеюсь достигнуть конца, пока живу «по эту сторону Иордана». Вместе с тем я не думаю, будто преследую некий мираж, рожденный моей же фантазией. Бог для меня постижимая реальность, но когда я пытаюсь о нем говорить, Бог всегда превосходит любые объяснения. Уже сам этот факт выводит меня за пределы любой религиозной системы, уверяющей, будто именно ей ведома окончательная истина о Боге. С тех далеких дней религия стала для меня потеряла «непогрешимость», и ни одну ее форму нельзя воспринимать как окончательную.
Я пишу об этом так подробно лишь для того, чтобы вы поняли: мне лучше многих известно, сколь привлекательны религиозные системы, сулящие безопасность в обмен на признание безошибочности Библии или непогрешимости папы. Но теперь в этих заявлениях я вижу лишь обычные следствия религиозной истерии. Довольствоваться ими? Ну нет! Как и мои светские друзья, я считаю эти заявления самообманом, в котором больше не хочу участвовать. Но я не отказываюсь ни от поисков подлинного Иисуса, ни от попыток проникнуть в ту предельную тайну, которую именую Богом. Мне кажется, по этому пути в той или иной форме идет любой живущий на Земле, ибо поиск Бога неотъемлемая часть того, что означает быть человеком.
Я все еще постоянно читаю библейские истории об Иисусе, но меня снова и снова отталкивают навязываемые самой их сутью предпосылки, ни с одной из которых я, человек XXI века, согласиться не в силах. Не верю, что некто способен в прямом смысле слова накормить пятью хлебами огромную толпу, тогда миру никогда бы не грозил голод. А люди и сегодня, что ни день, умирают от голода. И если кто цепляется за такое понимание Бога, тогда логичен вывод, будто Бог в наши дни сам обрек голодающих на смерть, а мы просто отказываемся прямо признать, что такое божество ничем бы не отличалось от демона.
Не верю, что кто-то, обладающий сверхъестественной властью, может вернуть зрение слепым, слух глухим, заставить немых петь, а хромых встать и идти. Если такое возможно, зачем нам тогда медицина? Но она нам нужна, а понимание причин болезней и поиск лекарств всегда были ответственностью людей, а не Бога.
Иногда утверждают, в защиту, будто век чудес миновал. Удобно: веришь в сверхъестественное и в то же время объясняешь, почему в современном мире оно не работает. А еще такая точка зрения противостоит нарастающему осознанию того, что никакого «века чудес» и не было, а то, что наши предки называли чудесами, представляло собой или фантастические домыслы, с годами обраставшие ворохом сплетен, или неверное объяснение реальности, рожденное недостатком знаний об устройстве мира в те давние времена. По воде, аки посуху, у нас ходят разве что на поле для гольфа в скверных шутках. А бури рождает непрестанное движение атмосферных фронтов. У них нет личности, они не служат тайному замыслу божеств и уже потому не могут покориться человеческой воле.
Умершие будь то дочь Иаира, сын Наинской вдовы, человек по имени Лазарь, в наши дни не восстают из могил и не приходят к нам занять свое место. Мы знаем: смерть окончательна и бесповоротна. Если оставить мозг без кислорода на несколько минут, он необратимо разрушится, и все функции организма угаснут. Сейчас мы воспринимаем смерть как естественную часть жизни, а не как наказание, ниспосланное нам за грехи разгневанным божеством. И, разумеется, распятый человек, казненный и погребенный в пятницу, не может в воскресенье выйти живым и невредимым из гробницы, а его тело не может одолеть гравитацию, вознестись на небеса и вернуться к Богу, который, как верили в те давние времена, живет в заоблачной выси.
Поиск Бога неотъемлемая часть того, что означает быть человеком
Вот лишь несколько примеров того, почему история Иисуса кажется мне скорее благочестивой фантазией, чем «словом Божьим». Я должен отринуть все эти вещи как невозможные, неистинные в прямом смысле слова. Но отказ от сторонних деталей не мешает мне по-прежнему верить в то, что Иисус ведет меня в иную, запредельную область, и через него мне открывается ее высший смысл.
Сверхъестественные библейские истории об Иисусе, звучавшие неоднократно на всем протяжении христианской истории, я уже не способен воспринимать в прямом смысле. Но меня по-прежнему влечет и вдохновляет его жизнь. Если кто-либо из вас, мои читатели, чувствовал нечто подобное, если этот конфликт вам знаком, то, быть может, я сумею стать для вас спутником или помощником на пути. По крайней мере, я очень на это надеюсь.
И сперва обращусь к тирании религиозного страха. Неужели вера настолько слаба, а жизнь так опасна, что те, кто осмелится задавать вопросы, должны ждать нападок и упреков в безверии от тех, кому без религии не продохнуть? Я не враг христианской веры и не намерен завлекать всех в яростный спор. Да и дебаты в наше время вызваны взрывным расширением знаний, меняющим то, как мы видим мир, и библейской наукой, которую прежде не выпускали за пределы академических кругов из страха подорвать веру простых прихожан. Почему же эту вновь открытую истину так упорно отвергают и евангелическое, и католическое крыло христианской Церкви? Не кто иной, как покойный сенатор от штата Нью-Йорк, Дэниел Мойнихэн, однажды заявил: «Каждый имеет право на собственное мнение, но только не на собственные факты». И религии за ее «фактами» не скрыться от правды. Как, спрашиваем мы, согреть сердце, пренебрегая разумом? Как может сердце поклоняться тому, что разум отвергает, если только страх перед небытием не порождает истерию, гасящую любые зачатки разума? Да, есть и другая сторона этого уравнения: сердце не способно бесконечно выносить пустоту, и чисто человеческое чувство опустошенности побуждает разум обретать новую почву под ногами, открывать новые возможности, искать иные пути. Духовной реальности, которую мы стремимся найти в наши дни постмодерна, никогда не достичь, не просветив ум, но без доброго сердца к ней тоже не приблизиться. Уверен, именно это и побуждает нас к поиску новых форм почитания Бога, затрагивающих и сердце, и разум. Но прежде нам нужно избавить ум от всех прошлых формул, в наши дни уже не имеющих силы. Да, есть некое чувство безопасности в грезах об истине, не подлежащей обсуждению, или в жизни столь замкнутой, что для нее хватает и прежних объяснений всего и вся, но если не задавать серьезных вопросов, то искренне служить Богу невозможно. Нам следует признать этот факт прямо и честно.