За расизм?
За Линча закон?
За право унизить детей?
Бить женщин?
Казнить тех, кто любит
Таких, как он сам?
А может, когда мы познали,
Что ты, обещавший нам жизнь,
Не мог повелеть ненавидеть,
И ползать во прахе и пепле,
И каяться в плаче до смерти?
А может, когда осенило,
Что если мы служим тебе,
То гнать должны прочь предрассудки,
Которые нам столь сладки?
Мы алчем тебя, Иисус,
Но мы уже просто не знаем,
Где ныне искать тебя нам.
В церквях, где ни капли сомнений?
А может, в других, где трясутся
От страха при слове «раскол»,
Где Бога сменила «сплоченность»
И где просто нечем дышать
И все умирают со скуки?
Да можешь ли быть ты в церквях,
Где гонят бессильных и нищих,
Самарию нашего мира
И тех прокаженных,
Кого ты нарек нам родными?
А может, искать не в церквях?
А там, где в чести доброта?
Любовь безвозмездна?
И там, где вопросы любые
Доверия знак?
Скажи, Иисус, а возможно,
Что именно мы, христиане,
Убили тебя?
Отравой буквальных прочтений,
Оковами символов веры,
Отживших доктрин
Умирающих догм?
И если все это причина,
Вернешься ли ты,
Если все устранить?
Скажи, мы тогда возродимся?
А может, как кто-то сказал,
Ты просто мираж или призрак?
И только завеса забвенья
И страх потерять свои шкуры
Нам правду познать не дает?
Я все еще жажду и верю,
Я вижу в тебе, Иисус:
Исток и дорогу
К началу всей жизни,
К началу любви,
К столпам бытия,
Дверь в тайну святую.
Стремлюсь за порог
Ты там меня встретишь?
Меня испытаешь?
Направишь?
Ты встанешь напротив?
Откроешь мне все о себе?
И там, у последней границы,
Ты примешь меня, Иисус?
В предел мироздания, к Богу,
Которым живу,
И дышу,
И надеюсь?
Поистине, в этом
Суть книги моей,
Иисус.
Часть перваяИисус: человек и миф
1 Введение: на пороге новых исканий
Как бы ни воспринимали Иисуса его современники, в наши дни его образ опутан паутиной средневековых доктрин древних, истлевших, недостойных доверия.
Чем вызвано мое стремление освободить Иисуса из Назарета от массы наслоений в виде сверхъестественных чудес, символов веры, древних мифов? Ответ довольно прост: я христианин. И, как христианин, я живу внутри религиозной системы, которая, в основе своей, утверждает, что в жизни Иисуса мы повстречали, узнали и обрели то, что называем Богом. В этом убеждении сокровенная суть моей личности. Но это лишь отчасти вдохновляет мой поиск.
А еще мною движет то, что я живу в самом конце христианской эры и уверен, что застану кончину христианства в его историческом понимании. Христианство, возникающее у нас на глазах в Америке и в странах третьего мира нет, с ним мне не по пути. Не хочу полнить душу борьбой за нелепые притязания, беспокойством и гневом. Не хочу преклоняться пред Богом, который требует только ползать во прахе, и хранить верность традиции, что велит глушить голос рассудка. Я жажду подлинной веры, и многое из того, что столько веков говорили об Иисусе, счесть правдой уже не могу. И должен признать это честно и откровенно.
Иные в стенах официальной Церкви заходятся от восторга, крича на всех углах, будто я не в силах хранить преданность древним догматам, ибо ушел от веры отцов и уже не смею звать себя христианином или, по крайней мере, относить себя к «верным христианам». Эти критики, похоже, не отдают себе отчета в том, сколь скомпрометировано в наши дни само понятие «верного», ортодоксального, традиционного христианства. Ни один сколь-либо мыслящий человек сегодня не может утверждать, будто Земля находится в центре Вселенной. И тем не менее, в традиционном христианстве и традиционной христологии это утверждение гораздо более важный компонент, нежели это готовы признать нынешние апологеты веры. Несмотря на поистине революционные перемены в нашем представлении о необъятном космосе, эти люди по-прежнему видят Бога как некое сверхсущество, которое обитает вне нашего мира, где-то за пределами небес, и время от времени вторгается в ход человеческой истории. А история Иисуса, изложенная в таком ключе, предстает как ярчайший пример такого божественного вмешательства. Традиционная христианская доктрина все еще изображает Иисуса как пришельца свыше, который был рожден от Бога чудесным образом и по завершении своей миссии снова вернулся к Богу, вознесшись в космическое пространство. Миссия же эта, по словам ортодоксов, заключалась в том, чтобы принести спасение падшему миру что и было достигнуто через смерть Иисуса на кресте. Все эти утверждения, на всех уровнях смысла, стали для меня просто чепухой, чем-то вроде богословской абракадабры. И все же каждое воскресное утро в той или иной форме они звучат на литургиях в большинстве христианских церквей по всему миру. У меня нет желания и дальше делать вид, будто подобные понятия по-прежнему имеют для меня значение или стоят того, чтобы и дальше держаться за них.
Иногда, когда приходится отвечать на непрестанные нападки тех, кто живет в узах «вчерашнего христианства», возникает такое чувство, будто меня хочет заклевать до смерти стадо гогочущих гусей. Эти ревнители «традиций» так заняты отстаиванием ответов из давно минувшего прошлого, что уже не помнят, в чем, собственно, заключались изначальные вопросы, на которые были даны эти ответы. Они не понимают, что, по сути, сами похоронили Иисуса в гробнице иного мира, иного времени и иного места. То ли из страха, то ли из инстинкта самозащиты они все время винят меня в отречении от Иисуса, даже не сознавая, что для меня подобное совершенно немыслимо. Моя верность Иисусу прочна и непоколебима. Он не только в центре моей веры, но и в центре всего моего бытия. Но я верен Иисусу как опыту встречи с Богом, а не его традиционным толкованиям. И разница весьма велика.
Я никогда не мог понять, почему до сих пор мы так и не признали, что никакими фразами призванными отразить наши намерения, желания, мнения, восприятия, представления, вечную истину не охватить. Всякий раз, когда возникает потребность истолковать некое сильное вневременное переживание, его истинность оказывается в оковах языка, уровня знаний и мировоззрения толкователя. Любое объяснение всегда дается в терминах и идеях, обусловленных и ограниченных временем. Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением все равно что смешивать вечное с преходящим, а конечную реальность с ее крошечной частью. Именно эту ошибку извечно делают религии, и именно поэтому все они рано или поздно умирают. Христианство, как ясно теперь не исключение.
Как бы ни воспринимали Иисуса его современники, в наши дни его образ опутан паутиной средневековых доктрин древних, истлевших, недостойных доверия. И из-за этой паутины любой серьезный богословский диспут способен разве что возвести стену и отделить тех, кто громче всех орет, от тех, кому на все плевать. Иисус или становится пленником религиозных истериков, вечно запуганных, неуверенных в себе, невротичных или же превращается всего лишь в бледную тень самого себя, символ давно ушедших веков и ностальгической тоски по былой вере, ушедшей навсегда. Ни один из этих двух вариантов меня не устраивает. Но пусть даже я и сознаю все это, меня по-прежнему влечет к этому Иисусу, и я намерен и дальше следовать за ним столь же страстно и неутомимо. Истину, которую я, по моему глубокому убеждению, сумел в нем обрести, я не отдам ни тем, кто стремится оправдать то, что нельзя оправдывать, ни тем, кто жаждет избавиться от всех идей прежней эпохи, которые в наши дни кажутся совершенно бессмысленными.
Отождествлять предельную истину Бога с ее объяснением все равно что смешивать вечное с преходящим
И не какая-то там сторонняя сила, а именно моя Церковь в одной из своих аккредитованных богословских семинарий научила меня воспринимать Библию критически. Почему же теперь я должен бояться подхода моей собственной Церкви к Священному Писанию? Нет, я применю полученные знания и покажу моим читателям со всей ясностью, как мало исторические факты на самом деле говорят нам о предпосылках, на которых строится вся излагаемая нами история Иисуса. Иных этот анализ шокирует, ведь они и не подозревали, что все это известно академикам уже много веков. Однако я не хочу на этом останавливаться. Я воспринимаю Библию со всей серьезностью и потому исследую ее страницы в поисках разоблачающих, но скрытых от взора подсказок-ключей. Я использую эти подсказки, проникшие в евангельскую традицию, и явлю смысл изначального опыта Иисуса. Именно впечатления тех, кто повстречал Иисуса, породили все сверхъестественные объяснения, а не наоборот. И надеюсь, я смогу ясно показать: эти подсказки выходят на свет, если взглянуть на сугубо иудейские документы известные нам, христианам, как Евангелия от Марка, Матфея, Луки и Иоанна, сквозь призму иудейского мировоззрения. Я перечисляю их в порядке исторического возникновения: на мой взгляд, уже это послужит ценным подспорьем для их толкования. Я обозначу эти ключи ясно и четко и постараюсь провести читателей в самую суть впечатления, явленного Иисусом, впечатления, сила и глубина которого и привели к тому, что его историю облекли в слова и записали.