Константин Бальмонт в книге «Светомузыка в природе и световая симфония Скрябина» отмечает: «Первобытный индус, который в утреннем своем тайноведении и прозрении в сущность явлений мира, слагал свои ведовские песнопения, называющиеся «Ведийскими гимнами», воспринимал лик огня, и земного, и небесного, как Светозвук, Огонь для индуса поет, он неразъединим с говорящим голосом До наших дней донесшие, через века, свое Огнепоклонничество, разумеющие голос Огня, персы, также сочетают ощущение пламени с говорящим глаголом, в священной книге «Авеста» они, говоря об Огне, строят в словесной живописи Светозвук».
В стихах «Рассвет» К.Бальмонт раскрывает светомузыку рассвета:
Долины спят. Но тьма уж уступила, И только знака ждет старинный бор. Весь мир земной натянутые струны, Скорей. Скорей. Мы снова будем юны. И ток огней ударил по струнам.
Следует отметить, что Бог общался с Моисеем в форме огня. Огонь молвит Моисею на человеческом языке«ЯБог». «Это значит, она есть эманация Бога в форме огня. Из этого выходит, что Бог может войти в облик и других вещей и существ». О священном огне: «провел он стадо далеко в пустыни и пришел к горе Божьей Хориву. И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает. Моисей сказал: «Пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть и воззвал к нему из среды куста: Моисей. Моисей сказал: «Вот я!» И сказал Бог: «Не подходи сюда, сними обувь твою с ног твоих, ибо место на котором ты стоишь, есть земля святая». (Исх. 3:1-5)
Продолжим мысли Атанаса Куртева. Он говорит о творческих личностях, о том, что в их произведениях живет не их рука, а вибрации сердца и философия. Как деятель искусства Атанас Куртев, наряду с профессиональной деятельностью, обладатель положительных моральных качеств. В классической музыке, исполняемой им, живут вибрации его сердца. Этот талантливый пианист, как деятель искусства и миссионер, организовывает в Болгарии фестивали и конкурсы среди молодых музыкантов. Он прилагает большие усилия в распространении русской и классической музыки среди молодежи. Его особое отношение к Скрябину, открывает путь тысячам зрителей и слушателей в космический мир гениального композитора. Говорят, что творчество словно магический кристалл и сквозь него смотришь на мир.
Скрябин говорил, что не понимает, как можно сочинять обычную музыку. Историческим фактом является то, что за много веков до Скрябина, Аристотель писал: «Цвета по приятности их соответствий могут относиться между собой подобно музыкальным созвучиям и быть взаимно пропорциональными».
Эти строки из стихотворения Валерия Брюсова словно отражают это высказывание: «Фиолетовые руки на эмалевой стене полусонно чертят звуки в звонко-звучной тишине».
Л.В.Савина пишет в статье «Музыка и живопись первой половины ХХ века: параллели и взаимодействия»: «Конец ХIX начало-ХХ векаэпоха активного устремления искусств навстречу друг другу. Среди множества сочетаний музыки с другими искусствами, повлиявших на преобразование музыкального языка, решающую роль сыграла живопись, придав ему новые неизвестные раннее, черты. О музыке много говорил Кандинский, предлагая создать такую живопись, которая бы не иллюстрировала музыку, но брала за основу ее ритмы и формы. Схожие мысли высказывал Аполлинер, усмотревший в орфизме Делоне музыкальные формы. Поэтому композиции художников активно насыщались не только музыкальными техникой-модуляциями, хроматизмами, аккордовыми соединениями, но и различными жанрамифугами, симфониями. Об этом красноречиво свидетельствовали названия картин: «Композиции» Кандинского, «Музыка» Матисса, «Адажио» и «Симфония» Синьяка, «Фуга в красном цвете» Отсюда и мысль о переводе живописного языка на язык музыки и наоборот, возникшая, например, у Д.Ингардта. Согласно этой точки зрения, объединяющим началом такого союза искусств должен служить тон. Специальная область живописицветовой тон, также, как и тон звуковой в музыке. Краски и прочие материалынечто изменчивое и переходящее, но тон вечен и неизменяем, как сама красота, он идеален и бессмертен не каждый цветовой тон музыкален солнечный спектр дает нам ряд октав цветовой шкалы, из которой мы можем принять 8 октав Исчезновение предмета из живописи заставляет художников, как и композиторов, искать другие средства, способные заменить реальный образ. Ими становятся цвет и форма Область цвета является своеобразной лабораторией творческих поисков Делоне, считавшего, что сочетание красного и синего обладает особой силой, подобной «удару кулака». Вслед за Делоне, Мондриам утверждает три основных цветакрасный, синий, желтый, которым противопоставляются цветачерный, белый, серый Живописный код приобретает особое значение в вокальном цикле «Книга висячих садов» Шенберга. Символический текст
С.Георге в музыке Шенберга претворяется сквозь призму импрессионистического видения мира красочного, зыбкого, нереального, связанного с миром иллюзий, грез и ширетемой сада. В этом вымышленном заоблачном мире нет страстей, все бесплотно и бестелесно. Красочность мелодии и гармонии выводит музыку Шенберга на синестезийный ряд, музыкальная краска позволяет ощутить тончайший аромат цветущего сада В отличие от западноевропейской, в русской музыке концепция цвета не практическим воплощением в творчестве Скрябина. Эксперимент цветовых ощущений звукаодна из главных точек соприкосновения Скрябина с Хауэром. Совпадает восприятие бемолей и диезов. В этой связи следует отметить, что своеобразный выход в область цвета Скрябин и Хауэр осуществили почти параллельно и независимо друг от друга, так как работа Хауэра «О звуковой краске» была опубликована в 1918 году после смерти Скрябина»».
Видный ученый профессор Булат Галеев, живший в России, также являлся автором сочинений и фильмов о синестезии. Он занимал должность директора НИИ экспериментальной эстетики «Прометей» при Институте авиации в городе Казань. Четыре его фильма о цветомузыке, снятые в 60-80 годы прошлого века «Прометей!», «Вечное движение», «Маленький триптих», «Космическая соната» признаны классикой авангардного кино. Он автор концепций об оригинальном интонационном генезисе светомузыки, о специфике компьютерного искусства и электронной музыки. Его практические работы широко представлялись в театрах, консерваториях, на крупных международных фестивалях.
Среди значимых проектов можно назвать первое исполнение произведений «Прометей» Александра Скрябина и «Аллилуйя» Софьи Губайдуллиной. По замыслу самих композиторов они были исполнены с партией цвета. «Малиновый звон» Спасской башни Казанского Кремля и динамическое освещение цирка Казани, зависящие от состояния погоды, проекты «Прометея». На всех континентах видели самую знаменитую видеоинсталляцию Булата Галеева 1990 года «Электронный мальчик на мокрых пеленках» (в детской коляске лежит телевизор, на его работающем экране плачущий младенец).
Говорят, в разгар беседы, от Галеева могло бы достаться кому угодно: Эйзенштейну, и Кандинскому, да хоть самому Исааку Ньютону. Пиетета перед гениями для Галеева не существовало, потому что он основывался на дистанции. Пожалуй, единственный с кем Булат Махмудович готов был бы вести себя с трогательной деликатностьюэто Александр Скрябин, создатель симфонической поэмы «Прометей». Ведь «Прометею» Булат Галеев посвятил всю свою жизнь.
Б.Галеев говорил на конференциях и симпозиумах, что несерьезно относится к людям, называющим себя синестетами и ведущих споры о цвете буквы «А». Он отмечал, что творчество Скрябина, Римского-Корсакова, Мессианаэто духовное богатство искусства, которое нельзя ни с чем сравнить.
Обратимся к статье Б.Галеева «О синестезии у Максима Горького»: «Дело в том, что в первоначальном понимании синестезии зрительный компонент ограничивался цветом, который при очевидной своей субъективности и символизации (икрасный, узеленый у Рембо, у флейты звук заревоголубой, звук литавра торжествующе-алый у Бальмонта). У Горького же практически нет ни одного цвета слуховой синестезии. В подавляющем же большинстве синестезии у Горькогоахроматические, пластические, графические: «Бархатистый голос казался черным и блестящим» (Фома Гордеев), «Визжала шарманка, выбрасывая лохмотья какой-то мелодии» («Страстимордасти»), «Густые и успокаивающие ноты печально вьются в воздухе» («Ярмарка в Голтве»). При этом подобные синестетические обороты присущи и ранним рассказам, и романам, и даже самой суровой публицистике: «И снова гнусаво запел рожок. Люди быстро очищали площадь перед этим звуком, и он тонко извивался в воздухе» (9-е января). Трудно поверить в это, но наибольшая концентрация самых изысканных синестетических оборотов присутствует в самом, казалось бы, нехудожественном произведении «Мать»: «Матовый шум телеграфных проволок», «Яркой лентой извивался голос Феди», «Вспыхнул спор, засверкали слова, точно языки огня в костре», «Старые колокола топят его (звук колокольчика) в своем гуле, как муху в масле» Из всех типов возможных синестезий наиболее интенсивно Горьким культивируются зрительно-слуховые, то есть именно те, которые связаны с воображаемой «визуализацией» звука «Из дверей ресторанов вылетали клочья музыки», «Разматывался, точно шелковая лента, суховатый тенористый голосок» («Жизнь Клима Самгина»), «Какая-то тонкая дудочка не может поспеть за голосами детей и смешно свистит как-то сбоку их, точно обиженная» («Сказки об Италии») Поразительно, что Горький решается при этом строить в своем сознании некие «мысли формы», открытием которых столь кичились адепты теософии, детально объясняющие свое базовое понятие «ауры»: «В большинстве своем человечьи души кажутся мне бесформенными, как облака, и мутно пестрыми, точно лживый камень опал, они всегда податливо изменяются, сообразно цвету того, что коснется их» («Ледоход») Надо особо подчеркнуть, если исключить некоторую надуманность этих «обратных», т. е. слухо-зрительных синестезий, практически все тропы, основанные на межчувственных переносах, построены у Горького при откровенном отсутствии претензий на символичность и абстрагированность синтетических образов Все они реалистичны, и если можно применить здесь этот термин, конкретны: «Хлопнет дверь и обрубит его песню, как топором» («Детство»), «Циничные выкрики всё чаще брызгают на песню, точно грязь улицы на праздничное платье» («Хозяин»), «Вокруг колoкольни вьются белые голуби, точно веселый звон превратился в белых птиц» («Ералаш»), «Слова гадкие, как мокрицы, разбегались, оскорбляя собою музыки волн» («Мальва») Существует ещё одна особенность синестетических образов Горькогоона зачастую связана с такими антонимами как «свет-тьма», «солнце-ночь», «гореть-гаснуть». И это вполне естественно, если вспомнить об отмечаемом всеми особом «солнцепоклонничестве» Горького. «Мне нравится, само имя его, сладкие звуки имени, звон, скрытый в них», писал он о солнце в произведении «В людях», что отдает уже, кстати слегка бальмонтовскими «ароматами Солнца».