И было отчего смутиться:
Вернется леший в дом пустой
И полевому в путь пуститься
Придется по миру с сумой.
Обчистит он меня до нитки, -
Вздохнул печально полевой.
Я сберегу твои пожитки, -
Марина молвила. Не вой!
Не страшен мне ваш ярый враг,
С ним совладаю без труда.
В лесу же топь иль овраг
Того гляди, свалюсь туда.
Поберегу я лучше ноги,
И без того горят в огне,
Так истоптала их в дороге.
Не беспокойтесь обо мне!
Все взвесив, леший с полевым
Решилитак тому и быть.
Ведь лес, и верно, мог быть злым
И горожанку невзлюбить.
А силы ведьмы колдовские
Их в трепет привели самих.
Ухватки Прошки воровские
В сравненье с ними просто чих.
И Афанасий с Никодимом
Оставили ее одну,
Во мгле растаяв легким дымом,
Беззвучно канув в тишину.
Глава 11, в которой Афанасий и Никодим в поисках зайцев набредают на охотников и решают завести их в болото.
Как хорошо быть снова дома!
Не изменилось ничего.
Холмы, тропинкивсе знакомо,
И, как нигде, дышать легко.
И Афанасий каждым вздохом
Им о своей любви кричал.
Вот дуб, седым поросший мохом,
Что с новой бурей лишь крепчал.
А от него рукой подать
До тихой рощицы сосновой.
Здесь он любил порой мечтать,
Взяв сон недавний за основу.
И если по ручью идти,
Что между соснами плутает,
То можно к бучилу дойти,
Где дед Водяник обитает.
Вода шумит, стекая в падь,
И водяной, хоть нравом лют,
Валежником насыпал гать,
И звери мирно воду пьют.
Как Афанасий мысль не гнал,
Но возвращалась та упорно:
Ужель напраслину сказал
На водяного Прошка вздорный?
И был напрасен долгий путь,
И возвращение с Мариной
Но как тогда в глаза взглянуть,
Когда к ней явится с повинной?!
Как скажет деве он, простак:
Доверчив, мол, был и проворен,
И бучу поднял просто так
В веках он будет опозорен!
И, голову склонив понуро,
За полевым брел леший вслед,
Вокруг поглядывая хмуро
И новых ожидая бед.
А Никодим, напротив, шел,
Сияя солнцем в день погожий.
Он словно вновь алмаз нашел,
Во всем на Черта Око схожий.
В мечтах, сомненияхне сразу
Друзья заметили вдали
Кровавому подобный глазу
Огонь, что люди разожгли.
Костер то будто затухал,
То вдруг он утреннюю дымку,
Воспламенившись, обжигал
И в пляс пускался с ней в обнимку.
Вокруг огня сидели трое,
Вели неспешный разговор.
От зайцев всей деревне горе, -
Сказал старик, один разор!
А молодой с угрозой ухнул.
Двустволку тут же сняв с плеча,
Изобразил он: «Бах!» и рухнул,
Как заяц раненый крича.
Враз стихли все ночные звуки.
И в первозданной тишине
Звучал крик боли, полный муки,
Как будто корчился в огне.
Ребенок плачет так порою,
Когда терпеть невмоготу,
Платя ценою дорогою
За жизнь и сердца наготу.
И содрогнулись нежить, звери,
Жильцы лесов, полей и рек,
В предсмертный этот плач поверив.
Смеялся только человек.
Так зайцев расплодилось много, -
Старик свою продолжил речь, -
Что скоро мы косых с порога
Начнем стрелятьи сразу в печь!
Покроется румяной коркой
По мне, так мяса нет вкусней.
Накладывай тарелку с горкой,
И мигом я расправлюсь с ней.
Он, не сдержавшись, облизнулся,
Гнилых ряд обнажив зубов.
В нем дух былой сейчас проснулся,
Он полон сил был и здоров.
Ведь человека предок дикий
Охотой лишь и промышлял,
В звериных шкурах и безликий,
Свой голод кровью утолял.
Из рая изгнанный, на воле
Он выживал, как только мог,
Чужой не сострадая боли,
Забыв, что есть на свете Бог.
А Бог тогда страдал и сам
Так долго это время длилось,
Что не изгладить и векам,
Пусть все давно уж изменилось.
Старик не знал, как дело было,
И почему в душе его
Порой рождалась злая сила
И кто виновником всего.
Но точно знал он, что охота
В нем пробуждала жажду жить,
И он ее с большой охотой
Спешил убийством утолить.
Немало на своем веку
Он истребил зверья лесного,
Но сладко спится старику,
Не мыслит он себе иного.
С ружьишком стареньким одним
Бродил всю жизнь он по лесам,
И смерть шагала рядом с ним,
Но чаще по его следам.
И если б только можно было
По смерти собственной своей
Душе бы приказал унылой
Ружьишко взяв, идти за ней
Сегодня славно постреляем!
Жаль, без собак, скривился он.
Зато никто не выдаст лаем,
В тайге шуметь ведь не резон.
Но не беда, я буду с вами,
Со мной не бойтесь ничего!
И закивали головами
Согласно спутники его.
Ужо посмотрим, так ли это! -
Как будто ветер ноту спел,
Иль филин злобно гукнул где-то
То Афанасий не стерпел.
Подкравшись тихо, с Никодимом
Давно он прятался в кустах.
Старик пропах табачным дымом
И пробуждал в нем гнев и страх.
Я заведу людей в болото, -
Беззвучно другу он сказал.
А угодит в трясину кто-то
Я лишь тропинку указал.
Ты поспеши-ка к водяному,
Гостей незваных пусть он ждет.
Не верю я, что духу злому
Предать нас вдруг на ум придет.
Коль даже зол на леших он,
Но человекисконный ворог.
А дед Водяник чтит закон,
Ему он больше жизни дорог.
Уже одной ногой я там, -
Ответил Никодим, смеясь.
И ты поверь моим словам
Лицом я не ударю в грязь!
Сказав, он в тот же миг пропал,
И даже куст не шелохнулся.
Заклятье леший прошептал
И человеком обернулся.
Лишь глаз наметанный бы смог
В нем прежние черты найти.
Но если только суд не строг
За божью тварь легко сойти.
Отводит взгляд, стыдится словно,
И гол лицом, как будто брит, -
Урод он внешне, безусловно,
Знать, оттого всегда молчит.
Когда охотники бы знали,
Что леший вдруг к костру их вышел,
То враз бы нежить в нем признали
Но не пришло подсказки свыше.
Старик взглянул из-под бровей
Был мужичонка хлипковат
И под котомкою своей
Согнулся, будто виноват.
Страшиться не было причин,
И он кивнул: Садись к костру!
В лесу нам твой не важен чин
И робость нам не по нутру.
Спасибо, добрый человек, -
Чуть слышно леший глухо буркнул,
Глаза прикрыв завесой век,
И в тень, как ящерица, юркнул.
Шумел лес грозно за спиною,
Людей неистово кляня,
Грозя им участью всем злою
И в бедах их во всех виня.
Но человек и глух, и слеп.
Он, притязая на господство,
Не ведает, как он нелеп
И как убог в своем уродстве.
Мог Афанасий подсказать,
Спроси охотники его.
Но те и не желали знать,
В плену безумья своего.
Сойдет он за собаку нам, -
Шепнул старик, сверкнув глазами.
Ему нести я зайцев дам,
И налегке пойдем мы сами!
Он что-то все воротит рожу, -
Сказал с опаской молодой.
И у меня мороз по коже, -
Признался третий, с бородой.
Что за беда? старик зевнул,
Лениво рот перекрестил.
Да он ведь попросту заснул,
Должно быть, выбился из сил.
В лесу страшитесь лишь огня
Да затеряться меж трех сосен.
Зовут Георгием меня,
И я всегда победоносен!
Немало прежде бедолаг,
Что с миром не живут в ладу.
Передо мной спустили флаг
И служат дьяволу в аду.
Среди людей, скажу по чести,
Себе врагов не наживал.
Чтоб избежать их кровной мести,
Курок я первым нажимал.
Я твердо знаю: спор любой
Мне пуля выиграть поможет,
И честен я с самим собой
Других пусть червь могильный гложет!
Старик уже почти кричал.
То ль оправдаться он пытался,
То ль смертный грех изобличал?
Но вновь непонятым остался.
Ведь были спутники его
Распалены грядущей бойней
И не слыхали ничего.
Ему б час выбрать поспокойней
А правду люди говорят -
Медведь здесь оборотень бродит,
Парней и девой всех подряд
В берлогу жить к себе уводит?!
Старик метнул тяжелый взгляд
И встретил юный, глупый, чистый
На кой они медведю ляд?
В нем жить не может дух нечистый.
Вот волк совсем иное дело,
И от него не жди добра.
Легко свое меняет тело
Он в полнолунье до утра.
Однажды я видал такого.
Его и пули не берут!
Молитва лишь от духа злого