Невероятно. Перевалило за середину декабря. Быть того не может.
Рыбы
Чему ты радуешься? А если завтра вновь мороз? Что будет с ними? Ты подумал?
Но что я могу? Это не я растопил лёд. Не я
И мой друг заплакал. Он был слишком юн и чересчур чувствителен. Его главная бедаподробное отношение к жизни, часто виноватила без вины, и обыкновенно в том, на что он никак не мог повлиять. Как и в этот раз.
Послушай, я тронул его за рукав, рыб в пруду не так много, если хочешь, мы перенесём их в дом и там, в аквариуме, они перезимуют. Хочешь?
Я был искренен и ожидал чего угодно в ответ. Благодарных объятий, даже истерики Но к тому, что услыхал, был совершенно не готов.
Нет. Не стоит. Благодарю вас. Пруд, небо, берега, мягкий ил на дне и лианы корней лилии, это всё, что у них есть. Таков уж их дом. Там всё родное, знакомое. Они должны пережить, что суждено, именно там. Не думаю, что стеклянные стены и непривычные звуки жилья успокоят их. К тому же, старания переезда одолеют не все.
Но ты же рыдал!!! чуть не закричал я.
Простите мою несдержанность. Иногда не успеваю остановиться. Прикладываю к себе одежды сторонних судеб, а они всегда не по мерке. От того и слёзы. Нам их не понять, увы
Кого не понять?
Деревьев, птиц, рыб, наконец! Их чувств, страданий даже радостей!
Мой юный друг пожал плечами в ответ молчаливому недоумению и, наклонив голову, медленно пошёл прочь в сторону леса. Там его ожидало мочало скрученных в жгуты деревьев, разорванные сухожилия коры и обрубленные кисти стволов, всё ещё сжимающие горсти родной земли. Довольно поводов для рыданий, не правда ли? Но многие из нас смогли бы о том же и так?! Вот, в этом-то всё дело
Голубая кровь
«Не подгоняй под нужды невежд родной язык. Неправильность речи внедряется в сознание и меняет его, нарушая последовательность образа жизни. Для сохранения самобытности, родную речь надлежит блюсти в первозданной чистоте, памятуя о том, что в мелодии языка заложено зерно Русского Духа, как обоснованного предмета народной гордости. Голубая кровь брызжет не там, и не в том виде, где её ожидают отыскать!»
(Из письма к другу)
Отказ от удовольствий, вынужденный или добровольныйявление временное. Преходящее, как и сама жизнь.
Печка, завиток на затылке воды, исчезающей в стоке, парад планет на виду у ясной ночи, морзянка дятла, насмешка ежа, одобрение летучей мыши Это не что иное, как бытие на скорости шагов улитки в холодную ночь. Так ли неторопливо оно, в самом деле. Какова в нём мера нарочитой отстранённости ото всего?
Паук плетёт сети, повинуясь напору своей голубой крови. Поперёк течения жизни. Наперекор ей. И бывает повержен часто Ночестен всегда, ибо находит место в душе каждому цвету из радуги белого света.
В муках оттепелей рождается весна, страшится, тянет время. Стужа таится за спиною летних ночей. Выгадывает, не иначе. В одной вязанке хвороста днейвсего понемногу: недосказанного, не расслышанного. Большеот той, принижающей, дающей надежду полуправды. И, что же с ней не так?! Питая один другого, телами ли, страхами, кто вернее?
Подросшие птенцы превышают один другого, поедая тяжёлых спросонья мух, нелепых в зиму комаров и мошек. Они так похожи на отца и мать. И всё же, легко отличимы от них. И свежими пуховыми жилетами, надетыми поверх, для тепла, и вальяжным видом, небрежными манерами, разборчивостью. Привыкли к тому, что послаще. Упорствуют лишь в дури притворной. Дети же
А рыбы в полудрёме, сквозь узорное стекло воды, шепчут о своих снах Им верим наивно, да ждём пробуждения прекрасного цветка из семени, выпавшего с горстью мёрзлой земли. Он глядится сорняком. Но, мало ли Чем мы, люди, кажемся! Утро-тодоброе, по-доброму к нам! Если наступило
Жизньтонкая материя. Прозрачная красивая паутинка. Можно идти прямо на неё и не заметить. Лишь стереть с лица, как помеху, глядь, а её уж и нет.
На всю оставшуюся жизнь
В природе существует нечто, что витает в воздухе, мерцает, словно мираж. Не потому ли ясность понятому рознь. Не от того ли так сложно принять друг друга?
Искры истины, высеченные соприкосновением поэзии души и "прозы" бытия, позволяют прочувствовать скорость его течения. Нервность линий. Вездесущность его.
Осознанность происходящегоглавное в жизни. Но достигнуть сего непросто, как роднику наполнить океан в один день. Все, что есть, оно или "до", или "после". Настоящеетак влажно и неуловимо. Для того, чтобы ухватить мгновение за край его прозрачного призрачного подола, надо большое умение.
Желание Умение тут не к чему. Оно только мешает. Это навык повторения чужих ошибок. Как говорится: «Дурацкое дело
нехитрое!» Ты скучала?
Я давно перестала искать тебя в своём сердце.
Ого! Ты стала жестокой?
Так бывает. Когда много плачешь, делаешься жёсткой.
Чем я виноват перед тобой?! Мне сказали, я засомневался. Но как я мог не поверить ей!!!
Прости за банальность, но верить нужно только сердцу.
Наверное, да Но все все были настроены против тебя!
Может и так, но ты даже не попытался никого переубедить. А существовать ради сторонних одобрений недостойно ни человека, не дождя. Но Я всё равно тебя люблю.
Это всё, что мне нужно знать
Я ещё не договорила. И. ты понимаешь, что мы больше не увидимся? Никогда.
Заготовленная фраза о том, что он растёр её любовь, как плевок по дороге, добила бы его. И она не стала продолжать, так как не хотела делать ещё больнее.
Он поднял на неё растянутые рыданиями, почти слепые глаза:
Как это? Как же? Увидимся, мы обязательно увидимся
И он захлопотал, принялся говорить что-то неубедительное, ободряющее, нелепое
Усадив её рядом с собой к поминальному столу, он стал спокойнее. И, обращаясь за очередным пустяком, улыбался глазами, как в детстве, ласково, с янтарной искоркой, которая теплилась в глубине, как огонёк далёкой свечи.
А она Она молча ловила запах его дыхания, впитывала звук голоса Стараясь запомнить всё-всё, до капли, до полутона. Чтобы хватило на всю оставшуюся жизнь.
Зима рыдала. Мокрый снег тёрся об её холодные щёки и тоже плакал. Ему было жаль всех: и её, и себя. Ушедшее скрылось. Не разглядеть того сквозь шторы снегопада. И двери лет захлопывались одна за другой, всё скорее и скорее. Не испрашивая одобрения ни у кого.
Ведро
Ночь. Луна взяла выходной. Деревьям не видно друг друга и, чтобы не было страшно засыпать, тянут они руки ветвей навстречу ближнему и тихо зовут:
Ты тут?
Здесь я, не бойся, спи.
Простуженные их голоса срываются с верных нот и тонут в водовороте ночного ветра. Он шумит во тьме без стеснения. А тому, кто возьмётся его перекричать, и самому становится не по себе от собственного бесстрашия.
Косули, заяц, вот и все смельчаки. Прочие храбры не так.
Но как вздрогнет от крика косого лес, то гонит его прочь. Девять вёрст за четверть часа пробежит он, да послескачет назад, просит принять под сень. Сонный, квёлый юркнет под одеяло испать, оставив пятки за порогом без задних мыслей, что выветрились на сумеречном сквозняке. И не сбежать ему из этого логова
Косуля не столь проворна, и голосиста не выше меры. Тявкнет, да одёрнет себя тут же. А со всех сторон: «Тс-с. тиш-ш-ше.. спи-и-и.» Так и засыпает под этот шепот. И попробуй разбери, то ли дремлет чутко, то ли напугана настолько, что боится пошевелиться.
Прислушиваясь к дыханию спящего мира, надлежит проверять, как он там Сдвигать от края одеяло лесной подстилки, чтобы не выпачкать ненароком А после, вымотавшись от долгой ходьбы, греться подле огненной печи, присев на перевёрнутое вверх дном чумазое ведро. Освободившись от жирного угольного порошка, оно расслабленно пустозвонит, если оказывается вдруг на пути чьих-то поспешных шагов. Рассуждает! Про пристрастие, независимое от наших желаний. Об условности всего доступного. О сомнительности наличия явных очертаний справедливости. О безусловности главного признака существования душистрадании И о том, вечном вопросе, как найти себя в той части истины, знанием о которой мы не обладаем, а лишь надеемся на то, что она есть
Ведро что с него
Утро
Утро подчеркнуло красным видимую ему часть дня: