А у всех тех малышей и не была шанса отказать усыновителю у сирот нет выбора. А ещё Холи был невероятно умён и хитёр, как и подобает быть настоящему психопату
И Микки пришлось быть умнее. Четыре года он терпел взгляды, слишком двусмысленные прикосновения и объятия Холи это можно было потерпеть. Мистер Гумперт очень любил спать с «сыном», слишком крепко обнимая его во сне и прижимая к себе, давая этим понять, что он не сбежит. Он постоянно заходил к Микки в душ и наблюдал, как он моется брюнет просто не обращал на это внимания, заходил к нему в комнату, когда он переодевался и всякий раз старался хитрым образом заболтать его и отвлечь от одевания, чтобы мальчик подольше посидел перед ним полуобнаженным. Хрупкие плечи с острыми ключицами, плоская грудь с тёмными пятнышками сосков, светлая и идеально ровная кожа, длинные музыкальные пальцы, тёмные густые волосы, очаровательно подчёркивающие скульптурное лицо, в котором ещё не было грубых и жёстких мужских черт, и горько-шоколадные невероятно глубокие глаза. Холи обожал рассматривать Микки, особенно, когда тот был не полностью одет, и всякий раз Микки замечал, как по-животному начинают раздуваться ноздри мужчины и как расширяются его зрачки, выдавая все его отвратительные желания и мысли.
Микки приходилось постепенно подпускать «отца» к себе ближе и позволять ему больше, чтобы тот не понял, что он на самом деле тоже играет с ним. Он позволял мужчине рассматривать себя и трогать, гладить, целовать в губы не в засос, но всё равно слишком долго и странно для «родственного» поцелуя и как бы случайно касаться губами шеи или плеч.
По прошествии времени Холи начал раздевать «сына» перед сном, потом Микки начал раздеваться сам и без напоминаний прежде, чем лечь в постель и провести ещё одну ночь в объятиях опасного и отвратительного извращенца. Брюнет постепенно позволял усыновителю ласкать себя, долго оглаживать его полностью обнажённое тело. Микки понимал, что, если позволять «отцу» такие ласки, реагировать на них спокойно, но без страха и напряжения, то на определённое время ему этого хватит и он не станет требовать от него большего.
Тогда же, когда Холи пытался осторожно склонить Микки к близости, брюнет всеми возможными способами отвлекал его, показывая, что ему нравятся его ласки, что они приятны ему, но что он не готов пока к сексу с ним. Такие «намёки» начали происходить практически каждую ночь, когда Микки исполнилось пятнадцать. Холи понимал, что мальчик взрослеет и вскоре потеряет свои хрупкие детские черты, которые ему так нравились. Но, верно, мистер Гумперт действительно проникся к Микки так, как не проникался ни к кому другому, потому слишком жёстко настаивать он не стал, продолжая осторожно, но настойчиво подводить юношу к тому, что он должен ему отдаться, потому что так надо, потому что ему самому понравится.
А Микки понял тогда, что у него осталось совсем немного времени и тянуть ещё пару лет он не сможет. Выбор был до ужаса ограничен: сделать то, чего хотел «отец» и принять смерть от его рук, как это происходило с его предшественниками, отдаться ему и попытаться бежать, но в результате, скорее всего, всё равно умереть, прямо отказать мужчине и проверить на себе, что значит его гнев, либо Либо обыграть охотника в его же игре и поменяться с ним местами.
Микки выбрал последний вариант. Три месяца он планировал своё спасение. А затем в рождественский вечер он претворил его в жизнь.
План Микки был прост и гениален, но в той же степени рискован. За годы, проведённые в доме мистера Гумперта, он успел заметить, что у мужчины была одна интересная особенность он, как и многие, после душа не вытирался, а сразу надевал халат и шёл, куда ему было нужно, оставляя на идеально начищенном полу мокрые следы. Но особенность Холи состояла не в этой обычной привычке, а в том, что после такой его прогулки по дому после душа по пути его следования оставались настоящие лужи. Как так получалось, что с него стекало столько воды, Микки не знал. Это было не важно. А важно было то, что в большинстве комнат полы были паркетные или каменные, мраморные идеально начищенные и потому становящиеся очень скользкими, если на них пролить воду.
Если убьёт обычный подросток, то ему грозит колония. Если убьёт подросток, который в своём анамнезе имеет психиатрическое заболевание, то ему светит несколько лет принудительного лечения в таком месте, по сравнению с которым и ад покажется раем. Потому Холи должен был умереть «сам».
И вот наступил рождественский вечер. Холи не стал встречаться с друзьями или с сестрой в этот светлый праздник и решил остаться дома, отказавшись от всех приглашений. И он отпустил охрану домой, чтобы те тоже повидали свои семьи. Эта кажущаяся доброта мистера Гумперта указывала на то, что он планирует провести этот вечер как-то совершенно особенно, оставшись наедине со своим любимым «сыном». В доме осталась только Николь, но она и так прекрасно догадывалась о том, какими тёмными делами занимался её начальник.
Дождавшись того момента, когда Холи выйдет из душа и пойдёт его искать до этого он сидел на кухне, потому мужчина направился к лестнице на первый этаж Микки подкрался к нему со спины и наотмашь ударил увесистой статуэткой по голове: удар пришёлся в правый висок, как брюнет и планировал. Мужчина от сильного удара мгновенно потерял сознание и рухнул, скатываясь вниз по крутой лестнице и приземляясь как раз около столика, на котором всегда стояла статуэтка, которой Микки ударил его.
Не спеша брюнет спустился, подошёл к «отцу» и заглянул в его лицо. Глаза Холи были закрыты, на щеке наметился кровоподтёк от удара об острое ребро одной из ступеней; голова его была максимально повёрнута влево, даже вывернута. На его правом виске зияла рваная рана, а из уха текла кровь. Всё сложилось идеально: мистер Гумперт вышел из душа, как обычно не вытершись, направился на первый этаж и, поскользнувшись, упал и скатился с лестницы, долетел до столика и толкнул его, и на его голову упала увесистая статуэтка весом в три с половиной килограмма череп не выдержал и мужчина скончался от травмы, не дождавшись приезда скорой помощи.
Осторожно положив статуэтку рядом с головой Холи, Микки снял кожаные перчатки и, убрав их в карман, чтобы потом уничтожить, вернулся в свою комнату он ведь был там всё время, а спустился только около полуночи и обнаружил уже бездыханное тело «отца».
Так и произошло. А потом был вызов скорой помощи и подключение к делу о смерти известного бизнесмена полиции, многочасовые и очень аккуратные разговоры Микки со следователем с обязательным присутствием психолога он ведь был ребёнком! И Микки рассказывал им всю правду ту правду, которую специально придумал для всех.
И ему поверили. И в очередной раз никто даже не подумал о том, что брюнет может быть причастен к смерти «родителя». И только по глазам Николь было видно, что она догадывается о том, что на самом деле произошло. Догадывается, но никогда и никому не скажет об этом, потому что, убив Холи, Микки избавил и спас и её от «монстра».
Микки вновь слегка поморщился, выныривая из воспоминаний, сегодня они как-то слишком активно находили его, возвращая на секунды-минуты в прошлое. Это раздражало.
Дёрнув плечами и скинув с них руки Николь, брюнет встал и, взглянув на домработницу, приказал:
Принеси виски. Бутылку, с возрастом Микки совершенно растерял любовь к своему некогда любимому красному вину и стал предпочитать ему напитки повзрослее и покрепче.
Сказав это, парень отошёл к небольшому кожаному диванчику цвета кофе с малой долей молока и сел на него. Прикрыв глаза, Микки сжал переносицу, слегка массируя её, и добавил, когда Николь уже почти вышла из комнаты:
И себе бокал захвати.
Женщина кивнула и удалилась, чтобы вскоре вернуться с небольшим подносом, на котором стояла бутылка виски и два бокала. Она поставила поднос на низкий стеклянный столик и, открыв бутылку крепкого дорогого напитка, наполнила два бокала, после чего тоже села на диван.
Микки посидел ещё несколько секунд, держа глаза закрытыми, хмурясь, затем открыл их и, взяв свой бокал, сделал большой глоток горького, обжигающего слизистую горла напитка, но даже не поморщился. Николь последовала его примеру, только глоток сделала меньший.