Интересно, ответил Виктор. Увлекаешься?
Это подарок, ответила Лариса и, взяв альбом из рук юноши, поставила его на книжную полку. Вышло не очень вежливо, как будто она безмолвно укорила его за излишнее любопытство.
Виктор виновато улыбнулся и, меняя тему, сказал:
Уютно у вас. Мне нравится.
А я? с вызовом спросила девушка. Она уже перестала злиться, но и желания разговаривать с нежданным гостем не было.
Еще больше, улыбнулся Виктор. Он подумал, что это такая играв вопросы и ответы, которая ему предлагается.
А снег?
Нет. Он мокрый и липкий.
Девушка замолчала, с отстраненным видом глядя в окно. Ей снова стало грустно.
Мама внесла поднос с фарфоровыми чашками, блюдечками и вазочками с вареньем, опустила его на стол, который стоял посредине комнаты, под лампой с большим зеленым абажуром.
Вы уже познакомились? спросила она.
А мы были знакомы, с непонятным для мамы вызовом ответила Лариса. Как-то Витя Простите, Виктор Даже защитил меня от хулиганов в парке.
А ты мне ничего не рассказывала, Ларочка, встревожилась Ирина Васильевна.
Мама, сказала девушка. Я же просила не называть меня так. Я же просила!
Хорошо, Ла Не буду, дочка. Садись, чай стынет.
Они сидели и пили чай. Лампа под абажуром отбрасывала теплый изумрудный свет, оставляя в загадочной тени углы комнаты. Виктор думал о том, как в жизни все неожиданно, странно и интересно. Ирина Васильевна заботливо придвигала ближе к нему вазочки с вареньем. А Лариса смотрела в окно, и ей было хорошо от того, что снег все шел и шел.
Витя, Ирина Васильевна ласково улыбнулась. Ну, расскажи, как же этов парке? А ведь дочка ничего мне не сказала. Как я тебе благодарна!
Виктор смущенно взглянул на равнодушный гордый профиль девушки и вдруг испытал сильно желание выйти на улицу и подставить свое пылающее лицо под холодные мокрые хлопья. Он видел, что мысленно Лариса сейчас далеко отсюда, и даже не слушает, о чем они говорят с ее мамой. Он встал.
Мне пора.
Ирина Васильевна растерянно улыбнулась. Она тоже вдруг поняла, что сделала что-то не так, и всем от этого стало только хуже. Но ведь она так любит свою дочку и терзается ее постоянной печалью. Неужели та не понимает ее?
Мама осталась сидеть за столом, опустив голову над недопитой чашкой. Они вышли в прихожую.
Так как же тебя звать? спросил Виктор, медленно застегивая куртку.
Ты же слышалЛариса.
Нет, я спрашиваю, как тебе хочется, чтобы тебя звали.
Ларисой, чуть помедлив, ответила она. И знаешь, что Неужели тебе нравится стоять под нашими окнами каждый вечер? Найди себе какое-нибудь занятие, что ли. У тебя есть друзья?
Щеки Виктора покраснели, затем краска схлынула, и они стали бледными, как будто их обожгло морозом. Он с силой надавил на последнюю кнопку.
Есть. У меня все есть, не беспокойся. И не твое это дело. Эх, ты Ледяная принцесса!
Виктор открыл дверь и вышел на лестничную площадку, спустился вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки. Глаза щипало от подступивших слез, он сильно потер их рукой. Хотелось сделать им больно, как только что сделали ему.
Лариса тихо закрыла дверь. Подумала: «Странный парень». И облегченно вздохнула.
В комнате мама собирала со стола. Сказала, не оборачиваясь:
Там, в моей сумочке Возьми письмо.
Лариса почувствовала, как сильно застучало ее сердце, до этого бившееся редко и глухо. Вот он, небольшой конверт с номером полевой почты.
Мамочка! она, смеясь, обняла маму, прижалась к ней. Ну, что же ты! Так долго не говорила!
Забыла, солгала мама, отводя глаза. И гость у нас был
Но дочь уже не слушала ее, убежала на кухню. Ирина Васильевна покачала головой. Замерла в руке взятая со стола чашка.
«Здравствуй, моя любимая Лаа!» прочитала девушка первую строку и улыбнулась, прикрыв глаза. Как ей нравилось, когда он вот так называл ее: Ла-а-а! Получалось нежно и неповторимо. Это было их маленькой тайной
Ирина Васильевна закончила убирать со стола и, взяв книгу, присела в кресло. Немного погодя, так и не перевернув ни одной страницы, отложила книгу в сторону. Встала и, преодолев минутное колебание, вошла в кухню.
Лариса стояла около окна, за шторой. На подоконнике белели листы, исписанные мелким почерком. Много листов. «Целый роман», подумала Ирина Васильевна и почему-то улыбнулась, хотя ей было страшно. Дочке не исполнилось еще и пятнадцати, и Ирина Васильевна считала, что первая любовь пришла к ней слишком рано. Хорошо еще, что парня забрали в армию, и не случилось непоправимого. Достаточно и того, что ей самой пришлось когда-то пережить подобное, а потом еще и предательство. Потому и растит сейчас дочку одна. И ничуть об этом не жалеет. Но для Ларисы она хотела бы другой судьбы. И готова пожертвовать всем ради этого. А, впрочем, вдруг подумала Ирина Васильевна, не исключено, что она заблуждается и просто дует на воду, обжегшись на молоке.
«Бедная девочка!» пожалела она дочь. А, может быть, и себяту, из далекого прошлого
О чем пишет-то? спросила Ирина Васильевна.
Вот пройдет зимаи приедет в отпуск, тихо ответила дочь. Помолчав, спросила, словно все еще была маленькой девочкой: Когда же окончится зима, мама?
Скоро, дочка. Очень скоро, как и сама жизнь.
Ирина Васильевна смолкла и прикусила губу, чтобы не расплакаться.
Мамочка, что ты? девушка обняла мать, положила голову ей на плечо. Ведь мы будем жить вечно. И ты, и я И Леша тоже Вспомни, ведь ты же сама мне это говорила в детстве.
Конечно, дочка, мама погладила ее по голове и поцеловала.
И я вечно буду любить его, мама. Это ничего, что сейчас мне плохо, ты не расстраивайся. Окончится зима, и Леша приедет, а через полгода вернется совсем. Ведь это же очень быстрозима и полгода, правда, мама?
А снегопад за окном, который, казалось, тоже собирался быть вечным, вдруг прекратился, как будто он понял тщетность своих усилий. А, быть может, он решил поберечь силы, ведь зима только начиналась
Антон, да перестань же ты читать, наконец! голос жены возвысился до самой высокой ноты, угрожая сорваться на фальцет.
Значит, разговор предвещал быть серьезным, одним молчаливым согласием на этот раз не отделаешься. Антон Иванович Зацепин, отец Вити, со вздохом отложил газету, сказал:
Я слушаю тебя очень внимательно, Танечка.
Слушаешь, да не слышишь, Татьяна Зацепина, мама Вити, почти задохнулась от волнения. И не видишь ничего.
И что же я не вижу?
Да то, что с Витей нашим что-то происходит. И это помимо его влюбленности, неизвестно в кого, кстати.
И что происходит с нашим сыном? спросил Зацепин-старший, решив быть дотошным и привычно разбивая длинные эмоциональные речевые пассажи жены на смысловые куски.
Во-первых, он снова почему-то начал носить очки вместо линз. Но это бы еще полбеды. Но он ведь совсем диким стал, ни с кем не разговаривает! Ты сам-то слышал его голос за последние дни?
Хм, сняв очки, задумался Зацепин-старший. Потер указательным пальцем переносицу, на которой остался рубец от оправы. А ведь и верно! Молчит, стервец, будто онемел. Да мы и сами, если честно, не очень-то с ним разговариваем. Все некогда, все спешим куда-то.
А эти его вечерние прогулки? не могла успокоиться мама. Возвращается каким-то притихшим, даже пришибленным, а мы словно и не видим ничего. Даже привыкли!
Зато с румянцем на щеках, возразил отец. А вспомни, что было раньше? Приходитто сигаретным дымком от него попахивает, а то и спиртным. Тогда мы с тобой списывали это на его переходный возраст и делали вид, будто ничего не замечаем.
Будем надеяться, что этот его пресловутый переходный возраст уже благополучно миновал, непоследовательно сказала мама. И тут же, снимая с себя вину, вскипела: А что нам было делать? Все-таки Витька наш единственный сын, не убивать же его. А кроме того я, если ты не забыл, музыкант, а не воин, и сражаться с ним выше моих сил, и физических, и духовных.
А может быть, все дело в том, что нам так было удобно? неумолимо возразил отец. Ведь мы и сейчас молчим. Думаю, совсем не по причине нашей с тобой застенчивости.
А почему тогда? неуверенно спросила мама, словно страшась ответа.