И как это понять? спросил Артем.
Это было уже слишком, подумал я. Новичок явно зарывался, показывая свое дремучее невежество учителю. Так недалеко и до двойки. Но, видимо, сам Денис Леонидович считал иначе, потому что он даже не выпятил презрительно губы, как всегда делал, слушая нас, и спокойно ответил:
Чтобы понять это, необходимо сделать одно очень важное уточнение: геометрия Лобачевского описывает не плоское пространство, как это делает геометрия Евклида, а оперирует понятиями гиперболического пространства. Оно имеет некоторую отрицательную кривизну. Представить это достаточно сложно, но хорошей моделью такого пространства являются геометрические тела, похожие на воронку и седло. И все сказанное выше относится именно к поверхностям этих фигур.
Денис Леонидович, обычно внешне строгий и даже чопорный, неожиданно ласково погладил Артема по голове и по-отечески улыбнулся.
Так что необходимо избавиться от превратных понятий о геометрии Лобачевского и понять, что она может применяться только по отношению к миру с искривленным пространством, сказал он. Однако космология, наука, изучающая Вселенную, в последние годы приходит к выходу, что пространство, в котором мы живем, может обладать отрицательной кривизной, наилучшим образом описываемой именно геометрией Лобачевского
Его прервал звонок на перемену. Денис Леонидович с сожалением вздохнул, но замолчал, возможно, увидев наши обрадованные лица, за секунду до этого выражавшие лишь скуку и печаль. Он присел за свой стол и раскрыл журнал, занес над ним руку с авторучкой. Весь наш 6 «а», затаив дыхание, следил за его манипуляциями.
Артем, пять баллов, сказал Денис Леонидович. Молодец!
И не только сказал, но даже вывел недрогнувшей рукой цифру «5» в журнале напротив фамилии «Громов». Я сидел очень близко, и прекрасно все видел. Даже ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон.
Это было впервые, когда учитель геометрии поставил кому-то из нашего класса пятерку.
И это было событием, предвещавшим большие перемены.
Однако понял я это только спустя какое-то время. А в тот понедельник, вечером, засыпая в своей постели дома, я подумал, что это был самый длинный день в моей жизни. Но не успел я додумать эту мысль, как уже спал.
Вторник.
Утром я проспал. Меня подвел будильник. Накануне, утомленный событиями понедельника, я забыл его включить, ложась спать. Привычка винить в своих неприятностях кого угодно, только не себяэто у меня от мамы. Папа сказал бы, что я сам виноват, и был бы, наверное, прав. Но все равно, проснувшись почти на час позже, я сначала во всем обвинил промолчавший будильник, и только затемродителей, которые, как обычно, ушли на работу ни свет ни заря. Папана завод, мамав детский сад. Их рабочий день начинался в восемь утра, из дома они выходили в семь. Будить меня в такую рань они не хотели, поскольку я «сова», а до школы всего несколько минут вальяжным шагом. Жалели единственного сына, и потому доверяли бездушному механизму. Но, в таком случае, могли бы и проверить, прежде чем уйти, работает ли он. Логично?
С помощью логики я могу доказать, что дважды двапять, однако это не поможет мне успеть за пять минут умыться, одеться, собрать рюкзак и добежать до школы. Здесь надежда не на голову, а только на собственные ноги. Но и тоесли голова меня порой подводит, то ногиникогда. Что говорит в пользу тренировки мышц, а не мозга. Это я к тому, что еще вчера вечером решил записаться в спортивную секцию. Все равно, в какую, лишь бы стать таким же сильным и ловким, как Артем и Генка. Тогда еще поглядим, на кого будет восхищенно лупоглазить Светка, и между кем выбирать. При прочих равных условиях, считал я, преимущество будет на моей стороне, поскольку ума мне было не занимать. Правда, вчерашний триумф Артема на уроке геометрии слегка поколебал мою уверенность, но я рассчитывал отыграться за счет истории и врожденного обаяния, доставшегося мне в наследствоот кого бы вы думали? Точно, от мамы.
В класс я вошел одновременно со звонком на урок, но все-таки раньше учителя. И успел заметить, что на моем месте за партой, рядом с Артемом, сидит Светка и что-то ему с улыбкой говорит. Заметив меня, она быстренько ретировалась. Интригующая сцена. Выношу ее как истинный стоик, не подав и вида, что сердце в моей груди забило в набат. И даже нахожу в себе силы ни о чем не расспрашивать Артема. Это было еще труднее, но я справился с собой.
Уроки тянулись, как никогда, вяло и бесконечно. Меня подстегивала мысль о том, что должно произойти после занятий, а минутная стрелка на часах словно заснула, и это противоречие между моим внутренним ощущением времени и его реальным выражением было мучительно. Однако все когда-нибудь кончается, закончился и пятый, последний в этот день, урок. И я, закинув рюкзак с учебниками за спину и помахав на прощание рукой Артему, побежал в спортивный клуб, до которого можно было добраться на автобусе, проехав две остановки. Но, решив посвятить себя спорту, я отверг эту возможность, как недостойную настоящего мужчину слабость.
Однако это меня не спасло. Тренер по гимнастике окинул оценивающим взглядом мою нескладную фигуру и сказал, что запись в секцию была окончена еще в сентябре. И вообще, мне лучше выбрать другой вид спорта, более соответствующий моим физическим данным. Одним словом, повторил то же самое, что до него мне уже сказали тренеры по борьбе, боксу и тяжелой атлетике. Сговорились они, что ли?
И, с горечью размышляя о своей неперспективности и неудавшейся спортивной карьере, я побрел в библиотеку, единственное место, откуда меня не прогнали бы, привыкнув за много лет к моим посещениям и перестав замечать физические недостатки. Как говорит мама, стерпитсяслюбится. Думаю, что так и случилось. Сначала Анна Пантелеевна, худенькая и востроносенькая, похожая на мышку-норушку из детских сказок, старушка-библиотекарь ко мне притерпелась, а затем, возможно, даже полюбила. Во всяком случае, уже года два как она, выдавая мне книги, не напоминает о том, что в них нельзя загибать уголки, рисовать, вырывать страницы и прочее, и прочее. Анна Пантелеевна начала мне доверять после трех лет знакомства, в течение которых я берег библиотечные книги как собственное око. Если ее довериеэто не высшее проявление любви, тогда уже и не знаю, что.
В этот день в библиотеке было непривычно люднокроме самой Анны Пантелеевны, здесь еще находились крошечная девочка по имени Анечка, которая играла с куклами на полу между книжными стеллажами, и седенький старичок с маленькой клочковатой бородкой, живо напомнивший мне старика Хоттабыча. Девочка была, как я понял, внучкой Анны Пантелеевны, и очень походила на нее мелкими чертами своего личика и острыми мышиными зубками. Через час Анечку забрала мама, тоже вылитая Анна Пантелеевна, только лет на тридцать младше. А Хоттабыч сразу же ушел в дальний угол, где хранились книги по нумизматике и прочим азартным увлечениям, и там притих, не выдавая своего присутствия даже кашлем или дыханием.
Я же углубился в поиски книг по истории Древнего Египта. Замечание Александры Петровны, что она ждала от меня большего, пробудило во мне дополнительную тягу к познанию этого замечательного, давно уже несуществующего государства. Через некоторое время я нашел пыльный фолиант с описанием иероглифической письменности египтян. И вскоре узнал, что термины «знатность», «благородство», «достоинство» изображались так называемыми пиктограммами в виде мелкого рогатого скота. И даже слово «царь» передавалось рисунком посоха пастуха. Это дало мне обильную пищу для размышлений. Отныне я в своем воображении мог персонифицировать Александру Петровну с посохом, Артемас круторогим бараном, Генкус козлом, а Светку
Я вспомнил о Светке, и мои мысли потекли по другому направлению.
В обществе двух таких же, вероятно, неудачников в жизниАнны Пантелеевны и Хоттабыча, я чувствую себя замечательно, но радуюсь, что меня не видит Светка. Впрочем, я напрасно беспокоюсь, поскольку в библиотеку ее и на аркане не затащишь. Все свои внешкольные знания она черпает по телевизору, из кинофильмов, оправдывая это тем, что собирается стать актрисой и заранее изучает азы профессии, наблюдая за игрой артистов. Возможно, Светка более меня приспособлена к выживанию в современном техногенном обществе. А якнижный червь, обреченный эволюцией на вымирание.