Погода за ним была сегодня нерадостная: какая-то блеклая, серая.
Зато теперь ты понимаешь, как это сложно, покивал Рональд.
Да ни черта это не сложно. Ходи, поучай, строй из себя великого и всезнающего босса и получай за это деньги.
Это совсем не так. Просто тебе на Тима всё равно, вот ты и не понимаешь, какая это эмоционально сложная работа. Я за вас переживал и до сих пор переживаю, потому я точно знаю, о чём говорю.
Леон легко улыбнулся-усмехнулся. Фишер продолжал:
И, Леон, с молодыми музыкантами большого босса из себя не построишь, потому что они люди неуправляемые, без царя в голове, а когда познают первые плоды успеха, то и вовсе пиши пропало. Поверь мне, я знаю, о чём говорю, потому что на моём пути вы попались.
Любишь ты нас, улыбнувшись шире, ответил Леон и похлопал Рональда по плечу.
Фишер, ответив мягкой улыбкой, покивал.
Попрощавшись с ним, Леон поехал домой, заехав по дороге в магазин за сигаретами. Проходя по торговому залу и стоя в очереди на кассе, он старался ни на кого не смотреть. Он знал, что, если поднимет взгляд, то где-то мелькнёт лицо близнеца и он погонится за этим фантомом. Опять погонится. Так уже было, и не раз. А гнаться за миражом, который таял на глазах, было слишком больно.
Квартира встретила привычной ненавистной тишиной, в которую так хотелось крикнуть: «Ди, я дома!». И чтобы самый близкий и нужный голос ответил и раздался топот ног. Крепкие объятия, разговоры ни о чём и обо всём на свете, перепалки, обиды из принципов и примирения без слов Как же ему не хватало всего этого. Не хватало до того, что под сердцем образовалась чёрная дыра, засасывающая в себя все радости, саму жизнь.
Находиться в этой квартире, в которой они были вдвоём, в одиночестве было невыносимо, но переехать Леон не мог, потому что, если Дориан вернётся, то наверняка придёт именно сюда. Поэтому каждый раз, уходя куда-то, Леон вешал запасной комплект ключей на крючок за дверью, чтобы Дориан мог попасть домой. И как же было тошно всякий раз находить ключи на месте.
Скинув обувь и даже не сняв куртки, Леон плюхнулся на диван, включил телевизор, безразлично пялясь в экран. Посидев так часа пол, он поднялся в свою спальню и забрался с ноутбуком на кровать. Найдя в интернете запись их последнего концерта в Гамбурге, он включил её. Тот самый концерт
Под конец полуторачасового видео Леон уже не пытался сдерживать слёз, они просто текли по щекам, душа и разъедая кожу кислотой. И почему-то от них не становилось легче, становилось только больнее и горше.
Смотря на то, как Дориан самозабвенно поёт только ему одному, как обнимает его после окончания песни и широко и так искренне улыбается на камеру, Леон чувствовал, как душа корчится в груди в бесноватых агониях.
Каким же он был идиотом
Да сейчас он бы жизнь отдал за то, чтобы брат спел ему и обнял, пусть даже поцеловал на глазах у всего мира! И пусть их потом посадят за это в тюрьму! Главное, что там они будут вместе и Дориан никуда не уйдёт. Но он уже ушёл. Почти два года тому назад. А Леон повёл себя совершенно не так, как думал сейчас.
Тогда он лелеял свои страхи и принципы и считал, что имеет право решать за них двоих, как им будет лучше. И он действительно думал, что знает лучше, как им нужно поступать и жить.
Но всё, чего он добился в итоге, это удушливое одиночество и развивающийся алкоголизм.
Когда запись закончилась, Леон закрыл крышку ноутбука и, закурив, упал на спину, смотря в потолок.
«Где же ты, Ди? эта мысль уже давно не осознавалась, она была в голове по умолчанию. Я верю, что ты всё равно вернёшься однажды. С тобой не могло ничего произойти, Леон всхлипнул, утёр кулаком текущий нос, я бы почувствовал это. А я чувствую, что ты жив. Я знаю это. Вернись, умоляю тебя. Я всё сделаю, только дай мне знак, где тебя искать».
Глава 5
Когда растает первый снег.
И пропадут твои следы.
Меня согреет в холоде.
Надежда в то, что помнишь ты.
Алексей Воробьёв и Христя, Когда растает первый снег©
Леон сидел на полу под подоконником, наигрывая на гитаре щемяще меланхоличную мелодию. Периодически он поднимал взгляд к зеркалу. И так хотелось спросить у отражения: «Ну как?» и попросить подобрать к музыке слова. Но разговаривать с зеркалом было бесполезно, оно не отвечало, и так можно было сойти с ума. Это Леон понял после нескольких попыток поддержать такую «беседу» на первых порах после исчезновения Дориана, когда осознание того, что он ушёл и неизвестно, когда вернётся, пришло, а вот принятие ещё не наступило. Да и сейчас никакого принятия не было, было его жалкое подобие, которое позволяло не слететь с катушек и переживать бесконечные дни одиночества половинки, которая не умела не быть целым.
Глубоко задумавшись, Леон задел не ту струну и по слуху резануло фальшивой нотой. Поморщившись, он перехватил гриф, чтобы струны перестали гудеть, и поднял взгляд на дверь, в которую постучали. В комнату зашла его домработница женщина средних лет с очаровательно пухлыми щеками и ямочками на них по имени Аннис.
Я могу здесь убраться? спросила она.
Леон кивнул и, забрав гитару, перебрался на кровать. Сложив ноги по-турецки, он вновь начал негромко играть, не задумываясь о том, какую музыку пытается создать, но через пару минут в пении струн начала угадываться знакомая мелодия, от которой щемило сердце. «Ванилью пахнут облака».
Красивая мелодия, произнесла Аннис, протирая стол от пыли. Где-то я её слышала
Это мелодия из одной из песен моей группы.
Точно, домработница добродушно улыбнулась собственной забывчивости. Я слышала её по радио года два назад и потом ещё множество раз она махнула рукой. Из каждого утюга она звучала.
Да, эта песня нашим поклонникам особенно понравилась, кивнул Леон.
У меня младшая дочка вашим творчеством увлекается. До сих пор боюсь, что она узнает, что я на тебя работаю, а то приедет и на коврике ночевать будет.
Аннис на секунду отвлеклась от уборки и обернулась на Леона, улыбнувшись ему.
Да, этого лучше избегать, потому что поклонникам бывает очень непросто объяснить, что нам тоже нужно личное время и пространство, слегка улыбнувшись в ответ, произнёс Леон.
Вот и я так думаю. Пусть лучше учится, а не о вас мечтает. Вы, конечно, мальчики хорошие, но понятно же, что ей ничего не светит.
Теперь уже Леон не смог удержаться и рассмеялся. Душевная простота Аннис была просто очаровательна и могла отвлечь от любой хандры, будто лучик солнца во мраке.
Зачем же так категорично? поинтересовался Леон. Может быть, она бы и понравилась кому-нибудь из нас.
А вот этого не надо, Аннис погрозила пальцем. Ей пятнадцать лет.
Всё, понял, Леон поднял руки. В ближайшие три года ни-ни.
И потом тоже. Ты, Леон, конечно, счастье, но не её. Вы из разных миров люди.
Когда ты так говоришь, мне становится всё интереснее Леон потянулся и лукаво взглянул на домработницу.
Попробуй только. И у тебя Карина есть.
Аннис, вздохнул Леон, ты мне, вообще-то, не мать, чтобы учить меня морали.
Но по возрасту подхожу. Да и привыкла я уже к тебе и добра желаю.
Приятно слышать, улыбнулся Леон и откинулся назад, упираясь лопатками в спинку кровати.
Когда разговор сошёл на нет, он вновь взял гитару и начал играть, облекая в звуки мелодию, которая зародилась в голове. Она получалась трагичной, с намёком на светлую надежду и ощущением обреченности, затаившемся между строк.
Через час, закончив с уборкой во всей квартире, Аннис попрощалась и ушла. Но после её ухода не прошло и десяти минут, когда у Леона зазвонил телефон. Ответив на вызов, он услышал взволнованный голос Тима.
Леон, мы можем сейчас встретиться?
Нет, ответил Леон и перевернулся на бок. Я дома и не желаю никуда идти.
А я могу приехать к тебе?
Нет. Я хочу наслаждаться одиночеством.
А как же Дориан? Ты же всё равно не один?
Резко выдохнув, Леон просто отклонил вызов и, поставив мобильный на беззвучный режим, бросил его на тумбочку. Тим, попытавшись дозвониться до него ещё пять раз, оставил это дело и переключился на Рональда, который не позволял себе без объяснений бросать трубку.