Это я помог Оливье выбить для вас больше свободы, Арнбранд, не смог устоять перед его уговорами. А ведь я скорее заставил бы вас гнить в этой комнате заживо, чем одаривать обществом короля или членов Совета. Так что помните свое место и будьте благодарны.
Бертран ничего не добавил, даже не кивнул на прощание, и вышел.
Глава 5
Слуги принесли костюм через несколько часов.
К тому времени Хаук успел уже принять ванну и побриться. Затем следовало растирание специальным лосьоном и массаж, но в этот раз Хаук был на взводе, поэтому не мог спокойно сидеть. Слуга, сгребая со стола свои склянки и бритвенные принадлежности, поспешил закончить и быстро выбежать прочь.
Я помешал? спросил Оливье, стоя у двери как раз, когда Хаук скинул простынь и собирался надеть белье. Нагота была привычной частью жизни в военных лагерях, поэтому Хаук не спешил прикрыться, о чем и пожалел, когда Оливье начал осматривать его с явным интересом. У вас столько шрамов, вас секли?
В детстве, неохотно ответил Хаук, когда закончил с одеванием.
Бездна! Ваш отец? изумился Оливье, с явным неодобрением.
Нет, мой брат решил, что это будет забавно. Он использовал лошадиный кнут.
Подонок!
Нет. Он был честен, Хаук не хотел жалости к себе, не переносил ее с самого детства. Риг всегда ревновал ко мне и не считал необходимым это скрывать, и чем добрее был отец, тем жестче становился брат.
Ваш отец человек сомнительных качеств, но я рад слышать, что он был добр к вам.
А добр ли к вам герцог Юдо, подсылая ко мне?
Оливье сделал вид, будто не понял вопроса.
О чем вы, Арнбранд?
Вы ведь его фаворит.
Оливье подошел к столу и коснулся бутылька с лосьоном, вряд ли догадываясь об его назначении.
Ошибаетесь, я его любовник вот уже пять лет. И, прежде чем вы зададите следующий вопрос, а я уверен с вашим тхиенским воспитанием вы не видите разницы. Фаворитыоднодневки, отгорающие как эта свеча. Привлечь омегуэто одно, а вот удержать совсем другое, он выдавал фразы порционно и неспешно, словно взвешивал каждое слово по фунтам. Быть любовниками здесьпри дворе и именовать себя такэто не просто пустые слова. Между мной и Шарлем есть определенная связь, которая не может быть разрушена влиянием мимолетного фаворита. Как пример, скажу, что король Бастиль не заводит любовников, все его пассии, как Антуанникчемные крикливые мальчики, не стоящие даже взгляда. И это его сознательный выбор. Вы же, Арнбранд, из другого теста, но я все равно не ревную. Видите? Потому что я не против вас и даже очарован.
Хаук нахмурился.
Очарованы?
Да. И немного заинтригован, ласково улыбнулся Оливье, не оставляя сомнений в посыле своих слов.
Неужели при дворе подобное может быть в порядке вещей?
Ну, а кто же ограничивает, кроме нас самих? Может, в Тхиене кому-то и нравится жить по строгим правилам, но Тхиен, к счастью, далеко отсюда. Вы мне нравитесь, Арнбранд, ваша сила, то как стойко вы держитесь, хотя происходящее чаще всего ставит вас в тупик. Как вы пошли на уступки, ради ваших людей Это многого стоит.
Хаук вспыхнул, не в силах справиться с отголосками старого унижения.
Нет чести в том, чтобы попрать свои принципы. И я ненавижу Бастиля за это, как и за многое другое.
Оливье почувствовал его слабость и приблизился, касаясь локтя.
Арнбранд Я вижу в вас гораздо больше королевского, чем даже в нем. Вы, как и ваш отецпринц Валентинне должны были стать вторыми. Пусть эта мысль ведет вас.
Хаук радовался тому, что маркиз открыл ему карты. Не будь этого, вряд ли бы он понял тонкую игру, которую Оливье провел с ним. Они выверили каждый ходненависть к Бастилю, его место в тени трона в Тхиене и даже приправили блюдо тонкой лестью. Оставалось дело за малым, и Хаук едва не вскрикнул, когда Оливье встал на цыпочки, награждая его поцелуем в губы.
Никакой пошлости или давления, лишь сухое касание, но весьма красноречивое. И это было ничуть не забавно! Хаук едва не ударил его, сжимая кулаки с такой силой, что, казалось, никаких нервов не хватит.
Оливье искренне улыбнулся, когда все закончилось.
Вы выглядите испуганным, Арнбранд, успокойтесь, я не собираюсь вас насиловать. Вы сами этого захотите, так или иначе.
Хаук предпочел промолчать. В Тхиене подобные отношения не смогли бы существовать, потому что альфа предпочетший другого альфу омеге быстро бы лишился головы. И теперь ему на самом деле было страшно, потому что только сейчас Хаук наконец начинал понимать слова маркиза о всеобщей развращенности двора. Омерзительно!
Ему как никогда сильно захотелось сбежать в Тхиен, где все было просто и понятно и навсегда забыть иосмерийский двор. Но пока это было невозможно, да и представиться ли шанс, Хаук не знал. С него не спускали глаз ни на секунду, всегда только на привязи, под прицелом мечей или арбалетов.
И даже сейчас Хаук понимал, что Оливье не такой простак, каким кажется на первый взгляд. В его жилах течет кровь герцога, а другой герцогот одного имени которого все дрожатделит с ним постель. Брат Оливьеприближенный короля, обладающий змеиным языком и повадками скорпиона. Они все как один были опасны и Хаук не мог определить, который же из путей выведет его из этого ядовитого лабиринта с наименьшими потерями.
В дверь постучали и Оливье впустил внутрь слугу.
Это за вами, Арнбранд, посыльный Бертрана. Он приведет вас в его покои, а затем вы отправитесь к Шарлю.
Хаук кивнул и покорно пошел следом. Казалось, это его шанс, ведь руки ему не связали, но в коридоре к ним присоединилась охрана, замыкая шествие, и пришлось отложить свой план на потом.
В предпокоях пришлось задержаться не меньше чем на четверть часа, но Хаук не возражал, что угодно лучше этого званого ужина в тесном кругу. Когда Бертран вышел к нему, Хаук уже обошел комнату три раза, заглядывая по углам и не обращая внимания на охрану.
А где же Оливье? спросил тот, едва наградив Хаука взглядом, и поправляя тяжелый пояс с ножнами на бедре. Среди омег ношение оружия казалось особым шиком, маркиз тоже не брезговал пристегивать к бедру кинжал. Однажды даже грозился его изрешетить.
Он не пошел со мной.
Бертран все-таки недовольно взглянул на него и поджал губы.
Как вас не наряди, а происхождение не спрячешьобронил он, намекая на его тхиенские корни. Хаук решил, что ему стоит это проигнорировать. Не нужно отвечать на намеренное оскорбление, находясь в заведомо проигрышном положении.
Его рост и шрамы говорили за себя и каждый, кто взглянет на него сегодня, будет думать не о Валентине, а о Вальгарде Рэнгвольде, который замарал честь их безупречного принца. И как с такими ассоциациями герцог Юдо собрался сажать на трон сына-омегу от тхиенца?
Но когда они с Бертраном пришли в покои герцога любые вопросы отпали сами собой. Шрамы Хаука ни в какое сравнение ни шли со шрамами герцога, который к тому же был слеп на один глаз и даже не утруждал себя ношением повязки. Глаз был на местемолочно-белое бельмо закрывало зрачок, придавая Юдо полубезумный вид. Он был острижен, но по короткому ежику волос сразу становилось понятно, что его родной цветрыжий. Светлые брови и бледная кожа служили тому излишним подтверждением.
У Хаука бы язык не повернулся назвать его хотя бы отдаленно привлекательным, но даже стоя на расстоянии легко читалась мощная аура властности и силы, не свойственных омегамслишком уж нетипичным он был. Его китель с бесчисленными орденами, а также кольца: перстень главы Совета, гербовая печать и железный напальчник с острым птичьим когтем на левой руке, смотрелись по меньшей мере неординарно. Но, возможно, при дворе все эти побрякушки были чем-то сродни медвежьей шкуре, которую любил накидывать на плечи Гудред Адельстайн, рассказывая, как сам же и завалил зверя голыми руками.
Трофеи воина.
Шарль Юдо расположился в самом центре миниатюрного зала, который входил в отведенные ему дворцовые покои, и сдержанно здоровался с гостями. Хаук и хотел бы не смотреть на него, но его любопытство не подчинялось здравому смыслу. Оливье принес герцогу бокал и без единого слова встал рядом, на шаг позади. Этот один единственный шаг четко давал понять все о его уважении к партнеру и неоспариваемом подчинении, что так и не смог сделать Антуан, лежа у ног Бастиля и лаская его голени всю аудиенцию.