Двадцать один, двадцать два, двадцать три
Панисо взмок, что называется, как мышь и потому должен поочередно вытереть руки о землю, чтобы шест не выскользнул из влажных пальцев.
Он проделывал все это много раз, но всегдакак впервые.
Двадцать девять, тридцать
От напряжения он, сам того не замечая, тяжело дышит. Чтобы убраться отсюда, у него пятнадцать секунд. И, прислонив шест к нижней части бруствера, онсперва ползком, потом на четвереньках и, наконец, бегомвозвращается к своим.
Сорок, сорок один, сорок два
Досчитав до сорока трех, подрывник ничком падает на землю, широко открывает рот, обхватывает обеими ладонями затылок. И в этот миг взрыв ослепительной вспышкой озаряет небо позади, выкачивает воздух из легких и ударной волной подбрасывает Панисо на несколько сантиметров.
Маноло свое дело знает.
Мимо проносится быстрая вереница звуков, топот бегущих, и полуоглохшему Панисо кажется, что он различает вдали голоса. Когда же он снова открывает глаза, Ольмос и четверо остальных саперов гранатами и короткими автоматными очередями зачищают то, что осталось от пулеметного гнезда.
Хулиан Панисо с улыбкой отряхивается, вытирает рукавом мокрое лицо.
Это было, думает он, вроде как хорошую палку бросить.
Взвод связи высадился благополучно, и девушки лежат на берегу, еще почти у самой воды, в ожидании команды двигаться дальше. Над головами с обманчивой медлительностью полосуют небо трассы выстрелов; ночную тьму густо кропят вспышки.
Противник не оказывает сильного сопротивления, потому что от реки вперед, во тьму бегут все новые и новые темные фигурки, и кажется, никакой силой не остановить их, не обратить вспять. По грохоту гранат понятно, что уже идет штурм неприятельских траншей. Сквозь трескотню выстрелов и гул разрывовони все отдаленней, и это добрый знак, указывающий, что франкисты отступаютпробиваются ободряющие голоса офицеров и комиссаров.
Хорошо их дрючат, говорит кто-то.
Пато Монсон, уже снова навьючившая на себя катушку с проводом, лежит вниз лицом на голой земле, чувствуя, как впиваются ей в живот и бедра камни и твердые комья земли. Одежда еще не высохлакогда высадились, воды было по пояс, а стылый ночной воздух никак не дает согреться. Широко открыв глаза, она завороженно смотрит на оказавшийся так близко фейерверк войны: раньше Пато даже не могла вообразить себе его жуткое великолепие.
Светящиеся пули чертят по небу замысловатые узоры трасс, перекрещиваются, заставляя звезды тускнеть, а время от времени безмолвная вспышка, которую через секунду догоняет грохот разрыва, вырывает из темноты пригорок, деревья, кустарник, россыпь далеких домиков. Тогда становятся видны черные против света фигурки бегущих и стреляющих людей.
На наши валенсийские празднества похожи, удивленно говорит Валенсианка.
Накануне Пато досконально изучила план и потому примерно представляет себе, что происходит: Кастельетсвпереди, километрах в трех, и, судя по стрельбе и взрывам, бой идет уже на окраинах. XI сводной бригаде поставлена задача перерезать шоссе между Мекиненсой и Файоном, проходящее через центр городка; чтобы обеспечить высадку и продвижение новых войск, совершенно необходимо взять высотку, где расположено кладбище. Вот почему там, справа от моста, идет такой ожесточенный бой. Вот почему там пальба и разрывы звучат чаще и громче.
Хорошо устроились, товарищи? Любуетесь зрелищем?
Это Харпо, лейтенант Эрминио, с неизменным шутливым благодушием пробирается мимо своих девушек: кого похлопает по плечу, кому даст хлебнуть из фляжки, чтобы согреться. Ему отвечают утвердительный хор голосов разной степени убежденности и даже шуточки: моральный дух по-прежнему высок. Кто-то спрашивает, почему не слышно республиканской артиллерии.
Потому что мы слишком близко к позициям франкшистов, отвечает лейтенант. В таких случаях своим обычно достается больше, чем противнику, так что пусть лучше артиллерия пока не вмешивается. Подаст голос, когда все станет ясно, а мы укажем ей, куда бить. В числе прочих задач мы, связистки, здесь и за этим тоже.
Пато улыбается в темноте: Харпо никогда не отделяет себя от своего девичьего взвода. Он дельный офицер и славный малый.
А наши танки и орудия тоже переправятся?
Когда рассветет, понтонеры наведут мосты, чтобы перебросить подкрепление и вьючных мулов. И обеспечат переправу грузовикам и танкам. Два дня назад я видел ихони скрытно накапливались в оливковой роще. А мы протянем связь с одного берега на другой.
Пато смотрит вдаль. И там в этот миг распускается исполинский цветок разрыва, взметнув к небу сноп оранжево-красных искр, как будто взлетел на воздух целый склад боеприпасов. Грохот долетает две секунды спустя, значит взорвалось метрах в шестистах. Харпо смотрит в ту же сторону, что и Пато. Отражая зарево, вспыхивают под козырьком его фуражки линзы очков.
Черт возьми, говорит он.
И оборачивается к своим связисткам:
Когда возьмут кладбище, мы протянем еще одну линию и свяжемся с городом. Штаб бригады разместится где-то там. Он достает из кармана фонарик. А ну-ка, заслоните меня от света и набросьте что-нибудь сверху.
Несколько девушек становятся в кружок. Пато просовывает голову под натянутое одеяло, оказавшись рядом с Валенсианкой и сержантом Экспосито. Лейтенант расстилает на земле карту местностиуменьшенные копии раздали связистками освещает ее слабым лучом фонарика.
Вот эти высотки387 и 412окружают Кастельетс с запада и с востока, говорит он, показывая их на карте. Замысел в том, чтобы взять обе и перекрыть шоссе Но вот на эту, левую, нельзя попасть, не отбив сначала кладбище. Понятно?
Выслушав утвердительный ответ, Харпо смотрит на свои часы-браслетстрелки показывают 01:47. Надо бы разведать, как там и что, говорит он. Разведать и протянуть надежную связь. К рассвету все должно быть в порядке.
Я пойду, говорит Пато.
Лейтенант и Экспосито смотрят на нее испытующе.
Почему ты?
Замерзла. Пато пожимает плечами. А такразомнусь, согреюсь.
Смотри, как бы жарко не стало, роняет сержант.
Лейтенант подмигивает Пато. Гасит фонарик, прячет карту.
Катушку свою здесь оставь.
Пато с облегчением избавляется от увесистой клади. Харпо кладет ей руку на плечо:
Оружие есть?
ТТ.
Сколько запасных обойм?
Три.
Хочешь, дам тебе парочку гранат?
Нет, и так тяжело.
Дело твое Когда пойдешь, смотри в оба, постарайся не влипнуть ни во что. На кладбище спросишь майора Фахардо из Второго батальонаон отвечает за этот сектор. Если он даст согласие, летишь обратно и мне докладываешь.
Пато чувствует легкий укол недоверия. Ей уже приходилось видеть, что на войне планируют одно, а на деле выходит совершенно другое.
Я вас еще застану здесь?
Здесь или чуть подальше, если наши возьмут городок, отвечает лейтенант, чуть поколебавшись. Это зависит от того, насколько ты задержишься.
Постараюсь обернуться поскорей.
Надеюсь на тебя. Харпо протягивает ей почти пустую фляжку с водкой. Если уйдем, оставлю тут кого-нибудь из девчонок предупредить тебя.
Все ясно? с обычной резкостью рявкает Экспосито.
Пато, коротко отхлебнув, возвращает флягу, вытирает губы ладонью и чувствует, как жгучая влага медленно прокатывается через гортань в желудок. И наверно, благодаря ее бодрящему действию в голове проясняется, тело наливается веселой силой: куда лучше делать что-то конкретное, чем лежать, окоченев, на земле и взирать на происходящее издали.
Ясней не бывает, товарищ сержант.
Выстрелы и взрывы не заглушают неуставной смех Харпо.
Что ж, тогдатореадор, смелее в бой! Благо тореадор у нас такая милашка. Ида здравствует Республика!
Здесь нет милашек, сухо возражает Экспосито.
Лейтенант снова смеется. Смутить его нелегко.
Если девушка вызвалась идти на кладбище, когда вокруг такое творится, отвечает он, не меняя шутливый тон, она не то что милашка, а просто-таки Грета Гарбо.
II
Втягивая голову в плечи каждый раз, как вблизи раздается взрыв или свистит шальная пуля, оскальзываясь на камнях, спотыкаясь о кустарник, Хинес Горгель мчится в темноте.