Я рыбу на части разложил. Хребет отдельно, кости отдельно, мякоть отдельно. Малая обратно заходит. Глазищи того и гляди на лоб налезут, а в них страху полные тарелки. А следом за ней, пацанчик давешний, с пустыря. Вечер в хату, говорит. И козырнул натурально. Приятного вам аппетита. Угу, я ему в ответ мычу. Рыбью мякоть в рот запихал, жую, а сам глазами Малой маячу, иди-ка ты, радость моя, в комнату. А она как прилипла. Чисто муха в ловушке. Глаза только таращит.
Рамзес, парень представился. Я ком рыбный проживал, сглотнул. Ганз, отвечаю. Ручкаться не стали.
Что надо, спрашиваю, Рамзес, какими-такими судьбами. Извиниться, зашел, больше эти лярвы тебя не тронут, и сам голубыми своими наглыми глазенками на Малую зыркнул. Задержался взглядом, осмотрел. И подмигнул ей. Та заулыбалась. Вот ведь история.
Я кивнул, принимаем типа твои извинения. Сам думаю, куда там дальше дело вырулит. Пацанчику на вид лет 15, а ведет себя уверенно, авторитетно. Черт его разберет кто онместный хулиган, малолетний бандит, просто шпана. Страшнее подростков с окраин зверя нет. Это все знают. Так что сидим, друг друга рассматриваем, ждем чего-то. Мне рыба поперек горла, а он Малой голубые свои глазки щурит и лыбится во всю морду. Вот такой Рамзес значит.
На войне тебе такие культи выдали, он снова разговор заводит. Там, подтверждаю. А волосы тоже там оставил, спрашивает. Ох и дерзкий пацанчик. Ты, Рамзес, говорю, с чем вообще зашел? Извинения твои приняты. Время позднее, а нам еще уроки учить, да и тебя, наверное, мамка уже заждалась.
Рамзес сразу улыбку свою прибрал. Авторитетный человек с тобой поговорить хочет, заявляет. Предложить тебе свой респект и сотрудничество. Взаимовыгодное.
Понеслась душа в рай, думаю.
Рамзес, спокойно так отвечаю, я еще с войны не отошел. До сих пор в голове шумит. Слышу плохо. Бывает, что и пропускаю какие предложения. Вот отдохну, может лучше слышать стану.
Долго отдыхать собрался, интересуется.
Ну, говорю, ближайшие лет десять точно.
Рамзес тут совсем улыбаться перестал. А я на всякий случай руки на стол положил. Он на них посмотрел. Не смею, говорит, больше ваше внимание занимать, понимаю ваши обстоятельства. Вежливый. Встал с табурета. Малой нагло опять подмигнул и будь здоров.
Малая спрашивает, завтра значит в школу можно пойти. Теперь задирать не будут.
Вот глупенькая, думаю. Сейчас только задирать и начнут по-настоящему.
Спать иди, говорю. Сам тут все уберу. Вот такой святой Иосиф.
***
И верно.
Долго ждать не пришлось.
Иду через пару дней с работы. Захожу в подъезд родимый. А там тесно и тихо. Три лося дожидаются и известно кого. Я чет замоханный был, пока среагировал, поздно дергаться стало. Волыну в бок, шокером перед носом помахали, руки за спину завели и наручниками прихватили.
Не ссы, говорит тот, что у них за главного, просто поговорить с тобой хотят. А я что, поговорить так поговорить. Погрузились в автомобиль. Джипяра здоровый, окна тонированные. Сидим, едем, молчим. Руки только затекают. Нельзя им долго в таком виде. Я пошевелился. Лось что справа локтем меня в бок, не рыпайся типа. Не больно, но ощутимо. Ну ладно, думаю, что это в самом деле яне под дождем, посидим и подождем. Сижу, дальше в окошко пялюсь.
Окраины наши закончились. Пропускной пункт проехали как по шоссене остановились даже. Ох и застроили же Центр пока меня не было. Когда только успели? Небоскребы, веранды с кафе, дамы с собачками и детишками, все чистенькие, как из магазина, стекло и хром повсюду. Хорошо они тут устроились.
Дальше джип в железные ворота въехал, а там особнячок стоит, небольшой и белый, на кусок пирожного похож. Сам не едал таких, на картинке видел как-то. Джип встал, лоси выпрыгнули, и я за ними полез, чуть на газон не брякнулся.
Зашли значит в особняк. Вокруг позолота, статую, фонтан журчит. Чисто музей. В большом зале человек сидит. Человек как человек, обычный такой, на чиновника в каком-нибудь ДЭЗе похож, костюмчик серенький, галстучек аккуратный, залысины, вот только глаза мне его не понравились. Нехорошие глаза. Человечек этот давай на своих лосей орать, типа вы че, дебилы, у него же руки золотые, а вы его в наручники заковали и все в этом духе. Те чет помекали, наручники сняли, а человечек мне руку протягивает. Я бы, конечно, в другой раз пальнул бы ему в ладошку эту, а потом в лосей положил, но думаю надо посмотреть, что это за дядя с горы и отчего у него глаза такие нехорошие. И зря не стрельнул. Хорошая мысль, она всегда первая приходит. Если чувствуешь, что надо стрелятьстреляй. Нечего в нашем деле много думать, скоро состаришься.
Поручкались. Звать человечкаЕвгений Иваныч. Это видать новая манера у бандитов. Не кликухи, а имя-отчество. За стол сели. Выпить предложил. Я отказался. Алкашка в моем деле зло. Инстинкты притупляет. На стол тоже не смотрю. А там такого на столе этом всякого аж брюхо урчит. Жду значит, чего этот Евгений Иваныч предложит, как базар поведет. А он про свое пока гоняет. Собак ему для охраны дома, особняка то бишь этого, подогнали. По военной разработки. Говорит, ничего в жизни не боюсь, а когда мимо этих собачек прохожу, сердца не чувствую. Показать, спрашивает. А что, говорю, давай посмотрим. Надо сразу понять, каких сюрпризов от этих собак ждать. Предупрежден значит вооружен. К окошку подошли. Ну да. Знатные зверюги. Если один такой навстречу выйдет пара секунд у тебя есть, а если два, то спасай тебя Святой Иосиф. Считай и не было тебя. Осталось бы только что для отпевания.
Тут слышу шипение за спиной знакомое. Оборачиваюсь, ну точно. Аспид. Шепелявит что-то радостное. Спасибо, что на шею не кинулся. А ручкаться не стали, у нас в «Мертвой Руке» не заведено было. Тут этот Евгений Иваныч опять к столу нас позвал, типа встречу старых боевых товарищей отметить. Я не пью, не ем, зато Аспид за двоих отрывается. Все ко мне подкатывает, Ганзи, а помнишь то, Ганзи, а помнишь се. Такое выгружает, что и вспоминать не хочется, а иногда так вообще забыть навсегда. А он все лепит, вроде как мы с ним кореша не разлей вода. Век бы его не видел. Гнусный он тип, этот Аспид.
Так они значит вокруг меня похороводили, а как танцы свои кончили и Евгений Иваныч быка за рога взял. В смысле меня.
Ты, Ганз, сказал Иваныч, уникальный организм. И жалко мне, что такой весь из себя феномен пропадает тут на окраинах просто так. Мать у тебя лежит, сестренка вон подрастает. А чем ты их обеспечить можешь? Хлебом и протеиновыми батончиками? А самому не западло после того, как ты натерпелся на войне вот так за копейки корячиться? Они, тут Евгений Иваныч ткнул пальцем в окно, где уже вечер начался и подсветка на небоскребах зажглась, жировали пока ты здоровье свое гробил. Вон кафе видишь? Зайди сейчас туда, спроси любого, с кем мы воевали и за что, так они думаешь тебе ответят? Да плевать они хотели, на тебя. Ты для них мясо.
Плохо прожаренное к тому же, это уже Аспид крабовую ногу всосался, а потом налил всем водки. Давай за товарищей выпьем, за сопки те. Выпили. Я тоже выпил. Потом взял бутылку, налил себе еще и снова выпил. О, заорал Аспид, пошла руда! Взять бы и по ухмыляющейся морде ему этой бутылкой дать.
Я тебе, тут Евгений Иваныч ко мне наклонился и в глаза посмотрел, скотства никакого не предлагаю. Не тот ты вижу человек. Для тех дел, мне вот этой дряни хватает, и тычет пальцем в Аспида. Тот уже осоловел, башкой вертит и не догоняет о чем речь идет. А с тобой я хочу жир с этого вот потопить. Справедливый жир. И Евгений Иваныч опять на окошко машет. Дам тебе, говорит, наводку, обеспечу прикрытие, транспорт, организацию, а там сам думай, как делать. Хочешь стреляй, хочешь не стреляй. Я с половины работаю. Мать с сестрой в Центр перевезешь. Два-три дела, и ты уже человек самостоятельный. И состоятельный.
Тут Аспид караоке включил и начал песни орать. Дальше еще к нам кто-то подсел. Серьезные какие-то. Евгений Иваныч начал с ними тереть, лоси вокруг засуетились, забегали. Телки какие-то полуголые появились. Я бутылочку со стола тихонько взял и на балкон, на свежий воздух.
Центр города. Сверху ночь, внизу день. Все сияет, горит, переливается. Воздух только, как и у нас на окраинах сомнительный. Кузница Родины. Вон трубы и терриконы торчат. Такое никакими небоскребами и кафешками не прикроешь. За оградой народ толпами валит. Платьишки задираются, каблучки цокают, смех. Вон кто-то на самокате катит, штаны с подворотами. Белые футболочки. Жаровни с барбекю. Мы когда подвал с нашими ранеными нашли после имперских огнеметчиков тоже так пахло. Тут я сразу полбутылки и всосал в себя.