Тодорис посмотрел на Эву, которая сидела на краю кровати и слушала. Служанка не проронила ни звука, но по лицу явно читалось: «Уж слишком всё хорошо получается».
А как же Яков откроет окно? вдруг задался вопросом Тодорис. Там же рама, которая не открывается и не вынимается. И она очень толстая. Поэтому выломать тоже нельзя.
Там есть форточка, сказала госпожа Мария. Форточка такая же, как во многих домах. И как в этом доме.
А Яков в неё пролезет? Сможет?
Полтора месяца назад пролезал, сказала тёща. Полтора месяца назад он сбежал из своей комнаты через окно. Я заперла его в наказание, а он сделал из простыней верёвку, спустился из окна во внутренний двор, а затем выскочил на улицу. Почему же теперь он не может так же сбежать от Великого Турка, как сбежал от меня?
Допустим, это так, начал рассуждать Тодорис. Но как же мы передадим Якову верёвку? Там высоковато, чтобы кидать крюк. Да и попасть в эту форточку совсем не просто. А если промах, то стекло так зазвенит, что нас наверняка услышат.
Тёща на мгновение смутилась, но легко нашлась:
Мы объясним Якову, что он должен спустить к нам тонкий шнурок. Мы привяжем к шнурку конец верёвки, а Яков втянет верёвку в окно, закрепит её и спустится к нам.
Тодорис задумался. Пусть предложение казалось необычным, но всё это было вполне осуществимо. Однако оставался главный вопрос:
Госпожа Мария, а как же мы доберёмся до места? Нам надо сделать это, пока не рассвело. И сделать тихо. Если мы возьмём лошадей, будет топот, а пешком мы можем не успеть. Особенно вы. Вы уже дважды за сегодня прошли расстояние от этого дома до дворца. Боюсь, что в третий раз ваши ноги откажутся вам служить. А кроме того, если побег удастся, быстрые ноги окажутся нужны как никогда.
Я пройду, уверенно сказала тёща.
Нет, не пройдёте, ответил Тодорис. А если и пройдёте, то на обратном пути скажете, чтобы мы с Яковом бросили вас и спасались сами. Так не годится.
Я пройду, повторила тёща, но уже менее уверенно. Как видно, в первый раз она обещала не задумываясь, а теперь задумалась.
Тодорис опять задумался:
Но мы можем рискнуть: возьмём лошадей, но поедем не к дворцу, а остановимся неподалёку.
Во Влахернском квартале много покинутых домов, оживилась тёща. Мы можем оставить лошадей в одном из них. Главноене забыть, где.
И главное, чтобы никто их не увёл, пока нас не будет, пробормотал Тодорис.
Тёща вдруг улыбнулась:
Господь нам поможет. Их не уведут.
Зять по-прежнему продолжал выискивать недостатки этого плана:
А вы умеете ездить верхом, госпожа Мария?
Как и следовало ожидать, та ответила:
Нет, но я буду крепко держаться за седло. А если окажется совсем плохо, ты привяжешь меня к нему, чтобы я не упала.
Тодорис никак не мог избавиться от мысли, что эта непоколебимая уверенность в успешном завершении дела происходит оттого, что госпожа Мария слегка не в себе.
Он внимательнее посмотрел на тёщу, оценивая, а затемна Эву, которая по-прежнему молчала, но теперь выглядела слегка встревоженной.
Тут же вспомнились слова служанки о том, что госпожа Мария с недавних пор совсем не заботится о судьбе своих слуг, и само собой возникло новое соображение:
Хорошо, госпожа Мария, допустим, наше дело удалось. Но если так, то вернуться в этот дом мы не сможем. Здесь турки станут искать прежде всего. Так что возьмите с собой все деньги, сколько есть. А ещё подумайте вот о чём: все, кто останется здесь, обречены на незавидную участь. Турки, придя сюда, выместят на них злобу. Или станут пытать, чтобы выяснить, где прячетесь вы с Яковом.
Тёща задумалась, но не о слугах:
А как же мой муж и старшие сыновья? Кто их похоронит?
Боюсь, что это сделать будет некому, сказал Тодорис. Тела останутся в доме.
Нет, я найду, кому это поручить, возразила госпожа Мария и продолжала рассуждать как будто сама с собой:Значит, я сейчас должна выплатить слугам всё жалованье, которое не выплачено, и отпустить? Она бросила взгляд на Эву. Хорошо. Так и сделаю.
Служанка встревожилась ещё больше, а Тодорис помолчал и добавил, по-прежнему обращаясь к тёще:
Даже на ночных улицах вашим слугам будет безопаснее, чем здесь.
Эва хотела что-то возразить, но при хозяйке говорить не собиралась, поэтому с нетерпением ждала окончания разговора, а Тодорису меж тем пришло в голову ещё одно соображение.
Госпожа Мария, сказал он, может случиться так, что наша затея окажется невыполнимой. Если мы доберёмся до дворца и увидим, например, что там кругом стража, то дальше мы ничего делать не будем и вернёмся. Тогда на следующий день сможете нанять всю прислугу заново.
Тёща будто не услышала последней фразы.
Я в любом случае должна попытаться, сказала она, но Тодорис перебил:
Нет, неудачный побег сделает только хуже. Причём сделает хуже всем: и Якову, и вам, и даже моему отцу и братьям, если меня поймают. Поэтому обещайте, что оставите решение за мной и согласитесь с ним. Иначе я не стану помогать.
Хорошо, я обещаю, вздохнула госпожа Мария, понимая, что на препирательства нет времени.
А теперь, сказал Тодорис, решим, где вам с Яковом придётся прятаться, если побег удастся. Конечно, возможностей много, но я бы посоветовал развалины Большого дворца, которые в конце улицы. Они удобны тем, что там много входов и много выходов. И в том числе есть выход к морючерез заброшенный дворец Буколеон. Насколько я знаю, гаванью Буколеона до сих пор пользуются рыбаки, и это важно, ведь вам с Яковом надо будет бежать из Города. Завтра закончатся три дня, отведённые Великим Турком на грабёж. Значит, рыбаки вернутся в гавань. Вы договоритесь с одним из них, чтобы довёз вас до ближайшего большого острова в Эгейском море. Там вы сядете на торговый корабль, если капитан заслуживает доверия, и доберётесь до Венеции. Мы с Эвой поможем вам в этом. Она станет носить вам еду, пока вы не уехали. А я могу договориться с рыбаками и проводить вас до острова, чтобы ни у кого не возникло соблазна вас ограбить.
Госпожа Мария не спорила. Наверное, она предпочитала не заглядывать так далеко, поэтому поднялась на ноги и деловито произнесла:
Пойду рассчитаю слуг и переоденусь в мужское. Ведь в женском мне неудобно будет сидеть в седле.
А я пока соберу всё необходимое и поседлаю лошадей, сказал Тодорис. Для Якова нам тоже лошадь понадобится.
Как только тёща вышла, Эва тут же вскочила и, схватив Тодориса за плечи, развернула к себе. В её глазах было разочарование, граничащее с отчаянием.
Тодис, зачем ты это затеял? Зачем? зашептала она. Господь тебя берёг все два месяца, пока длилась осада. Значит, Он хотел, чтобы ты жил. А ты что делаешь? Это же очень опасно. Очень.
Опасность я оценю на месте, ответил юноша и успокаивающе улыбнулся. Если всё совсем не так, как говорит госпожа Мария, а она вполне может ошибаться, то я не стану ввязываться в самоубийственное дело.
Но зачем ты согласился попробовать? не унималась Эва. Это же такая опасная затея, что лучше вообще не браться. Утром ты был разумнее. Когда госпожа Мария уговаривала тебя отправиться на улицу, ты отказался, а теперь
То, что она теперь предлагает, не совсем безумно. К тому же я перед ней в долгу.
В каком долгу? Ты имеешь в виду долг воина? Но Город пал, и ты уже не обязан умирать, защищая его и жителей.
Тодорис даже удивился немного:
Эва, разве ты забыла позавчерашний день? Забыла, как меня окружили турки у ворот этого дома? Если бы госпожа Мария не впустила меня, я был бы уже мёртв. Она впустила меня, исполняя передо мной долг как перед членом семьи. А возможно, ею руководило милосердие. Хотя я всё же сомневаюсь, что она повела бы себя так же, окажись на моём месте незнакомый человек. Как бы там ни было, я перед ней в долгу.
Служанка как-то сразу стихла, опустила руки, потупилась:
Если так, то, наверное, ничего не поделаешь. Придётся этот долг отдать. Она снова посмотрела на Тодориса. Но обещай, что не будешь подвергать себя опасности необдуманно, а во всех сомнительных случаях лучше отступи. Возвращайся живой, прошу тебя. Эва взяла руки Тодориса в свои.
Он снова улыбнулся ободряюще: