* * *
Шехабеддин-паша, покачиваясь в седле, наблюдал, как одна улица сменяла другую. Кони спокойно и неторопливо ступали по камням мостовой, лишь иногда фыркая и косясь на очередной труп, лежащий возле стены одного из домов.
Прошло всего лишь полтора дня с тех пор, как город оказался захвачен, и, конечно, не все тела ещё были убраны. Даже в заливе близ города их плавало множество, хотя султан уже дал поручение выловить их и сжечь, а также те, что на улицах. Если промедлить хотя бы неделю, в городе могла начаться чума.
Лишним доказательством, что времени не так много, было то, что большинство тел уже начали издавать неприятный запах. Даже лошадям это не нравилось, потому они и фыркали, но Мехмед, возвращаясь из дома румийского сановника, кажется, ничего не замечал, занятый своими мыслями.
Шехабеддин, следуя по левую руку от своего повелителя, ежеминутно посматривал на него. Сейчас был один из тех редких случаев, когда Мехмеда не сопровождала многочисленная свита из сановников, и это означало, что с султаном можно поговорить без помех.
Евнух очень хотел завести этот разговор, но опасался попасть на период плохого настроенияопасался как никогда, ведь разговор следовало вести о Заганосе, то есть о назначении друга на новую должность.
Вчера вечером евнух уже намекал Мехмеду, что с награждением героев не следует особо медлить, на что услышал:
Всех достойных я награжу на победном пиру, который будет завтра вечером.
«То есть пир состоится уже сегодня», думал Шехабеддин. Он хотел быть уверенным, что именно на пиру будет объявлено, что Заганос, лучше всех проявивший себя во время осады, назначается великим визиром, а Халил более недостоин этой должности, потому что ничего не делал, а только твердил: «Ничего не получится».
Шехабеддин-паша, вдруг обратился к нему Мехмед, как думаешь, этот Лука запомнил то, о чём я говорил с ним за обедом? Всё шло так хорошо! Я даже подумывал совсем не сообщать плохую новость. Но Лука спросил, и я не мог показать себя человеком, который забывает о своих обещаниях. Я обещал найти его сына и нашёл. Но когда Лука увидел тело, то заметно изменился в лице. Я думал, что он будет благодарен, а тот, кажется, винит меня во всём. Если так, то помнит ли он о том, что я предложил отдать ему в управление этот город? Ты сам понимаешь, я не могу повторять дважды. Но мне надо знать.
Повелитель всерьёз собирается отдать бывшую столицу румов в управление руму, который даже не перешёл в истинную веру? спросил Шехабеддин. Когда я слушал беседу, то полагал, что это не обещание, а лишь допущение. Я полагал, что повелитель просто хочет увидеть, насколько покорны могут быть румы. Я полагал, что повелитель показывает псу кусок мяса. Показывает, чтобы увидеть, станет ли пёс вилять хвостом. А чтобы получить мясо, пёс должен будет сделать гораздо больше. Неужели я ошибся?
Ты не ошибся, Шехабеддин-паша, ответил султан. Но теперь пёс увидел, что один из его щенков мёртв, и, кажется, забыл о мясе.
Пёс вспомнит, уверенно произнёс евнух. Но зачем повелителю играть в эту игру? Пёс неглуп и со временем поймёт, что бывшую столицу румов не отдадут в управление руму, если он не правоверный. И даже после обращения в истинную веру он должен будет доказать свою преданность. А на это нужно время. Годы. Многие годы.
Ответ султана заставил Шехабеддина насторожиться.
Не обязательно ждать так долго, улыбнулся Мехмед. Я поверю в его преданность, если он отдаст мне в услужение своего сына Якуба.
Шехабеддин, конечно, помнил, что мальчика зовут Яков, а раз султан начал называть того на турецкий лад, значит, мысленно уже поселил во дворце и предвкушал, что станет видеть этого мальчика весьма часто, сделает своим товарищем во многих приятных занятиях и развлечениях.
Евнуху было сложно понять своего повелителя, когда дело касалось подобных вещей. Следовало просто принимать как данность, что Мехмед в погоне за намеченной целью мог увлечься и начинал вести себя неразумно.
Как видно, общество Якова казалось султану так приятно, что он почти не думал о том, какую цену придётся заплатить за подобное удовольствие. Совсем как нынешним утром, когда Мехмеду предложили купить мальчика по имени Иоанн, а Мехмед был так восхищён предложенным товаром, что сильно переплатил. Но одно делопотерять несколько тысяч серебряных монет, и совсем другоегород.
Евнух не понимал этого неразумного поведения, но улыбнулся так, как будто понимает:
Лука отдаст моему повелителю своего сына, а взамен повелитель отдаст Луке город, с таким трудом завоёванный? Неужели мальчик Якуб настолько ценен?
Мехмед рассмеялся и произнёс:
О, если бы язычникюный руммне другом стал, За это и столицу румов, и Галату я охотно бы отдал.
Шехабеддин улыбнулся шире, сразу узнав в этих строках переделку известнейших строк поэта Хафиза, который говорил, что готов отдать Самарканд и Бухару за счастье видеть крупную, «индийскую» родинку на обожаемой щеке.
Я вижу, всё с той же улыбкой произнёс евнух, что сейчас со мной говорит поэт. А дозволено ли мне будет говорить с султаном?
Ну конечно, я не собираюсь быть настолько безрассудным, ответил Мехмед. Но если Лука не будет верить, что назначение на должность возможно, он мне своего сына не отдаст. Он должен считать, что прощён и пользуется у меня доверием.
Эти слова ещё больше насторожили Шехабеддина.
Прощён в том числе за историю с Халилом?
Да.
Значит, Халил не будет смещён со своей должности?
Мехмед снова рассмеялся и потрепал евнуха по плечу:
Я понимаю, куда ты клонишь. Заганос-паша получит должность великого визира, потому что достоин, но ему придётся немного подождать. Подумай: как это будет выглядеть, если я прощу Луку за то, что подкупил Халила, а самого Халила за то, что брал деньги, не прощу? Если сместить Халила с должности и заключить в тюрьму, то получится, что и над Лукой сгущаются тучи. И сколько бы я ни уверял этого рума в своём расположении, он мне не поверит. И сына своего ко мне на службу не отпустит, будет бесконечно тянуть время.
Шехабеддин сделал вид, что понимает и разделяет мнение своего повелителя, хотя на самом деле всё меньше и меньше радовался происходящему.
Мехмед меж тем продолжал:
Лука решит, и вполне справедливо, что сынэто единственная защита от моего гнева. Кто по своей воле отдаст щит, которым прикрывается от стрел? А мне нужно, чтобы Лука сам отдал мне Якуба. Понимаешь? Сам. Пусть скажет сыну: «Слушайся своего господина». Только тогда Якуб будет покорным. А если я заберу мальчика силой, он станет как дикий зверёк, принесённый в комнаты. Мне это удовольствия не доставит. А сколько времени пройдёт прежде, чем этого зверька удастся приручить? Я не хочу ждать так долго.
Понимаю, повелитель, со всей возможной убедительностью произнёс евнух, а султан как будто оправдывался:
Конечно, если ждать, когда Лука сам отдаст мне своего сына, это тоже долго, но всё же не настолько. Он несколько мгновений молчал, затем добавив:А знаешь, почему я сегодня утром купил другого мальчика так дорого? Причина похожая. Я хочу, чтобы он стал мне другом, но не хочу ждать, пока ему надоест бунтовать. И ждать мне не придётся, потому что этот мальчик продавался вместе с сестрой. Купить мальчика без сестры было бы всё равно, что купить запертую шкатулку без ключа. Сестраключ. Ради сестры этот мальчик станет покорным. Понимаешь?
Да, теперь я вижу, что покупка выгодная, сказал Шехабеддин. Время моего повелителя ценится очень дорого, и если есть возможность не тратить это время, такую возможность нельзя упускать. Время твоих слуг гораздо менее ценно, они могут подождать.
Заганоса такой поворот дел вряд ли огорчил бы. Друг наверняка согласился бы подождать, но вот Шехабеддин был не готов ждать. «Я и так жду завершения этой шахматной партии слишком долго», сказал он себе. Усталость, всё больше копившаяся с годами, никуда не делась, и пусть внешне это было не особенно заметно, но евнух уже с нетерпением ждал, когда сможет отдохнуть. Летящая звезда хотела завершить свой полёт, но ей постоянно мешали!
Яннис был в замешательстве. Он не понимал, зачем его и сестру купил Великий Турок. Неужели, как и все, хотел заработать на перепродаже пленных? Но если хочешь заработать, то надо покупать подешевле, а Великий Турок купил дорого. Яннис видел, как были переданы деньги: увесистый мешочек, который едва умещался в одной руке. Сколько там, мальчик мог судить лишь приблизительнонесколько тысяч монет. Наверное, всё-таки серебром, а не золотом. Он не знал турецкого языка и не понял, когда назвали сумму, но что-то подсказывало: отцу окажется крайне трудно собрать больше.