У нее было волевое лицо, сильные черты, полные губы, большие темные глаза под пушистыми ресницами. Кожа была бледной из-за того, что пришлось переносить вес на поврежденную ногу, но она отказывалась сдаться на милость боли.
Он не мог решить, была ли эта бравада глупой или же сексуальной.
Ну должно быть глупой, но он находил ее сексуальной.
Смахнув капли дождя с лица на волосы, Люкан выровнял голову и посмотрел впереди себя. Если она не позвонит ему в течение ночи или завтра днем он отправится на улицу и найдет ее.
А дальше что? спросила самая мужественная часть в нем.
Не твое собачье дело, огрызнулся он.
Ты хочешь ее.
Да, чтобы Палач слез с моей шеи.
Понимая, что спорит сам с собой, Люкан направился к своему новому дому и под «домом» он имел в виду принудительное проживание под этой крышей. «Исправительная колония»прежнее название места под землей, где они содержались и которое они покинули. Сейчас наступил новый мировой порядок, никаких вам камер, хотя все еще под землей, и с электронными ошейниками.
Забавно, как легко контролировать других, когда можешь одним нажатием кнопки на пульте распылить мозги. Для ограничения свободы вампиров не было других вариантов.
Он один из немногих не носил ошейник. Но ему нужно было дематериализоваться к Колдвеллу и назад для ведения дел, а со стальным обручем вокруг шеи далеко не улетишь.
И Палач не боялся, что он даст деру. Ублюдок имел рычаг давления на него, настолько же основательный, как и ожерелье с взрывчаткой. И это продлится недолго, поэтому он просто выжидал подходящий момент. Одна смерть, и он свободен и он лично позаботится о Старухе с косой. И это будет убийство из милосердия, две жизни по цене одной вспоротой глотки.
Дешево, принимая все во внимание.
Впереди над ним нависало старое здание бывшей человеческой больницы, словно декорация из фильма Джона Карпентера, в котором благонравная девушка, отказавшаяся заниматься сексом со своим парнем, умирает очень кровавой, изощренной смертью.
Боже, он скучал по восьмидесятым. С другой стороны, последний раз он смотрел ТВ или слушал радио прямо перед тем, как его бросили в тюрьму. Так что, да, его жизнь остановилась на весне тысяча девятьсот восемьдесят третьего. И, может, он пропустил не поколение, он лишился жизни и простых свобод, которые раньше принимал за данность.
Люкан остановился на разбитых каменных ступенях входа в санаторий. Центральной осью здания была башня с закрытыми окнами, этажи уходили ввысь как квадратное копье, на вершине которого восседал громоотвод. По обе его стороны расположились два пятиэтажных крыла с открытыми террасами, каждое расширялось к краю, чтобы увядающие легкие пациентов могли уловить как можно больше свежего ветра.
Место было построено для лечения туберкулезных больных, которые с восемнадцатого и вплоть до двадцатого века умирали в муках от удушья. В те времена бактериальные инфекции лечили только свежим воздухом, обильными воздушными ваннами вне зависимости от времени года. Ну, этим и выхаркиванием легких по частям, а также рыбьим жиром и кедровыми ингаляциями.
Пока на подмогу в конце сороковых не пришел стрептомицин и другие лекарства.
Почему он знал такие подробности о бесхвостых крысах? Ему нравились мелкие детали, даже если они не касались вампиров. Или полукровок с кровью оборотней и вампиров.
Он обожал кроссворд в «Нью-Йорк Таймс».
Посмотрев на южное крыло, Люкан окинул взглядом террасы по всему дальнему краю. Комнаты пациентов располагались за лоджиями, тесные пространства были заставлены ржавыми железными койками, в коридорах валялся строительный мусор, а гниющие стены были испещрены граффити. Северное крыло ничем не уступало, равно как и административный корпус, связывающий две половины.
Все заброшено и в состоянии упадка, здесь остались только призраки умерших пациентов.
Над землей.
В каком-то смысле заключенным вроде него здесь самое место. Они были брошены. Забыты. И по большей части они гнили под землей, единственная их функциярасфасовка наркотиков, бабло с которых стриг очередной тиран.
Одна смерть, напомнил он себе мрачно, потянувшись к потускневшей медной ручке. Одна смерть, и я на свободе.
Плюсы того, что тебя изгнали из семьи.
Невозможно повлиять через кровную линию, когда тебе плевать, если твою семью зарежут в собственных койках.
В заброшенном здании все еще было подключено электричество, и пыльная лампочка висела на голом проводе над тем, что раньше было стойкой регистратуры, приемной зоной и залом для ожидания. Судя по табличке на стене, больница перестала принимать туберкулезных больных в начале пятидесятых и сменила профиль на психиатрию. Психбольница просуществовала до семидесятых, тогда ее и забросили.
Вряд ли кто-то добавит памятную табличку, что место стало пристанищем для вампиров.
Уходя из открытого помещения с его покрытыми плесенью перевернутыми креслами и разбитыми столами из дешевого дерева, Люкан направился направо. Северное крыло было отмечено табличной «Северное крыло»сюрприз! и по обе стороны располагались административные офисы, отсутствующие двери позволяли заглянуть в комнаты с обрушенными потолками и разбитыми окнами, которые впускали внутрь погоду и опавшие листья. В некоторых местах обосновался плющ, покрывая стены.
И, шагая вперед, его не заботил собственный топот. Дозорные ждали его появления ну, может, не так рано, но его хорошо знали и разрешали свободно входить и выходить.
Чем больше он удалялся от единственной лампочки, тем гуще становилась темнота, но его зрение было острее чем у обычного вампира, волчья сторона давала его глазам эффект ночного зрения, все воспринималось в оттенках красного.
Вот как он узнал, куда стрелять в том переулке. Полнейший бардак
Ты рано.
Люкан остановился. Вот дерьмо. Всего двадцать ярдов, и он бы уже был в подземном комплексе. Так близко.
Он не сводил глаз с цели, отказываясь отворачиваться от стальной двери, которую установили новые владельцы.
Что такое, оборотень? Кто-то отобрал у тебя конфеты, пока ты гулял в Колдвелле?
Все так, ответил он расслабленно. Тогда же они забрали твою душу.
Смех в темноте был подобен складному ножу, прошедшему по яремной вене. Ну, сравнение было б засчитано, да только ему плевать на эту жизнь.
Ты знаешь, можем махнуться местами, если ты не справляешься с обязанностями.
Сейчас Люкан оглянулся через плечо, на случай, если словесные пики превратятся в физические и, хэй, он был не плох в этом. Ему хотелось что-то крепко ударить.
Как жаль, что Палач этого не допустит, пробормотал Люкан. Тебе же нельзя доверять, да, Эйпекс?
Вампир вышел из коридора, и выглядел он впечатляюще жутко, настолько, что даже отъявленные убийцы и социопаты в колонии предпочитали обходить его стороной. С черными блестящими глазами, в которых горела хищническая жажда свежей крови, с телом мускулистым и быстрым как молния, он соответствовал тому, какое производил впечатление: бездушный убийца, который, в отличие от некоторых застрявших в этом аду, действительно заслужил свой приговор.
И, черт возьми, начав брить свой череп, он едва ли стал выглядеть дружелюбнее.
Ты не обязан возвращаться сюда, сказал Эйпекс. Ты мог просто затеряться на улицах города.
Ты знаешь, что именно меня держит здесь. И я не стану оправдываться перед кем-то вроде тебя.
Губа мужчины приподнялась, и на любом другом лице это выглядело бы как улыбка. Но зная его персоналию, движение рта всего лишь обнажало клыки.
Не защищай так смерть, которую ты выбрал для себя, волк. Или ты думаешь для тебя все закончится иначе?
Люкан подошел вплотную к вампиру, так близко, что их торсы соприкоснулись. И вернул улыбку с тем же намеком.
С каких пор тебя заботит что-то кроме себя самого? Он держал голос ровным. И если начинаешь угрожать, как насчет того, чтобы воплотить угрозы в жизнь? У меня выдался дерьмовый день, я с радостью разомнусь.
Ониксовые глаза Эйпекса прищурились.
Тынастоящее животное.
Так. Ты. Будешь
Эй, эй, ребята, тише. Давайте успокоимся?
Мэйхэм присоединился к забаве, но не в качестве участника, а в качестве рефери. Накрыв руками метафорическую бомбу, которая могла взорваться, он переводил взгляд с одного на другого.
Давайте, целуйтесь, миритесь и больше не деритесь. И следуйте за мной. Я похитил доставщика пиццы, который ехал на тусовку футболистов не парьтесь, я отпустил беднягу, на его тачке вместе с деньгами и чаевыми. Взял номер его страховки вместе с адресом. Так, о чем это я а, точно. У меня там горячая «Домино». Вперед!
Эйпекс хлопнул Люкана по плечам, и тот с удовольствием дал ответку. Последовала пауза, словно ему давали шанс на повтор. Когда он решил отступить, Эйпекс сделал шаг назад.
Я за тобой слежу.
Верхняя губа Люкана дернулась.
В любое время, ублюдок.
Мужчина дематериализовался, и Люкан, отступив, прошелся туда-сюда.
Ты нравишься ему, сказал Мэйхэм. Под этой бравадой, ты ему действительно
С ума сошел?
Да нет. Точнее, думаю, что нет. Так что с пиццей?
Люкан потер лицо.
Да. Я умираю с голоду.
Пошли, отведу тебя к ней.
На этом Люкан наконец смог сфокусироваться на неутомимом «третьем лишним». С черно-белыми волосами и бесцветными глазами, с достаточно мощным телосложением, Мэйхэм вполне мог за себя постоять, но он был слишком, мать его, общительным, чтобы восприниматься как откровенная угроза.
Мне нужно увидеться с палачом, услышал Люкан свой голос.
Сначала еда. Ты слишком голоден для стрессовых ситуаций.
Хороший совет от кого-то, кто в обычное время служил источником раздражения. Но дареному коню и все такое.
Когда они вместе направились к аварийному выходу, Мэйхэм добавил:
И хорошие новости в том, что среди пицц всего одна с Гавайским дерьмом. Кто додумался сочетать ананас с ветчиной и моцареллой? Это за пределами моего понимания.
Люди странные.
И на порядок менее опасные, чем те товарищи, с которыми я живу, подумал Люкан про себя.
Глава 6
К тому времени, как Рио приблизилась к последней точке этой ночью, ее левая нога пульсировала в такт бьющемуся сердцубум, бум, бум
Была же такая песня? Чарли Икс пел, вроде. Пару лет назад ее крутили на радио каждые пятнадцать минут.
Она все шла вперед, благодаря противоположной стороне, которая облегчала хромоту и вспышкам боли в ее нервной системе. Хорошая новостьоставалось идти всего один квартал, и разве не для этого изобрели «Мотрин»? У нее был полупустой флакон в бардачке ее машины и, как бонус, ее развалюха стала еще ближе благодаря тому, что она срезала через тот переулок.
Скользя взглядом туда-сюда, она проверяла, чтобы за ней никто не следовал. Дома без лифтов по обе стороны улицы были высокими и узкими, втиснутые вплотную друг к другу, алюминиевый сайдинг разделяли считанные дюймы. Заселены они были максимум наполовину, и по зданиям можно было судить, проживали здесь порядочные гражданеесли окна были укрыты. С наглухо задвинутыми шторами или с заколоченными доскамизначит, там жили люди, платившие арендную плату. Остальные квартирынепаханое поле для самозахвата, с разбитыми окнами и тусклым светом свечейпечальное доказательство того, что заблудшие души искали убежище от своих демонов в этих уголках городского ада.
Район считался особенно криминальным в ночное время суток, являясь театром военных действий для уличных банд и наркоторговцев, невезучие люди, существовавшие на границе конфликта за территорию и нелегальной коммерции, нередко становились случайными невинными жертвами. Благодаря буре и полиции, собравшейся под мостом, сейчас улицы опустели. Но ненадолго.
И она пошла бы сюда в любом случае, даже в обычное время.
Подойдя к нужному зданию, Рио снова оглянулась по сторонам. Потом поднялась по сколотым грязным бетонным ступеням. Незачем стучать. Мики везде расставил свою охрану. Он уже в курсе, что она пришла.
Потянула разбитую дверь, и в лицо ударил поток влажного смрадного воздуха. На каждом этаже было по две квартиры, лестница шла вверх по центру здания, и когда Рио шагнула на ковровую дорожку, подъем по ступеням потребовал столько усилий от раненной левой ноги, что пришлось придерживаться за липкие перила. На каждом этаже она останавливалась, чтобы убедиться, что верно воспринимает окружающую действительность: позади нее никого, впереди тоже. Никто не собирается нападать на нее из необитаемых квартир, двери которых были открыты.
Последнее несло большой риск. Свет с лестничной площадки освещал гостиные в квартирах, но комнаты они не видела, там могла таиться опасность. Она могла рассчитывать лишь на одноесли бы ей не разрешили войти, так далеко ее бы не запустили.
К тому же Мики знал, что она на одном с ним уровне. И значит, если кто-то проявит к ней агрессию и причинит вред? Мики придется иметь дело с боссом, а этого никто не хочет.
Когда она добралась до верхнего этажа, дверь слева была закрыта.
Значит, Мики внутри.
Это я, Рио, крикнула она.
Она не подошла прямо к двери, не встала перед деревянными панелями. Она прижалась спиной к стене и, вытянув левую руку, постучала по дверному косяку. Правая рука лежала в кармане, на пистолете.
Мики. Это Рио.
Выжидая, она заглянула в квартиру напротив. Это была гостиная с диваном и тремя не сочетающимися креслами, мебель была расставлена вокруг жестяной бочки, в которой зимой жгли дрова, когда здесь ночевали охранники.
Да брось, Мик. Рио снова постучала. Не играй со мной.
Он сто процентов не эвакуировался, потому что полиция нарисовалась возле реки. Слишком далеко отсюда. Также не было запланированных рейдов. Она бы знала, независимо от инициаторагоснаркоконтроль, ФБР или ОПК, и отменила бы его через официальные каналы.
Мики! Она снова постучала. Да брось!
Нет ответа. Ладно. Три два один
Рио вскинула пистолет и толкнула дверь. Одного взгляда хватило, чтобы выдохнуть:
Сукин сын.
В другом конце засранной комнаты, под светом потолочной лампы, Мики сидел на диване, откинув голову, его тело развалилось на подушках, ноги расставлены в стороны. Но он не отдыхал. У него в брюхе зияла огромная рана, кровь пропитала грязную футболку ярким, рождественским красным цветом.
И не только это привлекало внимание.
В крыше здания была дыра, дождь лился сквозь рваное отверстие на мягкое кресло Арчи Бункера.