Прозрачная слеза скатилась по щеке Кати, и мне стало так стыдно, что я забиваю голову подруги своими надуманными проблемами. Леха, муж Катюшки, умер два года назад. Сильный, здоровый мужик сгорел от рака за полгода. Она нянчилась с ним, как с ребенком, совсем забросив единственного сына, который обиделся на ее равнодушие и так и не смог ее простить. Лешка уходил страшно, теряя каждый день что-то, что делало его Катиным любимым. Он умер у нее на руках. Как моя подруга пережила смерть Лехиотдельная история. Она не проронила слезинки, похоронив часть своей души вместе с любимым мужем. А вторую часть забрал Сенька, который окончил школу и уехал учиться за границу, да там и остался. Катюшка ездила к нему в гости раз в год, возвращалась воодушевленная, показывала мне фотографии внуков и дома, в котором живет ее сын, но глаза ее выдавали глубокую тоску, поселившуюся в сердце. Внуки не говорили по-русски, и общение с ними сводилось почти к нулю, сноха, иностранка, раздражала своей криворукостью, а сын стал чужим еще тогда, когда она занималась Алексеем и совсем упустила мальчишку.
«Найди себе мужика», советовали ей доброхоты. А она до сих пор любит своего Алексея.
«Не предам», тихо, но уверенно, говорит она и не обращает внимания на людей, крутящих пальцем у виска, и не обижается.
«Они не поймут», увещевает себя Катя.
А я ведь тоже убегала от своих мальчишек, грустно улыбается Катя, к маме. Эх, как бы знать, что так случится, ни минуты бы не упустила. Ни секунды.
В комнате звонит телефон, а мы сидим, пьем вино и плачем, не обращая никакого внимания на разрывающийся аппарат.
Кать, спасибо тебе, говорю я утром, обняв свою подругу. Она варит кофе и загадочно улыбается, а потом протягивает мне листок бумаги, на котором рукой моего Жорика нарисована наша семья: сильный папа, вцепившиеся друг другу в волосы старший сын и дочка и он, держащий за руку растрепанное красномордое чудовище, под которым кривыми буквами выведено слово «мама».
Иди, дверь открывай, они там уже полчаса стоят, ждут. Боятся, что не простишь их, потому не заходят. Запретили будить тебя. Гошка всю ночь по городу колесил, тебя искал, а мы трубку не брали, две клуши. Любят они тебя. Очень любят. Просто не всегда умеют показать эту свою любовь.
Ну наконец-то, мать, бубнит сын, когда я распахиваю входную дверь. Спишь, как лошадь. Мы замерзли, между прочим.
Заткнись, Димка, она и так из-за тебя ушла, сквозь зубы цедит дочь, примеряясь, как бы половчее вцепиться в непослушную шевелюру брата.
Вот, это тебе, неловко сует мне в руки муж букет моих нелюбимых вонючих лилий и отводит взгляд. Поехали домой, а?
Мамочка, тебе понравился рисунок? смотрит на меня Жорик чистыми глазенками.
Я люблю их. Умираю от любви. Готова простить все, лишь бы мое сумасшедшее, ненормальное, вечно голодное и недовольное семейство было рядом. И они меня любят, я знаю. Это видно по тому, как муж заботливо укрывает меня, уснувшую на диване в кухне, одеялом. Как старший сын трогательно носит мне чай, когда я болею. Как дочка моет посуду и тихонько напевает, когда я возвращаюсь с работы уставшая и разбитая. Как маленький сын ластится, словно котенок.
Ты самая лучшая мама, говорит он, и сердце мое пускается в пляс. Именно из этих моментов и состоит она, владычица наших сердец любовь.
Часть 5. Начало
Лето. Оно упало на город, принеся с собой арбузный аромат моря и созревшей клубники.
Заскакало солнечными белками в ветвях деревьев и окутало все вокруг влажной духотой. Наше лето не приходит постепенно, не заглядывает робко в окна домов. Оно приходит внезапно и без объявления, опаляя нас горячими солнечными лучами, словно приглашая: ну же, давайте, море ждет.
И душа рвется и парит. Но пляжи, заполненные веселыми и беззаботными отдыхающими, я вижу лишь из окон автобуса, везущего меня в своем огненном чреве на работу. Сезон. У нас таклето год кормит. Вот и сидим мы в жарком салоне, подставляя разгоряченные от трудов праведных лица желанной прохладе кондиционированного воздуха.
Именно в один из таких деньков ко мне на работу ворвался веселый взбудораженный Гошка, что в принципе удивительно. Мы стараемся появляться на работе друг у друга только в самых крайних случаях, поэтому сердце мое сначала замерло, а потом пустилось в ураганную ламбаду, по крайней мере, именно так мне показалось.
Что-то случилось? проблеяла я, крепко держась за ногу клиентки, впавшей в послеобеденную нирвану, чтобы не свалиться с табуретки.
Да, жена, случилось. Вот, вот, замахал руками любящий супруг, тыча мне в нос свернутыми в трубку бумажками формата «А4».
Блин, по-человечески ты можешь объяснить? Чуть до родимчика не довел, вызверилась я и принялась с остервенением пилить пятку несчастной женщины.
Вот, вот, сделал новую попытку ткнуть мне в нос бумагой супруг.
Он у тебя другие слова знает? поинтересовалась клиентка, вынырнув из нирваны.
Я лишь пожала плечом. Гошка махнул рукой и выскочил из салона с криком: дома поговорим. Остаток дня я сидела как на иголках. Таинственные бумажки в руках мужа будоражили воображение, рисуя в мозгу апокалипсические картинки нашего финансового краха. Воображение рисовало, как мы с протянутыми заскорузлыми руками клянчим милостыню в приморском парке, плача и стеная. Другого объяснения ненормальному состоянию супруга, я не нашла. На ватных ногах я добрела до дома, с опаской толкнула входную дверь и едва не упала, споткнувшись об писающую от радости собаку, сующую мне в руки измусоленный мяч.
Мы едем в Москву, собирай манатки, появился в прихожей радостный муж и сунул мне в руку смятые бумажки. Это билеты, мне на работе выдали на двоих.
С какой это радости, интересно? резонно спросила я, ожидая подвоха.
Потому что твой мужлучший работник месяца, на минуточку. Сначала в Москву, потом к твоим заедем, фонтанировал планами муж. За неделю управимся, думаю. Короче, завтра вечером самолет. Йесс! взревел Гошка и полез доставать в кладовку давно забытый нами огромный чемодан.
Ты чего? А работа? У меня записей на два месяца вперед, внимая к голосу разума, воздела я руки к давно не видевшему краски потолку. Если честно, душа моя пела. С нашими финансами мечтать о поездке в Москву не представлялось возможным. Да что там, даже о путешествии в какой-нибудь богом забытый «Подзалупинск» мы могли только хорошенько приняв на грудь.
Ты женщина умная, придумаешь, как выйти из положения, глухо сказал Гошка, дернул чемодан, лежащий на верхней полке стеллажа, и, с грохотом рухнув на пол, кубарем выкатился из кладовки. Там что, кирпичи? спросил он, потирая рукой «монструозную» шишку на лбу, растущую на глазах.
Нет, зимняя обувь. Я ж не знала, что он нам понадобится. Каждый год в чемодан складываюудобно же, пискнула я, глядя, как наливаются кровью глаза любимого. Забыла предупредить.
Женщины, что с вас взять, пробормотал супруг и высыпал подпорки прямо на пол.
А дети, вдруг вспомнила я о затаившихся в недрах квартиры.
Ничего с ними за неделю не произойдет, сказал, как припечатал, Гошка и поволок чемодан в кухню собираться. Оставались же они одниживы здоровы. И вообще, не морочь мне голову, я занят.
Ну, слава богу, хоть отдохнем, услышала я голос Таськи, несущийся из-за закрытой двери.
Ага, мечтательно пробасил Димка, вечеринку закатим. Нужно только будет мебель из зала перетащить, а то не поместимся. И легковоспламеняющееся убрать все, а то в прошлый раз диван чуть успели потушить. Хорошо хоть мать убираться не любит, а то давно бы уж увидела, что задняя стенка у него в подпалинах.
Ох, сплюнь, а то кто ее знает, что ей в голову придет, зашептала любящая доченька. От нашей мамульки всего ожидать можно.
А я тоже на вечеринку попаду? наглым голосом поинтересовался Жорик.
Мелкий ты еще, взвилась Таська.
Ну, тогда пойду я мамочке расскажу, чего вы задумали и про диван тоже. Вот она обрадуется-то. А я конфетку получу вкуснючую за то, что армагеддон предотвратил, ехидно хихикнул младшенький, и я едва не захохотала в голос, согнувшись к замочной скважине и тут же забыв про диван, который мне, кстати, никогда не нравился, представляя вытянувшиеся лица старших детей.