А потом он это услышал. Звук игры на акустической гитаре. Его уши встали дыбом и поискали источник звука. Он исходил из группы примерно из двадцати человек на другой стороне стоянки. Из расколотых поддонов разложили костер, и он тухл. В центре внимания этой группы была фигура мужчины. Он сидел на вершине стола для пикника, держал гитару и играл на ней открытые аккорды. Даже сквозь бормотание разговоров и звук нескольких автомобильных стереосистем, напевающих противоречивые мелодии, Джейк мог слышать, что гитара расстроена. Он направился в том направлении, никто из группы, с которой он был, даже не заметил его ухода.
Он знал большинство людей, собравшихся за столом для пикника. Это были и младшие, и старшие из его школы, наполовину девушки и наполовину парни. В клике Стоунера, как и в любой клике, есть клики внутри клики. Эта группа была элитой среди каменщиков, самыми закоренелыми и крутыми, правителями клики, пока такая вещь существовала. Гитаристом был Эрик Кастро, один из главных членов правящей клики, один из самых жестких из хардкорных. Кастро считал себя музыкантом, потому что у него была гитара и он научился играть несколько аккордов. Он и несколько других в этой группе всегда говорили о том, как они собираются собрать группу. Гитара, на которой он играл, была не более чем игрушкой, подделкой подделки концерта Fender Grand Concert. Струны были самого дешевого качества, доступного на рынке. На поверхности были потертости и царапины. Джейк подумал, что если он заплатит за это больше 15 долларов, его ограбят.
И все же, несмотря на расстроенный звук, несмотря на игрушечное качество инструмента, все в группе смотрели на Кастро с восхищенным вниманием, когда он закончил играть открытые аккорды и начал играть вступление к « Простому человеку ». Lynard Skynard . Его игра была едва ли приятной. Его пальцы неуклюже двигались по струнам, когда он снова и снова выбирал первые несколько тактов, никогда не доходя до самой сути песни.
«Это, вроде, так круто», - напевала Мэнди Уокер, пухлая, колышущаяся девочка-каменщик, сидящая рядом с ним.
«Ага», - согласилась Синди Стинсон, более худая и молодая девушка, которая села по другую сторону. «Мой брат может играть, но далеко не так хорош, как ты».
Кастро скромно пожал плечами, явно гордясь своим предполагаемым мастерством. «Это требует много практики и целеустремленности», - сказал он торжественно, когда ему пришлось прекратить играть, пока он говорил, так как он больше не мог смотреть на свои пальцы. «Я взял эту акустику, чтобы просто поиграть с ней в парке. Ты должен услышать меня на моем электротяге».
«Бьюсь об заклад, это потрясающе», - сказала Мэнди. «Тебе когда-нибудь придется сыграть для меня».
«На днях», - сказал Кастро, выбрав правильный тон отказа от обязательств. Он начал теребить струны снова, играя открытие к Love Hurts от Назарета в этот раз. Он сделал меньше ошибок в этом риффе, но сыграл намного меньше песни, прежде чем начать заново.
Концерт Кастро длился почти пятнадцать минут - столько времени ему потребовалось, чтобы просмотреть весь каталог акустических джемов, которым он научился или сумел уловить, просматривая табулатуры. Джейк все время с восхищением наблюдал, но не на самого Кастро, поскольку тот был недостаточно хорош, чтобы даже считаться хакером, а на группу людей, наблюдающих за ним. Они отказались от записи и трансляции музыки, чтобы посмотреть, как он играет несколько простых аккордов. Они не разговаривали друг с другом, не шутили и не участвовали в вековой игре флирта, они смотрели, наслаждаясь. Он делал что-то похожее на музыку, и они ее слушали. Здесь действовала магия. Он мог видеть это так же ясно, как мог видеть соблазнительные подпрыгивания груди Мэнди под ее недоуздком. Если бы Кастро мог творить магию, искажая несколько популярных песен, что бы Джейк смог сделать? Даже несмотря на низкую самооценку своих музыкальных способностей, он без сомнения знал, что он намного лучше Кастро. Что бы сделали эти люди, если бы он играл за них? Как бы его разум ни пытался выродить эту мысль, шептать, что они будут смеяться над ним и высмеивать его, что они возьмут гитару из его рук и бросят его в реку, просто чтобы увидеть всплеск, он знал, что это не так. правда. Это не могло быть правдой. Что бы сделали эти люди, если бы он играл за них? Как бы его разум ни пытался выродить эту мысль, шептать, что они будут смеяться над ним и высмеивать его, что они возьмут гитару из его рук и бросят его в реку, просто чтобы увидеть всплеск, он знал, что это не так. правда. Это не могло быть правдой. Что бы сделали эти люди, если бы он играл за них? Как бы его разум ни пытался выродить эту мысль, шептать, что они будут смеяться над ним и высмеивать его, что они возьмут гитару из его рук и бросят его в реку, чтобы увидеть всплеск, он знал, что это не так. правда. Это не могло быть правдой.
«Мне нужен хит», - объявил Кастро, кладя гитару позади себя. “Чей гребаный сорняк?”
Пока несколько человек пытались вытащить косяк, чтобы поделиться с ними рок-богом, Джейк пошел вперед. Позже он скажет себе, что именно алкоголь, текший по его венам, заставил его сделать что-то настолько необычное. И, возможно, это как-то связано с этим. Но это, несомненно, было больше, чем просто жидкое мужество. Джейк хотел играть для этих людей, хотел видеть обожание в их глазах, направленных на него .
“Wassup, чувак?” Кастро поприветствовал Джейка, увидев его стоящим перед ним, стандартно кивнув головой, как обычно бывает с лессером, имя которого невозможно вспомнить.
«Хорошая гитара», - сказал ему Джейк. “Вы не возражаете, если я … вы знаете … проверю?”
“Ты играешь?”
Джейк робко пожал плечами. «Немного, - сказал он.
Кастро ухмыльнулся. “Нет дерьма?” он сказал. Он взял гитару и передал ее Джейку. «Вот, пожалуйста. Давайте послушаем, что у вас есть». Выражение его лица подразумевало, что это будет забавно.
Джейк взял ее, несколько раз поднял, чтобы прочувствовать это. Это действительно был дешевый кусок дерьма, вряд ли достойный называться музыкальным инструментом, но все же это было волшебство в создании. Он шагнул на несколько футов вправо и сел по другую сторону от Мэнди, которая, как обычно, игнорировала его. Он провел пальцем по струнам, издавая бренчание.
«О, да, детка», - сказал Кастро со смехом. «Ты гребаный рок, чувак».
«Черт возьми, - вставил какой-то другой мудрец. - Эрик Клэптон, съешь свое гребаное сердце».
Это вызвало взрыв смеха в толпе, короткий и слегка презрительный. Джейк проигнорировал это и несколько раз бренчал на струне E, прислушиваясь к тону. Он протянул руку и повернул ручку настройки на пол-оборота.
“Эй, какого хрена ты делаешь?” - сказал Кастро. «Я только что настроил эту штуку».
«Должно быть, он расстроился, когда ты играл», - сказал ему Джейк. «Я просто получаю это обратно».
«Для меня это звучит нормально».
«Что ж, трудно сказать без камертона и всего этого шума. Я закрою его через минуту».
«Подожди минутку …» - начал Кастро.
Поворотный момент в жизни Джейка мог бы закончиться прямо здесь. Кастро не хотел, чтобы какой-то слабак возился с его гитарой, и собирался вернуть ее. Джейк не стал бы бороться с ним за это. Если бы его забрали из его рук, он просто вернулся бы в свою первоначальную группу и продолжил свой вечер. Но затем Дуг Биль, примитивный член правящей клики стоунеров, претендующей на полноправное членство, выступил вперед с вырезанной вручную трубкой из марихуаны и бутановой зажигалкой. «Вот, Кастро, - сказал он. «Попробуй кое-что из этого. Мой брат купил это на Гавайях. Лучшее дерьмо, которое ты когда-либо куришь».
“Мауи Вауи?” - сказал Кастро, сразу теряя интерес к Джейку и гитаре.
«Спорим на свою задницу», - заверил его Дуг. «Это дерьмо стоит двадцать пять на восьмую».
«Я не курил Maui Wowie уже пару месяцев».
«Ну зажги это, брат. Зажигай».
Кастро взял из рук трубку и зажигалку и получил сильный удар. Затем он передал трубку Мэнди, которая получила почти такой же успех. Она протянула трубку поверх Джейка Джону Стэндману, сидевшему по другую сторону от него.
Джейк не возражал. Он продолжал настраивать гитару, ударяя по каждой струне несколько раз, а затем настраивая ручку, работая исключительно на слух. К тому времени, когда трубка была высосана и передана обратно Дагу, он уже настроил ее настолько, насколько позволяли дешевые обвисшие струны. Он сыграл несколько открытых аккордов, затем взял аккорд G и начал играть.