Карлос восхищался мужеством погонщика, силой воли, с которой он исполнял своё нелёгкое дело, и его своеобразными остроумными замечаниями. Кроме того, он заметил, что кое-что в этом человеке не вяжется с его принадлежностью к низшим слоям общества — его развитый ум, даже образованность, да и чисто внешне — его маленькая изящная рука в пылу увлечения беседой время от времени ложилась на стол. Казалось, что от рождения она приучена держать инструмент поблагороднее, чем хлыст погонщика. Хотя темпераментная речь Хулио была украшена многими поговорками и прочими проявлениями остроумия, с его уст не сорвалось ни одного бранного слова. «Я ещё никогда не имел дела с караванщиками, которые бы могли без проклятий или брани связать хоть десять слов», — думал Карлос.
Хулио же наблюдал за своим собеседником с гораздо большей проницательностью, чем мог вообразить Карлос. Во время ужина он узнал от слуг, что их молодой господин ласков, обходителен и во всей своей жизни никого не обидел. Поскольку он это теперь знал, то чувствовал большую симпатию к молодому человеку, печальный вид которого говорил о постигшем его большом горе.
— Ваше благородие, Вы наверно утомлены моими разговорами, — сказал он наконец, — пора, дать Вам возможность отдохнуть.
— Прежде чем Вы уйдёте, — сказал Карлос, — я хочу, чтобы Вы выпили со мною вина.
В комнате не было другого вина, кроме драгоценного хереса, принесённого заботливой Долорес. Думая про себя, что же Хулио скажет о прекрасном напитке, Карлос нашёл второй бокал.
Хулио, очевидно, человек умеренный, стал отказываться.
— Ведь я уже воспользовался гостеприимством Вашего благородия.
— Это не помешает Вам поднять бокал за моё благополучие, — сказал Карлос, наполнил бокалы вином и больший из них передал Хулио.
Это было незначительное действие, но до конца своих дней Карлос благодарил Бога, что Он внушил ему мысль подать погонщику бокал с вином.
Хулио поднёс бокал к губам и очень серьёзно произнёс:
— Да даст Вам Бог счастья и благополучия, мой благородный господин.
Карлос тоже опустошил свой бокал, довольный тем, что он снял с него унизительное чувство усталости. С горькой усмешкой он ответил:
— Едва ли мне теперь на пути встретится счастье…
— Но почему, сеньор? С Вашего позволения, Вы молоды, любезны, высокообразованны, и, как я слышал, Вас ждёт блестящее будущее.
— Всё это не охраняет от несчастья.
— Пусть Бог даст Вам утешение.
— Я благодарю Вас за Ваши добрые слова, — вскользь заметил Карлос, чувствуя, что сказал лишнее, — я думаю, у каждого есть свои неприятности, и в основном люди с ними справляются, надеюсь, я тоже справлюсь.
— И всё-таки, пусть Бог даст Вам утешение, — задумчиво и серьёзно повторил погонщик.
Карлос, удивлённый, посмотрел на него с некоторым любопытством.
— Сеньор, — Хулио немного наклонился вперёд и тихо и осторожно произнёс, — может Ваше благородие ответить простому смертному на один только вопрос: Вы знаете Бога?
Карлос вскинулся. Разве перед ним сумасшедший? Будто бы нет, все его произнесённые слова свидетельствовали об обратном. Он, очевидно, был весьма разумным, хотя и не слишком образованным человеком, говорившим с простодушной прямотой одарённого ребёнка. И теперь он поставил истинно детский вопрос, на который не смог бы, пожалуй, ответить мудрейший из людей. Растерявшийся было Карлос, в конце концов, решил воспринять вопрос как легкомысленный и необдуманный, и с долей иронии ответил:
— Да, в университете Алькалы я изучал теологию и получил степень лиценциата.
— Если Ваше благородие позволит, скажите, что значит это красивое слово «теология»?
— Вы наговорили мне столько умных вещей, а этого не знаете! Это наука о Боге.
— Значит Вам, Ваше благородие, известно кое-что о Боге, но разве знать Бога то же самое? Я много знаю про короля Карла, который сейчас в Сен-Жюсте. Я могу рассказать Вам историю всех его походов, но я никогда его не видел, с ним не говорил, и далёк от мысли считать его своим другом. Или, если погибнут мои мулы, или алгвазилы в Кордове арестуют меня из-за контрабанды, или случится со мной другое несчастье, послать к нему или пойти к нему самому в надежде, что он мне поможет или спасёт меня.
— Я начинаю Вас понимать, — сказал Карлос. В нём возникло подозрение, что погонщик — переодетый монах, хотя едва ли это было так, потому что его пышная чёрная шевелюра не носила никаких следов тонзуры.
— Так получается, что только святые знают Бога.
— Неужели, сеньор? Разве я так сказал? Напротив, я хотел сказать, что Господь наш Иисус Христос (при произнесении этого имени Карлос перекрестился, тогда как погонщик в своём увлечении темой, этого не заметил), чтобы люди научились узнавать Отца, чтобы явить Его всем, кто в Него поверит.
— Это очень простое и очень благословенное учение, — уклончиво ответил Хулио, — кто знает Бога, те счастливы, какое бы горе и несчастье не постигло их извне — в душе они спокойны и радостны.
— Вы советуете мне искать мира в религиозности?
— Нет, сеньор, не в религии Вы должны искать мира, но у Бога и во Христе, который открывает Его людям.
— Различие только в словах, а суть одна и та же.
— И опять-таки я осмелюсь в полном смирении возразить Вашему благородию, что это не так. Иисус Христос сам, Он один может дать человеческому сердцу мир и счастье. Терзает ли нас грех — Он сказал: «Тебе прощаются грехи твои», голодны ли мы: Он — хлеб, жаждем ли мы: Он — животворящий поток. Утомились ли мы? Он говорит: «Придите ко Мне все труждающиеся и обременённые, и Я успокою вас».
— Послушайте, кто, или, что Вы такое? Вот Вы приводите мне слова Священного Писания, Вы что, читаете латынь?
— Нет, сеньор, — смиренно ответил погонщик и опустил голову.
— Нет?
— Нет, сеньор, в самом деле. Но…
— Продолжайте же.
Хулио поднял глаза. Они блестели своеобразным блеском.
— Вы можете дать мне слово благородного человека, что не предадите меня?
— Никогда я Вас не предам.
— Я доверяю Вам, сеньор, и не считаю, что Вы способны предать человека, который Вам доверяет.
Карлос кивнул. Он устыдился, увидев устремлённый на него доверчивый взгляд.
— Хотя мне и непонятны причины Вашей осторожности, я тем не менее готов поклясться на распятии, что гарантирую полное молчание.
— Не нужно этого, сеньор. Ваше честное слово стоит того же, что и клятва, хоть я и предаю в Ваши руки свою жизнь, признавшись Вам, что осмеливаюсь читать Слово нашего Господа Иисуса Христа на родном языке.
— О, выходит, Вы — еретик? — воскликнул Карлос и невольно отшатнулся, подобно человеку, который только что поцеловал руку другу и увидел у него на лбу чумную язву.
— Это зависит от того, что Вы понимаете под этим словом. Многие люди, несравненно лучше меня, носят на себе это клеймо. Даже великого проповедника фра Константина, слушать которого собирается всё благородное общество Севильи, враги нередко называют еретиком.
— Я в Севилье жил и посещал теологические чтения фра Константина, — ответил Карлос.
— Тогда Вашему благородию известно, что во всей Испании нет христианина лучше него. Тем не менее он с трудом избежал преследования из-за ереси. Но довольно о том, что говорят люди, давайте лучше послушаем, что раз и на все времена сказал Бог, Его слова не могут ввести в заблуждение.
— Да, когда их объясняют правоверные учёные. Еретики толкуют их по своему усмотрению и даже искажают их смысл.
— Сеньор, Вы образованный человек, Вы можете читать эти тексты в оригинале и способны судить, насколько эти обвинения соответствуют истине.
Глаза Хулио сияли, лицо горело от волнения, и это волнение делало его довольно заурядные черты прекрасными.
Карлос был тронут. Помолчав, он сказал:
— Если бы я мог иметь то, что Вы называете Словом Божиим на родном языке, я бы наверно не отказался его прочесть. Если бы я нашёл в ней еретические искажения, то никогда не поздно такую книгу сжечь.
— Я могу вот в этот час вложить Вам в руки Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа, который недавно перевёл с греческого на кастильский учёный Хуан Перес.
— Что? Вы имеете это при себе? Ради Бога, принесите мне его, я хотя бы посмотрю на эту книгу!